– Московским, естественно. На одной из станций выяснилось, что мы потеряли вагон, но стояли там недолго. Так без него и приехали в Нижний. Но в городе у меня были дела, потому лишь сегодня утром я сел на наш пароход. А почему вы спросили меня об этом?
– Мы с вдовой и оказались в том отцепленном вагоне.
– Да вы что? – воскликнул Волков, прикрыв от удивления ладонью рот.
– Каким-то чудом мне удалось привести в движение тормоз на задней площадке…
– Неужели? – Он отступил на шаг и всплеснул руками. – О! Я горжусь знакомством с вами! Я поселюсь в гостинице «Европейская», что на Воскресенской улице. Если хотите, заходите. Посидим в ресторане, выпьем. Вы чрезвычайно интересный молодой человек. – Негоциант вдруг задумался, его лицо погрустнело. Помолчав несколько секунд, он изрёк: – Жаль только, что вы обо мне плохо думаете. Мироеда Папасова я не убивал, и вагон тоже не отцеплял. Позвольте откланяться.
– Честь имею, – проронил Ардашев.
Дождавшись, когда коммерсант скроется из вида, Клим посетил рубку, рассказав капитану о случившемся происшествии в каюте Папасовой. Он тотчас вызвал несколько матросов и опросил их, включая вахтенного, но выяснилось, что никто не видел человека, цепляющего с крыши рыбацкую сеть с восковой головой. Студенту осталось лишь поблагодарить капитана за внимание к происшествию и вернуться к вдове.
Елена Константиновна уже собрала вещи и привела себя в порядок. Она была прекрасна в синем батистовом приталенном платье с длинными рукавами, украшенном тончайшим кружевом ирландского гипюра, и юбкой, отделанной сутажом.
– Где вы так долго были? – осведомилась она. – Я уже начала за вас беспокоиться. Подумала, вдруг преступник уже и на вас напал?
– Если бы подобное случилось, я бы этому искренне обрадовался, обезвредив негодяя.
– О! Вы так уверены в своих силах?
– У меня есть для этого некоторые основания. Но, отвечая на ваш вопрос, скажу, что я разговаривал с одним из возможных претендентов на Двойника.
– Как? – Она подняла брови, превратив лоб в гармошку. – С кем?
– Помните купца Волкова, которого мы подозревали в спаивании рабочих суконной фабрики, организации забастовки и поджога сарая?
– Он что – здесь?
– Да, и зачем-то плывёт в Казань. Но самое интересное заключается в том, что он был в нашем поезде и сам мне рассказал про отцепленный вагон. В Нижний, понятное дело, он прибыл раньше нас. Более того, он даже в курсе ситуации с отравленной мукой. Вот, – он протянул газету, – полюбуйтесь. О покойном Иване Христофоровиче и массовом отравлении крестьян даже здесь написали.
– Я не хочу ничего читать, – тихо вымолвила вдова. – С меня хватит ужасов. А что сказал капитан?
– Ничего определённого. Принял к сведению случившееся. Вахтенный матрос никого на крыше не видел… Но давайте меняться каютами.
Ардашев взял чемодан вдовы и отнёс к себе. Назад он уже вернулся со своим багажом.
– Уже пора обедать. Вы составите мне компанию?
– Безусловно. Вас нельзя оставлять одну.
– Понять не могу, почему Двойник теперь и ко мне привязался?
– У меня есть догадки на этот счёт, но обсуждать их нет никакого смысла. Гадание на кофейной гуще.
– А я бы с удовольствием выпила чашечку кофе и съела бы чего-нибудь…
– Что ж, тогда предадимся чревоугодию. Только позвольте я вас угощу.
– Нет-нет, все командировочные расходы – за мой счёт. Мы же договорились.
– Сейчас я нарушу договорённость. Я буду чувствовать себя неловко, если за меня будет расплачиваться дама. К тому же я ещё не совсем истратился.
– Клим Пантелеевич, вы, случаем, не ухаживаете за мной? – с хитрой улыбкой спросила Папасова. – Но только честно ответьте.
У студента Ардашева предательски загорелись уши, а потом покраснели щёки.
– Нет, хотя со стороны так может показаться. Я обязан находиться с вами рядом, пока не найду Двойника.
– А я надеялась на совсем другой ответ, – наигранно вздохнула вдова. – Ладно, я позволю вам сегодня угостить меня. Но только в виде исключения.
Меню ресторана «Пётр Великий» отличалось не только разнообразием, но и относительной дешевизной. К примеру, стерляжья уха стоила всего 50 копеек (все цены давались в копейках), поросёнок под сметаной – 35, паровая осетрина – 50, рябчик целый – 50, дупеля и бекасы – 50, тетерев или куропатка – 50, икра паюсная – 50, любое пирожное – всего 5 копеек за штуку. Рюмка водки вёдерного разлива обходилась вояжёру в 5 копеек, а очищенная – 10, коньяк или ром – 20, стакан[78] любого вина – 30 копеек. Понятное дело, что пароходные компании соперничали между собой, стремясь удивить не только первый класс, но даже и четвёртый. Стоимость обеда и ужина, состоящих из щей с мясом (в постные дни – щей с рыбой) и куском чёрного хлеба, обходились каждому человеку всего в 20 копеек в день. Но была оговорка: «Щи подаются на артель количеством не менее пяти человек».
После обеда, когда спала жара, Клим и вдова сидели на палубе, наслаждаясь окрестными видами. Мимо них проносились небольшие волжские города и деревни, жители которых имели богатую историю разбойничьих шаек и набегов на торговые парусные суда. И Климу чудилось, что где-то там, в нависших над рекой сумерках, из глубины веков слышалось: «Сарынь на кичку!»[79]
Глава 19. Казань
I
Казань – город на костях стоит,
Казанка – речка кровава течёт.
Мелки ключики – горючи слёзы,
По лугам-лугам все волосы,
По крутым горам все головы,
Молодецкия – всё стрелецкия…
Казань встретила «Пётр Великий» так же, как она ежедневно принимает пятнадцать пассажирских пароходов, пристающих к её пристани. Лучи утреннего солнца осветили весьма неприглядные, грязные и местами обрушившиеся берега с домами на почерневших сваях и уже проснувшихся, несмотря на столь ранее время, разносчиков дешёвой снеди и нищих калек, просящих подаяние.
Сама пристань находилась в селении Устье, стоявшем в двух верстах от города и представшем собой нагромождение нескольких десятков деревянных, лишённых всякой архитектуры зданий, срубленных на скорую руку. В них расположились трактиры, дешёвые гостиницы и разного рода вертепы, именуемые кабаками. Порядочному человеку в них делать нечего. Собственно, это ещё не сам город, а его пригород, откуда следовало либо нанять экипаж, либо воспользоваться конкой. Естественно, Елена Константиновна ни о какой конно-железной дороге слышать не хотела, и Ардашев взял извозчика. Трудно было сказать, что было больше разбито – коляска или дорога, по которой она передвигалась. Вроде бы и мостили её, а ухабы, рытвины и выбоины заставляли седоков то и дело подпрыгивать и держаться за боковые ручки. Да и кучер, судя по всему, слово «баня» давно забыл. От него несло потом так, что дама то и дело прикрывала кружевным платочком нос.
Когда путь пролегал мимо промышленных предприятий, вдова пояснила:
– Здесь, в Адмиралтейской слободе, находятся все основные фабрики и заводы моего покойного мужа и мукомольная мельница Романова, где управляющий и нашёл продавца муки купца Синебрюхова.
– А почему слобода называется Адмиралтейской?
– Когда-то на месте этой самой мельницы Петр I и устроил адмиралтейство. А так вполне подходящее название. – Вдова улыбнулась. – Весной, когда вода разливается, сюда переходит пароходная пристань. Она лежит левее, у берега реки Казанки. Если захотите, то можете посетить два тамошних старых сарая. Сторож вам их откроет. В одном хранится галера «Тверь», на ней в Казань приплыла Екатерина II, а в другом – шлюпка императора Павла, он тоже здесь был. Слобода и город, как видите, соединены дамбой. Слева стоит памятник убиенным русским воинам при взятии Казани. Он жутковат внутри, но его стоит посмотреть, если вам выдастся время. Когда мы доберёмся до города, вы поймёте, что он делится на две части: левую и правую. В первой жизнь получше, она чище и привлекательная, а вторая – татарская, небогатая. Она начинается как раз той улицей, по которой мы уже едем, – Мокрой. Название говорит само за себя. Это болотистая местность и очень нездоровая. Эпидемии холеры, чумы и тифа всегда приходят отсюда. Обе части города разделены рекой Булаком и озером Кабан. Вы сами увидите это, когда решите прогуляться. У вас есть уже мысли, куда отправиться в первую очередь?
– Я хочу отыскать репортёра «Казанских вестей», написавшего статью про муку с куколем.
– Их редакция размещается в доме Парамонова, на углу Лядской улицы и Николаевской площади. Неподалёку от того места, где вы будете жить. У нас несколько домов. Есть и в Адмиралтейской слободе, и в Ягодной. Одна из тамошних улиц так и называется – Папасова. Но мы едем на Большую Казанскую. Это моё любимое место. Там есть гостевой флигель, в нём вы и поселитесь. Кстати, не забудьте перевести часы вперёд на один час шестнадцать минут.
– Благодарю вас.
– Не за что. Скоро мы будем на месте.
Двухэтажный особняк Папасовых, стоящий под номером четыре, выходил окнами на проезжую часть. Флигель, куда провели Ардашева, располагался в саду саженях в двадцати от основного дома. Клим едва успел разобрать вещи и умыться с дороги, как в дверь постучала горничная, пригласив его на завтрак.
Войдя в столовую, Клим невольно засмотрелся на Елену Константиновну. Она была уже в новом сиреневом платье, подчёркивающем её стройную фигуру.
– Прошу вас, Клим Пантелеевич, присоединиться к завтраку.
– Спасибо, – усаживаясь, выговорил Клим.
– Я звонила в контору, что находится в Адмиралтейской слободе. Плещеев, прочитав мою телеграмму, не стал дожидаться утра, а сразу же поехал обратно на пристань, – сооружая бутерброд, сообщила вдова.
– Это делает ему честь и говорит о снятии всяких подозрений в отношении убийства Ивана Христофоровича. Теперь понятно, что он находился в дороге, когда случилось отравление.