– Пожалуй, с супружеством я уж точно повременю, – покачал головой Клим. – Поживу ещё немного без всякого рода нотаций.
– Да-да, все вы так говорите, пока какая-нибудь вертихвостка вам голову не вскружит.
– О! – ядовито ухмыльнулся Ардашев, – Вижу у вас большой опыт по части мужской психологии!
– К счастью, он пока основывается лишь на женских романах. Меня, если хотите знать, уже несколько раз сватали, да всех я отвадила. Им нужна не я, а деньги моего отца. А папа, слава Богу, умный человек и прекрасно всё понимает.
– Допускаю, но так вы рискуете остаться старой девой.
– А императрица Елизавета? Столько раз рожала, но под венец ни с кем не пошла. И что? Старой девой осталась? А Екатерина II?
– Пожалуй, я бы не советовал вам брать пример с императриц, чей моральный облик оставляет желать лучшего.
– Ого! – подперев руками бока, воскликнула Папасова. – Так вы ещё и женоненавистник?
– Ксения, что на вас нашло? Успокойтесь. У меня нет желания спорить с вами и тем более ссорится. Смею напомнить, что я занимаюсь проблемами вашей семьи… Если вас не устраивает моя компания, то вы вольны её покинуть. Но если вы хотите расследовать события вместе со мной, то прошу вас быть ко мне более благодушной. Позвольте я закурю?
– Курите сколько хотите, но знайте – никотин тоже убивает!
– Это верно. Но женские капризы убивают мужчин быстрее никотина и алкоголя. Женщина – существо ядовитое. Она опаснее анаконды. А знаете почему? – выпустив дым, осведомился Ардашев.
– Ну и?..
– Разбросав свои липкие сети, она легко влюбляет в себя доверчивого кавалера, а потом, играя страстью, коварно над ним потешается. Многие дамы хуже пауков, потому что они не только великолепные актрисы, но и обладают гипнозом.
– Вы рассуждаете как ветхозаветный бобыль: змея, паук… А хуже эпитетов не нашли?
Клим щёлкнул крышкой карманных часов и сказал:
– Давайте сменим тему. Восковая голова при такой жаре может потерять форму. Этого нельзя допустить. Улику мы обязаны сохранить. Я в Петергофе впервые и понимаю, что на осмотр всех достопримечательностей уйдёт несколько дней. Надеюсь, я ещё успею это сделать. До поезда осталось совсем немного времени. Нам следует поторопиться, пока воск ещё крепок.
– Однако вы мне так и не рассказали, что вам поведал мастер, с коим вы встречались.
– Предлагаю обсудить это по дороге. К тому же я хочу прибыть на вокзал чуть раньше, чтобы успеть купить путеводитель по Петергофу.
– Зачем он вам? Я успела осмотреть все его закоулки и могу провести вам экскурсию не хуже местного чичероне.
– Прекрасно! Я обязательно воспользуюсь вашей любезностью. Но печатные «гиды» – моя слабость. Я их собираю. В моей домашней коллекции есть справочники по Петербургу, Лондону, Нахичевани и Ростову-на-Дону, а теперь к ним добавятся ещё три города – Ораниенбаум, Кронштадт и Петергоф.
– Вы, что же, никогда не были в Москве?
– Был, но только на вокзале, пока ставропольский вагон перецепляли к столичному поезду. А так чтобы походить по городу – ещё не доводилось… Нам повезло – на горизонте коляска, и, кажется, пустая.
На вокзале Клим купил «Иллюстрированный Петергоф» и несколько свежих газет. Оставив Ксению в зале ожидания вместе с саком, он направился в билетную кассу, куда образовалась небольшая очередь. Выстояв десять минут, он вернулся. Дочь Папасова сидела на прежнем месте и утирала платком заплаканное лицо. Сака на месте не было.
– Ксения, что стряслось? Где сумка? – взволнованно выговорил студент.
– Её украли, – всхлипывая, вымолвила она и пояснила: – Подбежал какой-то сорванец и кинул мне вот это письмо. – Она протянула открытый конверт с вложенным в него полулистом. – Пока я его читала, сак исчез.
Клим развернул бумагу, и взору явились три предложения, написанные пером: «Дорогая Ксения, спешу раскрыть Вам правду: Вы не являетесь родной дочерью Папасова И. Х. и Вашей умершей матери. Вас забрали из приюта в Казани и удочерили. Ваш друг».
Послышались удары станционного колокола. Пассажиры потянулись на перрон.
– Нам пора занять место в вагоне.
– И что же? Вы никак это не объясните?
– Дело обстоит хуже, чем я ожидал. Двойник следит за нами и тоже возвращается в Ораниенбаум.
Глава 13. Повестка
Папасов и Елена Константиновна пили чай на веранде. Увидев Клима и Ксению, фабрикант поднялся, приветствуя:
– Добро пожаловать, молодые люди! Проходите, садитесь, присоединяйтесь к нам. Как поездка? Петергоф посмотрели?
– Нет, побоялись, что воск расплавится на такой жаре и голова деформируется. Но пока я стоял в очереди за билетами, у Ксении украли сак. Вина потери восковой головы лежит исключительно на мне. Я обязан был это предвидеть, и мне не следовало расставаться с ношей.
– Ну и чёрт с ним! – махнул рукой фабрикант. – Представляю разочарование воришки, когда он ознакомится с содержимым сумки.
– Полагаю, что кражу совершил не станционный жулик, а сам Двойник. И теперь он здесь – в Ораниенбауме.
Лицо Папасова стало серьёзным.
– Отчего же вы так решили?
– На вокзале в Петергофе какой-то мальчишка сунул мне вот этот конверт, – печальным голосом выговорила Ксения и протянула отцу письмо.
Фабрикант вынул складной лорнет и начал читать. Затем он задумчиво произнёс:
– Видимо, этот негодяй всерьёз взялся за нашу семью. Теперь его грязные руки дотянулись и до тебя, моя доченька. Странно, но почерк очень похож на руку нашего управляющего, – он повернулся к жене, – не так ли, Лена?
Супруга взяла письмо и зачем-то посмотрела его на свет.
– Если бы я не знала, что он уехал в Казань, то подумала бы, что это писал он, но поскольку этого не может быть, то, значит, это совпадение, – заключила дама.
– Папа, то, что сказано в письме, – это правда?
– Мы с твоей, теперь уже покойной, мамой договорились держать в тайне факт удочерения, чтобы не травмировать детскую душу. Мама не могла иметь детей, и потому мы обратились в приют.
– А почему вы не взяли похожую на вас малютку, а выбрали рыжую и конопатую?
– Там ты была единственным грудным ребёнком. Все остальные дети оказались старше.
– Кто мои настоящие родители?
– Я этого не знаю. Тебя подбросили на порог приюта в шестьдесят девятом году. В Казани тогда свирепствовала эпидемия холеры. Вымирали целые улицы. Как только ты попала в сиротский дом, нам сразу же об этом сообщили. Мы ждали, когда поступит грудной ребёнок. За последние двадцать два года твоей судьбой никто не интересовался.
– Мне нужно время, чтобы привыкнуть к этой новости.
– Разве теперь твоё отношение ко мне или к дедушке с бабушкой изменится?
– Нет-нет… Прости, папочка, я просто очень расстроена.
– Господи, когда же наконец закончится весь этот кошмар? – покусывая губы, выговорила Елена Константиновна.
Папасов обратился к Ардашеву:
– Удалось ли узнать что-нибудь новое?
– Мастер восковых фигур считает, что голову делал не скульптор, а художник. Скорее всего, это его первая работа. Об этом говорит ошибка при наполнении формы воском.
– Что ж, вполне это допускаю. Микеланджело Буонаротти и Рафаэль Санти на самом деле были не только скульпторами и архитекторами, но и художниками. Лишь только Донателло не брался за кисть, – блеснул эрудицией фабрикант.
– Нет ли среди ваших знакомых художника?
Коммерсант задумался на мгновение и покачал головой:
– Не припомню такого.
– Злоумышленник, которого мы окрестили Двойником, лепил голову три или четыре месяца. Технология вставки волос в причёску, усы и бороду требует титанического терпения. С маниакальным упорством он вживлял в воск специальной раскалённой иглой каждую волосинку. Представляете, сколько у него накопилось к вам ненависти? Исходя из этого, могу заключить, что он очень опасен… Неплохо бы, Иван Христофорович, чтобы на фабрике рядом с вами находился ещё какой-нибудь надёжный человек.
– Да-да, я подумаю над этим.
Папасов вдруг замолчал, вглядываясь в тень под деревьями. По дорожке шёл полицейский. Теперь его видели все.
– Вот уж не ожидал вас увидеть, – шагнув навстречу уже знакомому помощнику пристава, сказал он.
– Простите за беспокойство, но дело срочное. Из Казани нам прислали повестку для вас от судебного следователя первого участка. Вот, прочтите и распишитесь в получении. – Полицейский протянул кусочек серой бумаги, отпечатанный типографским шрифтом, с вписанными от руки дополнительными данными.
– «Министерство юстиции. Повестка № 865. Судебный следователь Круковский-Жданович на основании 23-й статьи Наказа судебным следователям призывает в свою камеру в 11 часов утра 3 июля сего года по уголовному делу для допроса в качестве свидетеля Папасова Ивана Христофоровича. С неявившимся по приказу следователя в назначенное выше время и не представившим уважительного объяснения о причинах неявки будет поступлено по 26-й статье наказа судебным следователям. Судебный следователь Круковский-Жданович, июня 22 дня 1891 года», – зачитал Папасов, потом поднял глаза и спросил: – Что значит статья 26 Наказа судебным следователям?
– В случае неявки без уважительных причин вы будете подвергнуты конвоированию в Казань.
– Это как же? – дрожащим голосом вопросил коммерсант. – Меня, действительного статского советника, как беглого каторжанина, повезут под охраной?
– До этого не стоит доводить, Иван Христофорович.
Потерев ладонью горло, фабрикант велел:
– Дарья, перо и чернильницу, живо!
Ожидая горничную, Папасов тревожно забегал глазами от Ардашева к Елене Константиновне и затем к дочери.
Как только на столе появились письменные приборы, он поставил размашистую подпись.
– Извольте.
– Благодарствую.
– А какие новости по поиску злодея, приславшего мне восковую голову, гроб с катафалком и устроившего поджог на фабрике?
– Очаг возникновения пожара ясен – ящик с ветошью. При такой жаре достаточно было кому-нибудь бросить в него тряпку, смоченную в керосине, и самовозгорание неизбежно. Дело могло дойти до вашей ответственности о нарушении правил против пожаров на фабриках и заводах. Если бы мы составили об этом протокол и отправили бы в мировой суд Петергофа, то вы бы ещё и штраф заплатили. Но мы этого делать не стали… А что касается восковой головы и гроба – да, штука неприятная, но всё-таки это не преступление. Нет основания для проведения дознания.