– Да, я читал, что Меншиков всегда любил роскошь. Его карета имела столь шикарную отделку, что сам царь многократно пользовался ею, когда ему приходилось встречаться с высокими иностранными гостями. У Петра ничего подобного не было. В повседневной жизни самодержец предпочитал быструю езду в одноколке[47], которой сам и управлял. Однако государь всячески поощрял стремление князя к богатству, поскольку в Ораниенбауме часто проходили дипломатические приёмы, устраиваемые хозяином дворца за свой счёт. Да и сам Пётр с Екатериной нередко у него гостили.
– Верно. Покои Петра в Большом дворце намного скромнее меншиковских. Вы считаете его казнокрадом?
– Скажу так: он путал государственный карман и собственный. Справедливости ради стоит упомянуть, что князь неоднократно выплачивал жалованье воинским частям из собственных денег, когда казна была пуста. Я читал одну из его челобитного царя. Он пишет Петру, что потратил на казённые нужды – приобретение походных палаток, закупку провианта, лошадей и фуража – около ста пятидесяти тысяч собственных рублей, а потом, как выяснилось, вернул из казны уже на десять тысяч больше, но в виде земельных наделов. Существенные траты он понёс, оплачивая подкуп чиновников за рубежом, сообщавших русским посланникам разведочные данные. И Пётр об этом знал. Это Александра Даниловича и спасало. Ведь за казнокрадство и мздоимство царь крайне жёстко обошёлся с вице-губернатором Санкт-Петербурга Римским-Корсаковым, действовавшим не столько в своих интересах, сколько в интересах того же Меншикова. Его публично высекли кнутом, прилюдно прижгли язык и сослали в ссылку, конфисковав всё имущество. Так же царь поступил и с князем Григорием Волконским, генерал-майором, руководившим Тульским оружейным заводом.
– О, у вас обширные исторические познания!
– Напротив, они поверхностные, потому что я читаю только то, что увлекает. Меня почему-то совершенно не интересует период татаро-монгольского нашествия.
– А история Казани?
– Я там никогда не был. Но если бы меня занесла туда судьба, то заранее прочёл бы что-нибудь о Казанских походах Ивана Грозного. – Клим помолчал, а потом спросил: – Ваш дедушка до сих пор служит в казанском банке?
– Скорее числится там, чем служит. Ему уже семьдесят семь.
– Интересно, а как он выглядит?
– Смуглый, стройный, с густыми седыми усами и бородой. У него есть примесь татарской крови. А почему вы меня об этом спрашиваете?
– Вчера, когда ваш отец пригласил меня в кабинет, я увидел фотографическую карточку вашей mamá. Меня удивило, что она тоже была брюнеткой с восточными чертами лица, как и Елена Константиновна. Если бы я не знал, что вы дочь Ивана Христофоровича, я бы никогда в это не поверил.
– Видимо, какой-то дальний предок по маминой линии передал мне свою необычную внешность, – заметила она, а потом посмотрела на Ардашева и спросила: – Вы находите меня уродливой?
– Что за глупости! – возмутился студент и вдруг покраснел до самых кончиков ушей.
– Может, я и не безобразная, но любоваться мною тоже не особенно хочется, правда? Кому может понравиться рыжая, конопатая, несколько упитанная барышня, да ещё и в очках?
– Я совсем не это имел в виду.
– Ладно, – вздохнула она, – чего уж там! Слезами горю не поможешь. Предлагаю осмотреть Катальную горку.
– Забавное название. Наверное, будет интересно.
– Тогда давайте до неё и прогуляемся.
Они шли молча. В кронах парковых деревьев щебетали птицы. Высоко в небе парили стрижи и чайки. Темноватые облака пришли с моря и плыли по небу, как клочья корпии, нащипанной ветром. Солнце стояло в зените.
Вскоре, миновав лютеранскую церковь, пара оказалась перед необычным голубым дворцом, напоминавшим башню саженей[48] в десять высотой, выстроенную в четыре яруса, с расходящимися в стороны трёхэтажными квадратными выступами.
– Вот мы и на месте. Катальную горку воздвиг знаменитый Растрелли[49] в царствование Елизаветы. В самом верху устроены галерея и увеселительный домик с колясочками в виде колесниц, гондол и оседланных диких зверей. От вершины башни на полверсты[50] сделан деревянный скат с рельсами. Оттуда можно было катиться вниз, но сейчас они в ветхом состоянии.
– Жаль.
– Впереди ещё Фарфоровая башня – любимое место отдыха императрицы Елизаветы Петровны, дворец Петра III, развалины его крепости Петерштадт и Дамский домик, но, – лицо Ксении затуманило облако грусти, – честно говоря, мне больше не хочется гулять. Поедемте на дачу? Наверное, уже и обедать пора. Который час?
Клим щёлкнул крышкой карманных часов.
– Час пополудни.
– Скоро обед, а нам ещё надобно выбраться отсюда и найти извозчика. Вы согласны?
– Хорошо, – пожав плечами, выговорил Ардашев. – Раз уж вы проголодались, то другого выбора нет.
Уже сидя в коляске, Клим выговорил смущённо:
– Знаете, вчера Иван Христофорович подарил мне настоящий перстень Меншикова. Я отказывался как мог, но он настоял. До сих пор чувствую себя неудобно.
– В самом деле? – Поправив очки, барышня повернулась к студенту. – А впрочем, в этом нет ничего удивительного. Вы понравились папе, и даже очень. Он ещё не предлагал вам поступить к нему на заводы?
– Предлагал, но я отказался.
– От чего же?
– Хочу стать дипломатом.
– Вы правы, у каждого человека есть мечта, и он должен следовать ей, – глядя в глаза Климу, выговорила Ксения, как раз в тот момент, когда экипаж остановился у ворот дачи.
Елена Константиновна, Папасов и управляющий сидели в китайской беседке, ожидая, пока горничная накроет на стол. Папасов читал последнюю страницу «Кронштадтского вестника». Завидев Ардашева и дочь, он выговорил радостно:
– Вы очень вовремя. Я упросил Елену повременить с обедом. Хотел вас дождаться. Давайте к нам!
– Благодарю, – усаживаясь, проронил студент.
– А вы, Клим Пантелеевич, теперь местная знаменитость, – хитро улыбнувшись, вымолвила Елена Константиновна. – О вас в «Кронштадтском вестнике» целая статья на первой странице. – Она посмотрела на мужа и спросила: – Милый, какой там заголовок?
– Двадцать лет взаперти. Да вы сами прочтите, вот. – Он протянул газету.
Клим просмотрел текст и, отложив газету, заметил:
– Моя заслуга несколько преувеличена. Старушка сама себя спасла, пытаясь докричаться в трубу хоть до кого-нибудь. Понять не могу, почему раньше её никто не услышал?
– Так там же написано. Вы были первым и единственным квартирантом. До вас в мансарде никто не жил. У неё закончились деньги, и она решила сдать комнату.
– Да-да, – рассеянно проговорил Клим. – Я пропустил этот абзац.
Горничная принесла супницу со сборной окрошкой и начала наполнять тарелки. Между тем фабрикант читал «Петербургскую газету». Неожиданно его лицо побледнело, он прерывисто вздохнул, потом достал платок и промокнул лоб.
– Милый, что с тобой? – беспокойно выговорила супруга. – Тебе плохо?
Глотая волнение, катающееся по горлу, он проговорил:
– Похоже, на меня идёт настоящая охота. «Петербургская газета» сделала перепечатку статьи из «Казанских вестей». Пишут, что я специально купил некачественную заражённую муку и, получив государственные дотации, передал её голодающим. Уже семнадцать человек скончались от отравления, среди них девять детей. Во всём винят меня. Но этого не может быть…
– Позволите прочесть? – спросил Клим.
Папасов молча передал Ардашеву газету и поднялся.
– Что ни день, то плохая новость, – заложив руки за спину, устало пробормотал хозяин дачи.
Глаза Клима побежали по строчкам. Статья под заголовком «Благодетель или мошенник?» сообщала следующее: «Вопрос о мошенничествах в хлебной торговле при закупках хлеба для нуждающихся составляет в наше время злобу дня. Закупки зерна по поручению земств и городов делаются с лихорадочной поспешностью по большей части людьми малосведущими в бесчисленных изворотах нашей торговли. При подобной обстановке государственных закупок очень мудрено уберечься от мошеннических проделок разных мелких людишек, а иногда более крупных личностей, к которым, казалось, позволительно было бы предъявлять требование не только обычной коммерческой честности, но и даже сочувствия к тем, в чью пользу закупается хлеб, – к голодающим. Чем добросовестнее сам закупщик, чем дальше стоял он в течение прошлой жизни от разных уловок торгашеского мира, тем больше он рискует попасться на обман. А что, если закупщик опытный негоциант, провернувший за свою жизнь не одну сотню сделок? К сожалению, Россия – не Америка, где стоит заказать элеватору партию хлеба известного сорта и вы можете быть также уверены в соответствии всей партии муки образцу, как уверены в подлинности монеты, которой расплачиваетесь за хлеб. Нравственное чувство горожанина не может не восставать против фактов мошенничества и обмана, кои с лёгкостью факира вершат наши денежные мешки, давно забывшие, что такое совесть и честность. Куколь, спорынья, камни, грязь, сорные травы не числятся в списке предметов, указанных государством для закупок. Тем не менее именно эти суррогаты доставлены сегодня нашему крестьянину, который должен будет со временем уплатить за пуд этой дряни три пуда хлеба в урожайные годы (мука теперь у нас по 1р. 50 копеек за пуд). Правительство, надеюсь, примет энергичные меры для наказания мошенников. И в нашем родном городе, в Казани, обнаружилась громадная фальсификация хлеба, поставленная голодающим крестьянам компанией «Папасов и К˚».
Ревизионная комиссия казанской думы вчера произвела осмотр складов и муки, поступившей от компании известного в городе предпринимателя г-на Папасова И. Х. Осмотр проводился в присутствии всех членов управы, приглашённых комиссией экспертов и при участии трёх крупных хлебных торговцев нашего города. Внешний осмотр показал, что мука не удовлетворяет ни цветом, ни качеством. Более того, установлено, что в неё добавлен пережжённый молотый алебастр, продающийся на рынке по 5 копеек за пуд. Для более точного анализа, указанная мука была направлена на исследование в агрономическую лабораторию