– Благодарю за откровенность и не смею задерживать, – буркнул хозяин дачи.
Пристав кивнул, убрал бумагу и удалился.
– Ну что же, у нас есть повод закатить прощальный ужин, – попытавшись улыбнуться, вымолвил негоциант, но его губы лишь вздрогнули и окаменели. Он повернулся к Ардашеву: – Клим Пантелеевич, приглашаю вас в Казань. Все расходы пойдут за мой счёт, включая обратную дорогу куда скажете: хоть назад в столицу, хоть домой в Ставрополь. А в случае поимки злодея я выплачу вам гонорар в тысячу рублей. Согласны?
– С одним условием, Иван Христофорович.
– И с каким же?
– Забудьте про тысячу рублей. Вы подарили мне перстень. Этого вполне достаточно. Я попытаюсь сделать для вас всё возможное, чтобы отыскать злодея, но не дам вам никаких гарантий. Преступник настроен очень серьёзно, поэтому я бы не стал исключать попытку покушения на вас. И до отъезда в Казань прошу вас не выходить за пределы дачи.
– Вашу руку, сударь! Как хорошо, что я вас встретил. Даже в самую тяжелую минуту вы не только сохраняете спокойствие, но и пытаетесь предугадать ход дальнейших событий, – расчувствовался коммерсант.
Ответив на рукопожатие, Клим сказал:
– Двойник будет нас сопровождать. Я в этом уверен.
– Я тоже должна ехать? – недовольным голосом осведомилась супруга.
– Нет-нет, вы с Ксенией остаётесь здесь. Я решу все вопросы в Казани и вернусь в Ораниенбаум. Здесь у меня много дел.
– Хорошо.
– Папочка, я тебя одного не брошу и поеду с тобой, – настойчиво проговорила Ксения.
– Ни в коем случае! Я не могу тобой рисковать. Прошу даже не обсуждать моё решение, оно окончательное. – Фабрикант глянул на циферблат карманных часов и добавил: – Я срочно уезжаю на фабрику. Надо отдать несколько распоряжений, подписать кой-какие бумаги и встретиться с одним коммивояжёром, продающим ткацкие английские станки; убеждает, что они лучше американских. Он ждёт моего приёма уже несколько дней. А к вечеру я вернусь, и мы закатим прощальный ужин. – Он обратился к жене: – Леночка, вели приготовить самые лучшие блюда и вина. Думаю, в семь пополудни мы вновь соберёмся здесь на веранде. Что-то не тянет меня сегодня в китайскую беседку. Хочется быть ближе к дому… Ну-с, адьё! – как-то печально улыбнулся Иван Христофорович и скрылся за дверьми.
Глава 14. В царстве мёртвых
I
Ардашев ушёл во флигель и плюхнулся на кровать не раздеваясь. Слава богу, он остался один, и теперь можно было не торопясь обдумать случившееся с ним за прошедшие несколько дней. «Я приехал сюда двадцать четвёртого, а сегодня двадцать восьмое. Всего пятый день в Ораниенбауме, а сколько всего стряслось! Побывал и в Кронштадте, и в Петергофе. Правда, там ничего не удалось толком посмотреть. Жаль. Но ничего. Завтра еду в Казань. Кто бы мог предположить? А вот – да-с, еду. И ни копейки не плачу. Я очень правильно сделал, что отказался от гонорара. Да и какое право я имею брать деньги? Я же не частный сыщик в какой-нибудь Америке или Англии. В России частный сыск запрещён. Хватит и перстня. Кстати, где он?» – мысленно озадачился Клим и, пошарив в чемодане, вытащил чёрную коробочку. Подарок оказался на месте. Студент вновь водрузил его на мизинец правой руки. Две литеры «А» и «М» смотрели на него, будто перенося на сто шестьдесят три года назад, когда Верховный тайный совет издал манифест об отправлении в ссылку второго человека в государстве без следствия и суда. «По сути дела, они убили Меншикова без какого-либо разбирательства. Впрочем, так же ранее поступал и сам Александр Данилович… Интересно, остались ли у него потомки?..»
Ардашев заснул и спал крепко, как спится в молодости, когда впереди ещё вся жизнь и любой недуг проходит сам собой. Солнце уже спряталось за горизонт, и птицы устроились в гнёздах на ночлег, когда к нему постучали. Студент поднялся и отворил дверь. Перед ним стояла Ксения. Её волосы были растрёпаны, а глаза заплаканы.
– Папа умер, – одними губами прошептала она. – Кучер вернулся. Сердечный приступ.
– Господи, как же так?
– Вы поедите со мной?
– Обязательно.
В коляске, рассчитанной на четверых седоков, уместились трое: Ксения, Елена Константиновна и Ардашев, сидевший спиной к кучеру, гнавшему лошадей так, будто покойника ещё можно было успеть воскресить. Экипаж влетел в фабричный двор и остановился рядом со входом в главную контору. Вокруг неё уже толпился народ, стояли полицейская пролётка и чья-то двуколка.
Клим помог дамам сойти и первый поднялся по ступенькам. В коридоре слышались незнакомые голоса. За спиной раздавался частый стук дамских каблуков. Он остановился у открытой двери. Прямо перед ним за столом сидел Папасов. Его глаза были широко раскрыты. Из правого уголка губ выступила уже чуть подсохшая желтоватая пена. Левая рука лежала на груди в области сердца, а правая – висела плетью. В комнате находились врач (это было понятно по медицинскому несессеру) и уже изрядно поднадоевший помощник пристава первого участка. Шагнув в кабинет, Ардашев отошёл в сторону, пропуская вперёд жену и дочь фабриканта.
– Папочка, милый, родной, – расплакалась Ксения и, обняв сзади отца, произнесла: – Ну почему, почему, почему?..
– Примите мои глубочайшие соболезнования, – слегка склонив голову, выговорил помощник пристава.
– Сочувствую вашему горю, – присоединился доктор.
Едва сдерживая слёзы, вдова кивнула в знак благодарности.
– Отчего умер Иван Христофорович? – осведомилась она.
– Положение тела и наружный осмотр показывают, что, вероятно, у господина Папасова случился паралич сердца, – отрапортовал медик и тут же спросил: – Скажите, он страдал сердечным недомоганием?
– Да, врач посоветовал ему отдохнуть здесь, у моря, чтобы подлечить нервы. Доктор предупреждал, что не исключена остановка сердца. Он слишком много работал.
– А другие заболевания у него были?
– Да так, ничего серьёзного. Бывало, горло застудит или спину на сквозняке… Ногу однажды подвернул. А вот с сердцем – да, страдал. Иногда и задыхался.
– Вам необходимо письменное заключение о смерти или достаточно простого разрешения на погребение? – спросил полицейский.
– Я не знаю, – вытерев кружевным платочком слёзы с красивых глаз, ответила вдова, но потом подумав, уточнила: – Лучше, конечно, письменное заключение.
– Хорошо, но оно будет носить вероятностный характер, ведь точная причина смерти может быть установлена только в результате вскрытия.
– Оно обязательно?
– Совсем нет. Всё зависит от вашего желания.
– Нет-нет, я не хочу издеваться над мёртвым. И так всё ясно.
Клим тем временем осматривал стол. Телефонный аппарат, письменный прибор, счёты, стопка белой веленевой бумаги, мраморный стакан с отточенными до иголочной остроты карандашами, блокнот в кожаном переплёте и деревянная коробка с эмблемой английской фирмы, выпускающей ткацкие станки. В ней находились образцы разных видов сукна, изготовленных на этих машинах. Рядом лежала брошюра, рекламирующая эти агрегаты. Кусочки тканей имели тёмные пятна. Вероятно, они были пропитаны каким-то веществом, от которого шёл незнакомый запах. Ардашев понюхал материю, и у него закружилась готова. Он тотчас закрыл коробку, вытер платком выступившую на лбу испарину и, подойдя к трупу, присел около висящей правой руки. Рассмотрев её, он поднялся и сказал:
– Позволю себе не согласиться с выводом доктора. Наличие пены в уголках рта покойного говорит об отравлении.
– Простите, с кем имею честь?
– Ардашев Клим Пантелеевич.
– Врач?
– Нет, студент.
– Митрохин Олимпий Панкратович, врач с двадцатипятилетней практикой, – отрекомендовался доктор и спросил: – Разве вам не известно, что при сердечном ударе наличие пены – весьма частое явление?
– Вы правы, но пена должна быть белого цвета, а не жёлтого, как в данном случае.
Врач протёр стёкла очков носовым платком и, вернув их на переносицу, принялся разглядывать лицо покойного. Затем повернулся и заключил:
– Лёгкий желтоватый оттенок действительно имеется, но он существенно отличается от того, который бывает при отравлении цианидом. Я не уверен, что этот налёт связан с каким-либо ядом. Это может быть признаком отёка лёгких. Вы же видите, что смерть наступила почти мгновенно. Господину Папасову стало плохо с сердцем, на это указывает ладонь, лежащая на левой стороне груди. Простите, вы будущий врач?
– Нет, я учусь на факультете восточных языков, но я прослушал курс лекций по судебной медицине.
– Что ж, это похвально. Только теория без практики – вещь малополезная.
Ксения закатила глаза и стала сползать вниз по стене. Клим подхватил её под руки и усадил на стул, потом сорвал занавеску с окна, накрыл труп и сказал:
– Предлагаю провести обсуждение в другой комнате или в коридоре. Иначе Ксения Ивановна никогда не выйдет из обморочного состояния.
Когда дверь кабинета закрыли, студент обратился к вдове:
– Елена Константиновна, надобно произвести вскрытие. Только так мы сможем доказать, что в этих стенах было совершено убийство. Где гарантия, что преступник остановится? А если нет? Вы, как и Ксения, также можете стать его следующими жертвами. Двойником должны заниматься судебный следователь и полиция, а не дилетант вроде меня.
– Ивану Христофоровичу уже ничто не поможет. А нам ещё предстоит доставить тело в Казань и организовать похороны. При такой жаре и долгой дороге – это непросто. – Она повернулась к полицейскому: – Скажите, сколько времени займёт вскрытие?
– Думаю, завтра оно будет окончено.
– И я смогу забрать тело?
– Если подтвердится, что смерть наступила в результате паралича сердца, то вам его выдадут и вы получите разрешение на погребение. Если же прозектор придёт к выводу, что смерть наступила в результате внешнего воздействия, то придётся дождаться судебного следователя из столицы. Вероятнее всего, он вынесет постановление о проведении химической экспертизы желудка покойного. Но у нас нет подобной лаборатории, стало быть, её проведут в Санкт-Петербурге. Получив экспертное заключение, следователь будет обязан уведомить прокурора и прийти к одному из решений: либо возбудить уголовное дело, либо нет. И лишь затем он решит судьбу покойного. Учитывая, что следователь будет здесь наездами, а также принимая во внимание его загруженность и исходя из имеющегося опыта, могу предположить, что на всё уйдёт максимум дней десять – двенадцать. Самое много – четырнадцать.