но рассуждал Ардашев. – Фотограф усадил клиента. Потом накинул на себя покрывало и, глядя в объектив, начал крутить колёсико, удаляя камеру от посетителя. «Болт», привязанный снизу, нельзя было увидеть либо почувствовать рукой. Бечёвка натянулась, привела в действие оружие, и боёк ударил по единственному патрону. Прозвучал выстрел. Поскольку местоположение тяжёлого деревянного кресла было неизменным, то не составляло труда прикрепить и направить ствол так, чтобы пуля угодила в голову тому, кто займёт «трон».
– Поверьте, я тут ни при чём! – дрожа от страха, тараторил мастер. – Вы даже представить себе не можете тот кошмар, который я испытал, глядя в объектив.
– Кто ещё был в ателье?
– Кроме меня, никого. Господин Александров – человек очень влиятельный и занятой. Ему было удобно фотографироваться именно в одиннадцать. Он протелефонировал ещё в девять тридцать утра и назначил время. Для меня большая честь видеть у себя такого посетителя. Я намеревался просить его оставить запись в книге почётных гостей и потому за полчаса до его прихода вывесил табличку «Закрыто». Встретив его у входа, я провёл клиента в залу. А дальше я уже вам всё рассказал. А вы, простите, кто?
– Прохожий, студент. Но раз вы уже пришли в себя и моя помощь вам не нужна – ждите полицию. Честь имею.
В коридоре Ардашев увидел ещё одну дверь и толкнул её, она со скрипом отворилась. У окна на деревянной треноге высился мольберт, на подоконнике – коробка с акварельными красками. Тут же стоял табурет, и на нём лежали какие-то мелкие предметы: скальпель, кривой нож, цанговый карандаш, кунья кисточка, скребок, игла, кусок пемзы, лупа… Тут же на полочке выстроились в ряд склянки с наклеенными на них ярлыками: «Скипидар», «Касторка», «Туш», «Соляная кислота»…
– Хозяин, что у вас стряслось? – В коридоре раздался официально-начальственный бас городового.
– Пройдите, пожалуйста, сюда, – боязливо пролепетал фотограф. – Труп здесь, в павильоне.
– Труп? Какой ещё труп?
– А вот…
«Надо поскорее уходить, – подумал Ардашев. – Сейчас главное – спасти вдову, а уж потом поймать Волкова».
Студент тихо покинул ателье, хотя колокольчик предательски звякнул. Через минуту из нотариальной конторы вышла Елена Константиновна. На её лице читалось разочарование.
– У вас всё хорошо? – осведомился Клим.
– Покойный муженёк сделал меня нищей. Все кожевенные заводы и суконные фабрики – Ксении. Дача в Ораниенбауме – тоже ей. А мне дом, где я сейчас живу и всего сто тысяч рублей. Остальные деньги на счетах, в том числе и заграничных, – доченьке. Теперь она завидная невеста и, кажется, влюблена в вас. Не упустите свой шанс, Клим Пантелеевич, – зло сощурив глаза, выговорила дама.
– Я подумаю над этим, – холодно ответил он. – Но сейчас я попрошу вас срочно поехать домой и никуда не выходить. Ваш кучер, как я понимаю, человек надёжный и довезёт вас без приключений. Заприте дверь и никого не впускайте. Я же должен найти преступника.
– А в чём, собственно, дело?
– Господин Александров не придёт навестить вас в восемь пополудни. Его только что застрелили в фотоателье. И я уверен, что это дело рук купца Волкова. Он и есть Двойник. Поэтому обсуждение моего возможного брака с Ксенией мы оставим на вечер. Вы не против? Позвольте я посажу вас в коляску и отправлю? Мне надобно спешить.
– Ах, господи-господи, страх-то какой! – закрыв ладонями лицо, заголосила Елена Константиновна. Вдруг она встрепенулась, открыла сумочку и протянула Климу крошечный пистолет. – Возьмите, это подарок мужа. Он заряжен. По приезде я решила носить его с собой, но сейчас он вам нужнее. И простите меня, Клим Пантелеевич, за дурацкие слова насчёт Ксении. Поверьте, я не хотела вас обидеть.
– У Ивана Христофоровича был отличный вкус. Он разбирался не только в красивых женщинах, но и в оружии, – усмехнулся студент. – «Ремингтон Дабл Дерринджер» – двуствольный карманный пистолет большого калибра. Легко прячется в муфте. Хоть имеет всего два патрона, но с близкого расстояния не оставляет жертве шансов на жизнь. Благодарю. Обязуюсь вернуть.
– Ничего-ничего, пользуйтесь. Скажите, а слова насчёт «красивых женщин» можно считать комплиментом в мой адрес? – кокетливо осведомилась вдова.
– Давайте обсудим это вечером, а сейчас я тороплюсь. Кучер стоит поодаль. Прошу в коляску.
Отправив вдову, Ардашев перешёл дорогу и направился в гостиницу «Европейская». Внутренний карман пиджака оттягивала тяжесть оружия. Портье, увидев вошедшего незнакомца, повёл бровями и спросил:
– Чем могу служить?
– Мне нужен господин Волков. В каком номере он проживает?
– К сожалению, сейчас его нет в отеле.
– Он съехал?
– Нет, они ушли по делам.
– А куда не сказал?
– Наши гости не обязаны уведомлять портье о своих планах, – пожав с усмешкой плечом, ответил тот.
– Но давно ли он убыл? – не терял надежду Клим.
– Сударь, мы не сообщаем посторонним господам сведения о проживающих.
Клим вышел на улицу. Швейцар стоял, как часовой на посту.
– Послушай, любезный. Купец Волков не знаешь куда уехал? – поинтересовался Клим.
– Я слыхал, как они с извозчиком договаривались.
Студент протянул двугривенный. Монета исчезла в кармане швейцара.
– На пристань, – поведал слуга.
– А оттуда куда?
– Тары-бары они вели с портье. Я случайно вроде бы разобрал…
Ардашев расстался с ещё одной монетой.
– В Верхний Услон господин Волков собирались. У портье выясняли, по каким часам на тот берег ходит земский перевоз.
– Спасибо, выручил, – кивнул студент и сунул швейцару гривенник.
– Ежели что, я вам ничего не говорил.
– Не беспокойся.
Ардашев махнул извозчику, стоявшему неподалёку.
Когда двуконная коляска подкатила, Клим велел:
– На пристань, к пароходу, что идёт в Верхний Услон.
– А который час?
Клим щёлкнул крышкой часов:
– Половина двенадцатого.
– Могём не успеть, тогда, барин, вам на берегу цельный час околачиваться придётся.
– А ты постарайся. Отблагодарю.
– Ну ежели по переулкам погнать, где фараонов нет?
– Давай-давай.
– Тогда лучшее держитесь.
Кучер свернул с главной улицы города и пустил экипаж рысью, удивляя прохожих.
Глава 20. Верхний Услон
Ардашев успел-таки сесть на пароходик, совершавший рейсы от разных берегов Волги каждые два часа (от казанской пристани земский перевоз ходил по чётным часам, а от Верхнего Услона в Казань – по нечётным). Сам путь занимал всего двадцать минут, и билет был дёшев – пять копеек.
Село раскинулось в одиннадцати с половиною верстах от города на противоположном, холмистом берегу реки и являлось первой от Казани почтовой станцией Симбирского почтового тракта. Название село получило от своих гор, заслонявших (по-старому «услонявших») губернскую столицу с запада от ветров. Судя по разговорам пассажиров, многие горожане купили здесь дома, используя их в летний период как дачи. А те, что победнее, снимали у старообрядцев австрийского священства[82] комнаты. И потому вся береговая полоса была населена дачниками, отдыхающими на высоких склонах, откуда открывался великолепный вид на главную реку России.
Уже на пароходе, глядя на часы и подсчитывая потраченное время преступником на совершение убийства банкира, Ардашев понял многое. Оставалось лишь прибыть на место и убедиться в собственной правоте.
Сойдя на берег, студенту пришлось нанять телегу, потому что экипажей здесь не было.
– Куда прикажете, барин? – спросил мужик.
– Часовня княгини Меншиковой. К ней и вези.
– Это совсем недалече, она на бобылёвской земле стоит.
– Он помещик, что ли?
– Кто?
– Бобылёв.
– Не, – засмеялся мужик, – крестьянин, такой же, как и я. У меня тоже свой надел есть, а извозом я подрабатываю.
– Так и поехали скорее. Чего ты ждёшь?
– Да это близко. Договариваться совестно о деньгах. Ежели хотите, можете пешком прогуляться. Тут напрямки недалеко – пол версты. Всё лучше, чем в телеге по дороге трястись. Нынче всем к этой часовне надобно.
– Кому это «всем»?
– Так я уже одного барина туда доставил. Серебряным полтинником одарили. Важный господин. Дай Господь ему здоровья на долгие лета. Это же мой дневной прибыток, да и то не всегда.
– А давно ли ты его отвёз?
– Тогда десятичасовой пароход пришёл из Казани. А у вас полуденный.
– Барин высокий, упитанный, усы напомаженные, да?
– Усищи тараканьи! И бабой от него несёт.
– Это как?
– Пахнет, как от барынь, что в шляпках ходют и цветочной водой себя брызгают.
– Тогда точно он. Поехали. Я тебе тоже полтинник дам.
– Правда? Не шуткуете? – вытаращив от радости глаза, спросил возница.
– Нет.
– Вот те на! Целковым нынче разживусь! Господи, радость-то какая! – перекрестившись, выговорил мужик и тронул вожжи.
Где-то вверху, в бездонной синеве неба, носились стрижи, а пониже – чайки. На склоне холма паслось стадо коров, а внизу раздавались гудки пароходов, идущих вверх и вниз по Волге. «Когда-то с того берега слышались песни волжских артельщиков, но с появлением пароходов бурлаки стали не нужны. Да и сами речные суда теперь не те, что были раньше. На многих установлены современные котлы, работающие на мазуте, а не на дровах, которые раньше либо загружали на пристанях, либо тянули на барже за пароходом, – размышлял Ардашев, полулёжа в телеге. – Но и парусных лодок хватает. Волга – та же Россия. Здесь технические новшества и ветхозаветный уклад – соседи. Так было всегда. Пётр с Меншиковым Петербург построили, подражая европейским городам, а мысль об отмене крепостничества у них не возникла. Сто тридцать шесть лет минуло после смерти Петра, пока Александр II не начал реформы. Сколько же ещё должно пройти времени, чтобы забитый русский крестьянин почувствовал себя хозяином на манер американского фермера?»