– Да вы что же, вынуждены сдавать дачникам комнаты? И почём, если не секрет, сутки? – съехидничал полицейский.
– Хорошим людям отдаю даром.
– Ах, даром! А я было подумал, что господин студент ваш будущий, скажем так, родственник, – кивая в сторону Ксении, сказал полицейский.
– Вы не о том думаете, Николай Никифорович, – огрызнулся Папасов. – Думать надобно о безопасности горожан. У вас поджигатель по Ораниенбауму разгуливает, а вы никчёмные вопросы задаёте.
– А уж позвольте мне решать, чем интересоваться, – затряс головой собеседник. – Да будет вам известно, что в городе не имеется судебных следователей, как и судебного участка, даже мирового. Какое следствие? О чём вы?
– Но ваши подчинённые вправе вести дознание, – возразил Клим. – И если в ходе его проведения выяснится, что имеются веские основания для возбуждения уголовного дела, вы обязаны направить соответствующий рапорт в столицу. Закреплённый за безуездным городом Ораниенбаумом судебный следователь рассмотрит материалы и вынесет надлежащее постановление.
– Да что вы говорите? – картинно округлил глаза полицейский. – А я этого не знал. Благодарю за совет. Но позвольте мне самому решать, что и как делать на вверенной мне территории. А если вам охота ковыряться в трубах – извольте. Запрещать не буду. – Он обратился к Папасову: – Надеюсь, Иван Христофорович, вы довольны слаженной работой пожарной команды?
– Они просто молодцы.
– Им бы ещё третью наливную трубу заиметь.
– Насчёт этого не переживайте, – заверил фабрикант, – обязательно помогу. Я пришлю к вам управляющего, он передаст чек.
– А вот это другой разговор! В рассуждении всех этих страшилок – восковой головы и присланной домовины – не переживайте. Мои люди что-нибудь да разузнают. Честь имею, господа.
Полицмейстер уехал. Проводив его взглядом, Папасов сказал:
– А здорово вы его умыли! Вот что значит прочные знания. И это всего лишь после двух курсов университета?
– Да, но я дополнительно слушал лекции по химии и судебной медицине.
– Простите, а зачем?
– Мне было интересно, как, например, определить отравление человека, какие у него симптомы… К тому же никогда не знаешь, какие знания тебе пригодятся и в какой именно момент.
– Это верно. Но… – Фабрикант посмотрел Ардашеву в глаза и сказал: – Я, Клим Пантелеевич, очень вам обязан. Если бы не ваша находчивость, фабрика бы сгорела дотла за несколько часов. Но, видимо, само провидение мне вас послало. Поедемте на дачу. Накроем стол, отметим удачное тушение пожара. Сгоревший сарай с барахлом – чепуха. Построю новый. Завезу американские ткацкие станки – ух! – Он потряс кулаком. – Всю армию обеспечим парусиной. Начну производить не только пеньковые материалы, но и джутовые: мешки, палатки, нитки…
– Спасибо за приглашение, Иван Христофорович, но сейчас я мечтаю о бане. Она совсем рядом. Даже извозчик не нужен. Прогуляюсь. Отмою сажу и с удовольствием присоединюсь к ужину.
– А у нас на даче есть ванная. Не хотите ли ею воспользоваться?
– Не беспокойтесь. Меня вполне устроит и общая баня.
– Ну как знаете. Кстати, там можно почистить одежду и привести в порядок обувь. Вернут на выходе. Они тратят на это пятнадцать минут.
– Отлично! Это уж точно не помешает.
– И поскорее возвращайтесь. Мы будем ждать вас в китайской беседке.
– Благодарю.
Ардашев направился в сторону вокзала. Несмотря на происшествие, настроение у него было прекрасное. Он действительно спас суконную фабрику, догадавшись использовать локомобиль. Лишь разговор с полицмейстером оставил неприятный осадок – будто чернил с мухами напился. «Что поделаешь, полиция есть полиция. Мне иногда кажется, что российские стражи порядка созданы не столько для охраны общества от преступников, сколько для того, чтобы портить порядочным людям настроение. Очень уж хорошо им это удаётся», – философски рассудил студент и ускорил шаг.
Глава 9. Именной подарок
За столом в китайской беседке царило гастрономическое пиршество. Еду доставили из вокзального ресторана. Закуски состояли из рыбных слоёных кулебяк, икры чёрной и красной, салата из рябчиков, двинской сёмги, маринованной осетрины, солёных лимонов и почек телячьих в мадере с трюфелями. На горячее подали барон[41] барашка «Букетиер», «жаркое-пулярка»[42], салат «Паризьен» и салат со свежими огурцами. Десерт угодил всем. Тут было и фруктовое мороженое, и пирожные с заварным кремом, и миндальные шоколадные колечки. Мужчины пили «Мартель», а Елена Константиновна с Ксенией утоляли жажду шампанским «Ирруа-Каприз» и кофе.
Весь вечер разговор крутился вокруг находчивости Ардашева, предложившего весьма необычной способ тушения пожара. Студент смущался, говорил, что это решение пришло само собой, и вся заслуга принадлежит пожарным, боровшимся с огнём. Да и вообще всем повезло, что паровая машина была не потушена. Иначе бы пока её запустили, могла сгореть вся суконная фабрика.
– Вы, Клим Пантелеевич, не скромничайте, – улыбнулся Папасов. – Спасли нас от разорения в Ораниенбауме. Не потушили бы фабрику, пришлось бы вернуться в Казань. Там, понятное дело, всё налажено. Есть и кожевенные заводы, и суконные предприятия, но я ведь собрался их дочери передать, а сам хочу тут обосноваться. Здесь есть к чему руки приложить, и возможностей, как говорится, хоть впору четверым нести. Засела мне в голову одна мыслишка насчёт основания пароходной компании. Но я не собираюсь начинать с нуля. Лучше идти по уже проторенной дорожке, а вернее, по уже прорытому каналу кронштадтского купца Сидорова. Его дело на ладан дышит. Конкурирующее с ним «Ораниенбаумское пароходное общество» рано или поздно приберёт к рукам построенный им канал и все суда. Вы знаете, до чего докатилось их соперничество? Мало того что цены на билеты в Кронштадт у этих прохиндеев вдвое ниже, чем у Сидорова, так они ещё и устраивают на своих пароходах бесплатные концерты певичек и угощают всех шампанским. Вот я и подумал, а почему бы самому не отхватить кусок такого вкусного пирога и не опередить конкурентов Сидорова? У меня этот механизм давно отлажен. Я поставил своему комиссионеру задачу – скупить все долговые обязательства этого кронштадтского пароходовладельца. Неделю тому назад я получил из столицы телеграмму, что мой порученец приобрёл его векселя и залоговые бумаги на значительную сумму. Я уже нанёс Николаю Григорьевичу визит вежливости. Он ещё не знает, что его участь предрешена. Старик встретил меня радушно, начал угощать коньяком и фруктами. Добрый такой коммерсант с открытой душой. Выходец из крестьян Ярославской губернии. Такие иногда сами за прилавок становятся вместо приказчика. Всё мне о детях говорил да о внуках. Видно, что Сидоров успокоился и потерял хватку. Самое время начать с ним общаться по поводу продажи канала, парохода и двух буксирных катеров. Я хочу купить всё целиком, но в три раза дешевле реальной стоимости. Бедолага надеется, что его долги разлетелись по комиссионерским конторам, точно тополиный пух. Ан нет! Я их собрал в кучу и теперь предъявлю к оплате увесистой пачкой. Погасить их в одночасье он не сможет, да и отсрочки я не дам. Единственное, на что соглашусь, – поменять все его обязательства на канал и суда. А вот если бы моя фабрика сгорела, то эта прекрасная идея не осуществилась бы и долговые бумаги Сидорова пришлось бы продать с дисконтом гораздо бóльшим, чем при покупке. Всё бы улетело в тартарары. А теперь? Представляете какой профит у меня появится, если я смогу сам доставлять сырьё на фабрику, а потом и готовое сукно покупателям? Пущу свою пароходную линию до Петербурга. Закажу в Англии винтовой ледорез, а то и два. Поверьте, Клим Пантелеевич, мои конкуренты разорятся. А там, глядишь, и по Волге пойдут мои пароходы.
– Папочка, а тебе не жалко этого Сидорова? – робко осведомилась Ксения. – Он же не сделал тебе ничего плохого.
– Видишь ли, доченька, в нашем предпринимательском деле царит жёсткая конкуренция. Купцы делят мир на две категории: они сами и все остальные. Между нами ведётся борьба за деньги второй половины – тех самых остальных. И здесь нет ни жалости, ни доброты. Наши действия ограничивает лишь закон. Поэтому мы вправе действовать любым законным способом.
– Простите, Иван Христофорович, а как же нравственность? – покачал головой Клим. – Она, на мой взгляд, заставляет придерживаться тех основ поведения, которые и делят людей на порядочных и не очень.
– Вы совершенно правы, Клим Пантелеевич. Это так. Только нравственность внутри нашего купеческого сообщества иная. Понимаете, купечество – это некое товарищество с собственным уставом. Однако и здесь есть свои границы. Тот, кто устроил пожар, перешёл все допустимые пределы поведения.
– Поджёг – преступление, предусмотренное Уложением о наказаниях. Жаль, что полицмейстер не хочет провести дознание, хотя это его прямая обязанность, – выговорил Ардашев и, глядя в тарелку, добавил: – Первый раз в жизни пробую солёные лимоны[43].
– Это любимая закуска Ивана Христофоровича, – пояснила Елена Константиновна. – Он называет её а-ля Меншиков.
– Основатель Ораниенбаума любил это блюдо, но справедливости ради следует сказать, что оно было известно в России ещё раньше. Солёные лимоны всегда подавали вместе с жарким. Чаще всего они соседствовали с жареными рябчиками. В нашем случае – с пуляркой.
– Надо же, – улыбнулся студент, – я сейчас как раз читаю книгу о светлейшем князе. Очень интересная личность и спорная.
– Интересно услышать о нём ваше мнение, – проговорил Папасов.
– Я бы разделил поступки Александра Даниловича на два периода: один – во время жизни Великого преобразователя, другой – после его смерти. Когда князь находился рядом с императором, то это был ярый государственник и храбрый военачальник, а уже во времена царствования Екатерины I и Петра II Меншиков превратился в нувориша, замахнувшегося на царский трон через планируемый брак дочери и совсем юного государя. Но как бы мы ни относились к нему, бесспорно одно: светлейший князь – сильная личность, заслуживающая уважения. Чего только стоит его мужественное принятие известия о ссылке в Сибирь и конфискации всего имущества, включая одежду? А кончина в дороге жены? Смерть старшей дочери в Берёзове?