– Но кто же это может быть? – почти шёпотом осведомилась Елена Константиновна.
– Кто угодно, – выговорила Ксения.
Показался управляющий. Подойдя к столу, он сухо отрапортовал:
– Деньги перевёл. Телеграмму отправил.
– Знаете, Андрей Владимирович, я тут подумал и пришёл к выводу, что одной телеграммой дело не решить. Поезжайте в Казань первым же поездом. В дороге прошу не задерживаться. За это время присяжный поверенный уже кое-что разузнает. Вы на месте лучше разберётесь что да как. Контролируйте этого Григориади. Он ещё тот фрукт! Гонору много, а работать ленится. Да и страхи нагонять на подзащитных любит. Сразу отпишите мне заказное письмо. И вообще, шлите отчёты со всеми новостями дважды в неделю. В крайнем случае отбивайте телеграмму, если что-то срочное. Мне надобно оставаться здесь и привести фабрику в порядок. Я не могу мотаться с одного места в другое из-за каждого газетного писаки. Кстати, разберитесь, кто таков этот мерзавец, подписавшийся «Правдоруб». И главное: успокойте Синебрюхова. Боюсь, как бы он лишнего языком не намолол. Болтливый малый и за воротник заложить большой любитель.
– Первый поезд в Петербург уходит в десять утра.
– Вот на нём и отправляйтесь, – велел Папасов и, вынув из бумажника несколько купюр, протянул их управляющему. – Это ваши командировочные. Все остальные траты в Казани с согласия моего бухгалтера, знакомого вам Алексея Петровича. Деньги выдавать будет он и отчитываться вам перед ним. Меня беспокоить по этим пустякам не стоит. Поужинайте на кухне.
– Благодарю, я не голоден, – забирая деньги, выговорил тот.
– Это уж, как угодно… Да, чуть было не забыл: мы со всеми рассчитались за работу на территории дачи?
– Скульптору остались должны двести рублей за каменных львов. Он собирался завтра утром прийти за деньгами.
– А почему так много? Мы ведь уже платили ему?
– Частично. Полностью с ним не рассчитались. С установкой скульптур им здорово пришлось помучиться.
– Ладно, завтра сам разберусь. Счастливо добраться.
– Честь имею, – бросил Плещеев и, опустив плечи, зашагал прочь.
– Зачем ты так с ним, милый? – спросила Елена Константиновна.
– Он человек военный. Вот я и разговаривал с ним, как принято у военных. А в чём, собственно, дело? Будешь скучать по нему?
– Какая глупость! Давайте-ка лучше выпьем.
– Вполне резонное предложение, – согласился Папасов, разливая алкоголь и лимонад.
На дорожке показалась горничная с кофейником в руках. Когда она вошла в беседку, Ардашев сказал:
– Дарья, вам придётся вновь ответить на мои вопросы. И я объясню почему. Если у вас действительно не было «Петербургской газеты», то, выходит, её подложили в стопку уже на даче. В таком случае мне придётся побеседовать с каждым человеком, который был сегодня здесь. Да, я потеряю время и отвлеку людей от выполнения своих непосредственных обязанностей. Но если после этого у меня появится уверенность в том, что никто из моих собеседников не мог подсунуть Ивану Христофоровичу злосчастную газету, то тогда я пойму, что вы мне в чём-то солгали. Вероятнее всего, после этого вас уволят. Естественно, я не хочу доводить дело до крайности. Однако у меня сложилось впечатление, что вы что-то недоговариваете.
– Спрашивайте, я всё расскажу, – ставя кофейник на стол, с готовностью пообещала служанка.
– Давайте начнём сначала. Вы купили газеты, и как дальше вы их несли? В двух руках? В одной? А может, вы их положили в сумку?
– Да, в сумку, в матерчатую. Я её сама шила. Без неё никак нельзя. Кроме газет много чего ещё приходится покупать. Я складываю в неё продукты, когда хожу на базар.
– Сегодня вы тоже там были?
– Хаживала, покупала оранжерейные помидоры и огурцы.
– Опишите ваш маршрут.
– Что-что?
– Расскажите, какой дорогой вы шли?
– Да как обычно: от вокзала забёгла на базарчик, оттуда по Кронштадтской вышла на Дворцовый, с него через развилку – на Еленинскую.
– И что же, вы ни с кем не разговаривали, никуда не заходили?
– Почему же? Господин один, важный такой, свободную комнату искал. Вот он и спросил, как пройти на Еленинскую. Я ему ответствовала, что сама туда иду. Тогда он остановил извозчика и сказал мне, что довезёт. Вот я и села в экипаж. Потому я быстро и приехала. А так бы пешей далече добираться.
– Сумку вы несли или он?
– Конечно, я. Он же барин.
– Где находилась сумка, пока вы ехали в коляске?
– На скамейке между нами.
– И газеты торчали из неё?
– А как же.
– А мог он сунуть вам другую газету?
– Нет, наверное. Но я же вперёд смотрела. Кто его знает?
– Откуда вам стало ясно, что он хотел снять комнату?
– Он газету в руках держал. Сказал, что все адреса прошёл, но они уже сданы дачникам. Последний остался на Еленинской.
– А когда вы расстались, у него в руках ещё была газета?
– Может быть, была, а может быть, и нет… Я ему мерси и до свиданьица. Что мне на барина засматриваться? – лукаво щурясь на Ардашева, выговорила она.
– А как он выглядел?
– Высокий. Виски светлые, седые или рыжие, точно не скажу. Усы такие же.
– Какого он возраста?
– Ну… – потянула она, – шестой десяток ему уж точно пошёл. Немолодой уже, но ещё ладный.
– Он кашлял?
– Да, платок ко рту прикладывал.
– Заикался?
– Нет, не заметила.
– Надеюсь, вы мне сказали правду.
– А на кой леший мне врать? Поведала всё как на духу. На кухне я ещё не прибралась. Я могу идти?
– Да, – кивнул студент.
– Давайте, Клим Пантелеевич, ещё по одной, – предложил Папасов, наливая водку.
Клим согласился, но потом лишь пригубливал рюмку. А фабрикант в этот вечер напился. Он поминал первую жену, нахваливал её и уверял, что скоро с ней встретится. Елена Константиновна обиделась и покинула беседку, а Ксения расплакалась. Постоялец с трудом убедил хозяина дачи, что пора идти спать. Пришлось выкурить с ним по папиросе и довести до дверей дома. Возвращаясь к себе, Ардашев заметил Ксению, ждущую его у дверей флигеля. Шагнув ему навстречу, она пролепетала:
– Клим, помогите, пожалуйста, нам. Вы же видите, что происходит с papá. А у него слабое сердце, ему нельзя пить. Прошу вас, отыщите злодея.
– Ксения, я попытаюсь сделать всё возможное, но я не волшебник. Я не имею права брать на себя обязательства, которые не знаю, как исполнить. Обещаю вам сделать всё, что в моих силах. А там как Бог даст.
– Я всё понимаю. Спасибо, что не отказали.
– Всего доброго. До завтра.
Но спокойной ночи на этот раз не получилось. Ардашев выкурил одну папиросу, потом другую… Он смотрел на небо, на слившееся с ним море, пытаясь отгадать очередной ход злоумышленника. Но мысли терялись, логика ломалась. Подозрения казались вздорными, а гипотезы смешными. В довершение ко всему мешал жалобный вой несчастной собаки, гремящей толстой цепью. Он был похож на человеческий плач. Так страдают от боли или нежданной беды. Ближе к утру появился хотя бы примерный план расследования. Клим заснул, но дважды вскакивал и смотрел на часы, боясь проспать важную встречу.
Глава 11. Скульптор
Надо признать, что во флигеле условия были не такие спартанские, как у недавней, теперь уже арестованной, хозяйки. Вместительный умывальник с большим зеркалом всегда был полон воды, а ведро с помоями кто-то вовремя выносил. Ретирадник находился за флигелем в пяти саженях и никаких неудобств не вызывал.
Ардашев себе не изменял и всегда возил с собой две-три пары нательного белья, носки, бритвенные принадлежности, набор для бритья, мыло «Цветочное», зубную щётку, порошок «Одонтин», венгерскую помаду для усов и одеколон «Гелиотроп». Он с удовольствием побрился, надел новую сорочку и, не забыв освежиться ароматной жидкостью, покинул уютное жилище.
На его счастье, у самого дома беседовали как раз те два человека, с которыми он и хотел встретиться: Папасов и мастер, устанавливавший львов на постаменте в первый день знакомства с хозяином дачи. Студент к ним и поспешил. Фабрикант, увидев Ардашева, улыбнулся и махнул ему рукой. Иван Христофорович выглядел настолько свежо, будто и не пил вчера вовсе.
– Доброе утро, Клим Пантелеевич. Знакомьтесь, это Павел Данилович Никитин, ваятель от Бога. Все скульптуры, которые у меня есть, – его работа.
– Ардашев.
– Рад знакомству, – вымолвил человек лет пятидесяти, с уже седыми, но густыми усами и бородой, одетый по-народному: картуз, простая ситцевая рубаха, подпоясанная тонким ремешком, штаны и матерчатые штиблеты. В руках он держал саквояж.
– Павел Данилович, – начал Клим, – вероятно, вы слышали о том, что несколько дней назад на имя Ивана Христофоровича пришла посылка с его восковой головой?
– А как же! Все рабочие об этом только и говорили. Как я понимаю, это чья-то глупая шутка.
– Вы её видели? – поинтересовался студент.
– Нет.
– А не могли бы взглянуть на неё и оценить работу этого мастера?
– Конечно.
Ардашев обратился к Папасову:
– Иван Христофорович, нельзя ли принести посылку?
Фабрикант кивнул, подозвал горничную, и почти сразу она появилась с уже знакомым ящиком из арборита. Клим принял его и снял покрывало.
– Мать честная! – рассеянно проронил скульптор. Справившись с первым волнением, он спросил: – А что вы хотите от меня узнать?
– Вы знаете кого-нибудь из скульпторов, кто занимается изготовлением восковых фигур?
– У меня таких знакомых нет. Мало кто возьмётся за эту работу. Это долгое и неблагодарное занятие. Труд очень кропотливый. Да и кому может понадобиться чужая восковая голова? Это же не гранитный бюст на могиле, верно? – Он задумался на мгновение, почесал щёку и сказал: – В Петергофе сейчас на гастролях паноптикум-музеум Шульце. Есть у них галерея механических восковых фигур. Я слыхал, что устроители этого развлечения всегда возят с собой человека, который может починить восковые фигуры. Ведь всякое бывает. Воск не только податлив, но и прихотлив. Он легко деформируется в жаркую погоду и плохо переносит мороз. Думаю, тамошний мастер вам расскажет больше.