Она не ответила. Сейчас ее задачей было стереть грязь и разглядеть то, что скрывалось под ней. По мере того как исчезала корка засохшей земли, ее пульс учащался. И вот наконец отвалился последний кусочек грязи. Она устремила взгляд в лупу, разглядывая очищенный участок. Потом выпрямилась и посмотрела на Далджита.
– Ну что? – поинтересовался он.
– Взгляни сам. Это прямо с краю, на месте сочленения костей.
Он наклонился и посмотрел в лупу:
– Ты имеешь в виду маленькую трещинку? Это о ней ты говорила?
– Да.
– Она едва заметна.
– И все-таки она есть. – Маура глубоко вдохнула. – Я привезла с собой рентгеновские снимки. Они в машине. Думаю, тебе стоит на них посмотреть.
Дождь хлестал по зонту, когда она шла к месту парковки. Нажимая кнопку автоматического замка на своем брелке, Маура не удержалась и еще раз взглянула на поцарапанную пассажирскую дверь. Эта отметина предназначалась для устрашения. «Но меня она только разозлила. И теперь мне хочется дать сдачи». Она забрала с заднего сиденья конверт и, спрятав его под куртку, поспешила обратно.
Далджит с удивлением наблюдал за Маурой, пока та развешивала на экране проектора снимки Никки Уэллс.
– Что за дело ты мне хочешь показать?
– Убийство пятилетней давности в Фитчбурге, штат Массачусетс. Жертве раскроили череп, а потом сожгли тело.
Далджит нахмурился, разглядывая снимки.
– Беременная женщина. Практически на грани родов.
– Но вот что привлекло мое внимание. – Она указала на яркое серебристое пятнышко, внедренное в лобковый симфиз Никки Уэллс. – Я полагаю, это обломок лезвия ножа.
– Но Никки Уэллс была убита ударом домкрата, – возразила Риццоли. – Ей размозжили череп.
– Верно, – подтвердила Маура.
– Тогда зачем было орудовать ножом?
Маура показала на рентгеновский снимок. На кости плода на скелете таза Никки Уэллс.
– А вот зачем. Вот что на самом деле нужно было убийце.
Некоторое время Далджит молчал. Но Маура и без слов знала, что ему был понятен ход ее мыслей. Он вновь повернулся к останкам Карен Садлер. Взял в руки скелет таза.
– Срединный надрез брюшной полости, – сказал он. – А лезвие задело бы кость как раз там, где эта трещинка…
Маура представила себе, как Амальтея ножом вспарывает живот женщины с такой силой и яростью, что ее смогла остановить только кость. Она подумала и о своей профессии, в которой ножи играют столь значимую роль, вспомнила, сколько надрезов сделала за свою жизнь. «Мы обе режем, моя мать и я. Но я – мертвую плоть, а она живую».
– Вот почему мы не нашли костей плода в могиле Карен Садлер, – сказала Маура.
– Но то, другое дело… – Сингх указал на снимки Никки Уэллс. – Тот плод не изъяли. Он сгорел вместе с матерью. Зачем сначала делать надрез, а потом, так и не изъяв плода, убивать его?
– Потому что у ребенка Никки Уэллс был врожденный дефект. Амниотические перетяжки.
– Что это такое? – спросила Риццоли.
– Тканевые тяжи, которые иногда проходят через полость амниона, – пояснила Маура. – Если они опутывают конечность зародыша, то могут ограничить кровоснабжение и даже ампутировать конечность. Дефект был диагностирован у Никки на шестом месяце беременности. – Она снова указала на снимок. – Здесь видно, что у ребенка отсутствует правая конечность ниже колена.
– Это не смертельный дефект?
– Нет, ребенок родился бы живым. Но убийца сразу заметила дефект. Увидела, что ребенок ненормальный. Думаю, поэтому она его и не взяла. – Маура обернулась и посмотрела на Риццоли. Невольно поймала себя на том, что думает о ее беременности. Огромный живот, эстрогенный румянец на щеках. – Ей нужен был здоровый ребенок.
– Но Карен Садлер тоже не идеальный вариант, – заметила Риццоли. – Она ведь была только на восьмом месяце беременности. В этот период легкие еще не сформированы, верно? Ребенок мог выжить только в инкубаторе.
Маура перевела взгляд на кости Карен Садлер. Вспомнила то место, где они были обнаружены. Кости мужа, найденные в двадцати метрах. Они лежали не в одной могиле, а на некотором расстоянии друг от друга. Зачем копать две ямы? Почему не похоронить мужа и жену вместе?
В горле вдруг пересохло. Догадка повергла ее в смятение.
«Они были похоронены в разное время».
21
Коттедж съежился под тяжелыми от дождя ветвями деревьев, словно прогибаясь от их прикосновения. Когда Маура впервые увидела его неделю назад, она посчитала его просто унылым – так, мрачная хижина, задыхающаяся в наступающих лесных зарослях. Сейчас, когда она смотрела на него из автомобиля, ей казалось, что дом тоже разглядывает ее злобными окнами-глазами.
– В этом доме выросла Амальтея, – пояснила Маура. – Анне не составило труда добыть эту информацию. Ей достаточно было заглянуть в школьный архив Амальтеи. Или же разыскать в старом телефонном справочнике фамилию Лэнк. – Она посмотрела на Риццоли. – Домовладелица мисс Клаузен сказала мне, что Анна захотела снять именно этот дом.
– Выходит, Анна уже знала, что Амальтея жила здесь когда-то.
«И так же, как я, горела желанием разузнать как можно больше о нашей матери, – подумала Маура. – Понять женщину, которая дала нам жизнь, а потом бросила».
Дождь барабанил по крыше автомобиля и серебристой пеленой застилал ветровое стекло.
Риццоли застегнула молнию на своем дождевике и накинула на голову капюшон.
– Ну что ж, пойдемте заглянем внутрь.
Они побежали под дождем к дому и, поднявшись на крыльцо, отряхнули свои мокрые плащи. Маура достала ключ, который ей только что выдали в агентстве мисс Клаузен, и вставила его в замок. Тот поддался не сразу, как будто дом сопротивлялся, не хотел впускать ее. Когда дверь наконец удалось открыть, она угрожающе заскрипела, с неохотой признавая свое поражение.
Внутри было еще более мрачно, и Маура вновь испытала приступ клаустрофобии. В воздухе стоял кислый запах плесени, как будто сырость просочилась сквозь стены и впиталась в шторы, мебель. Свет, проникавший в окно, окрашивал гостиную в унылые серые тона. «Этот дом противится нашему присутствию, – подумала она. – Он не хочет открывать нам свои тайны».
Она тронула Риццоли за руку.
– Посмотрите, – сказала она, указывая на две щеколды и сверкающие медные цепочки.
– Совсем новые замки.
– Это Анна их установила. Напрашивается вопрос: почему? От кого она пыталась запереться?
– Если это был не Чарльз Касселл. – Риццоли подошла к окну и взглянула на зеленую завесу из мокрых листьев. – Да, местечко на редкость уединенное. Никого по соседству. И ничего, кроме деревьев. Я бы тоже врезала дополнительные замки. – Она невесело усмехнулась. – Знаете, мне никогда не нравилась эта лесная романтика. Однажды, еще в школе, мы отправились в поход. Доехали до Нью-Хэмпшира и в каком-то лесу устроились на ночлег в спальных мешках. Я всю ночь глаз не сомкнула. И все время думала: мало ли кто там наблюдает за мной на деревьях или в кустах?
– Пойдемте, – предложила Маура. – Я хочу показать вам весь дом.
Она привела Джейн в кухню и щелкнула выключателем. Лампы дневного света отозвались зловещим гулом. Резкий свет обнажил все трещинки и бугорки на старом линолеуме. Маура посмотрела на его шахматный узор, пожелтевший от времени, и подумала о том, что на этом полу наверняка сохранились микроскопические частички и пролитого молока, и въевшейся грязи. Что еще проникло в эти трещинки и швы? Какие страшные события оставили свое наследие?
– Здесь тоже совершенно новые цилиндровые замки, – заметила Риццоли, остановившись у черного хода.
Маура подошла к двери, ведущей в подвал:
– Вот что я хотела вам показать.
– Очередной замок?
– Да, но видите, какой он старый? Весь проржавел. Этот замок стоит здесь давно. Мисс Клаузен сказала, что он уже был на двери, когда она покупала этот дом на аукционе двадцать восемь лет назад. И вот что странно…
– Что?
– Эта дверь ведет только в подвал. – Маура посмотрела на Риццоли. – Здесь тупик.
– И зачем понадобилось запирать эту дверь?
– Вот это меня и удивляет.
Риццоли открыла дверь, и из темноты пахнуло сыростью.
– О боже, – пробормотала она. – Ненавижу спускаться в подвалы.
– Там есть шнур выключателя, прямо над вашей головой.
Риццоли протянула руку и дернула шнур. Зажглась туск лая лампочка, ее слабое сияние разливалось по узкой лестнице. Снизу проступали лишь тени.
– Вы уверены, что это единственный вход в подвал? – спросила она, вглядываясь в полумрак. – Может, кладовка для угля или что-то в этом роде?
– Я обошла дом со всех сторон. И не нашла ни одной двери, которая могла бы вести в подвал.
– А вы сами спускались туда?
– Я не видела в этом смысла.
«До сегодняшнего дня».
– Ладно. – Риццоли достала из кармана фонарик и глубоко вздохнула. – Думаю, стоит заглянуть туда.
Когда они спускались по скрипучим ступенькам, лампочка покачивалась под потолком и по подвалу плясали тени. Риццоли двигалась медленно, как будто испытывая каждую ступеньку на прочность, прежде чем опуститься на нее всем своим весом. Никогда прежде Маура не замечала в Риццоли такой осторожности, и это усиливало ощущение опасности. К тому времени, когда они спустились на дно подвала, дверь кухни казалась совсем далекой, словно существующей в другом измерении.
Лампочка, висевшая у основания лестницы, перегорела. Луч фонарика Риццоли выхватил утоптанную землю, влажную от просочившейся дождевой воды. Высветил банки с краской, свернутый в рулон ковер, уже покрывшийся плесенью. В углу в деревянном ящике помещались вязанки дров для камина, который находился в гостиной. Собственно, ничего особенного здесь не было, ничто не вызывало ощущения угрозы, которое Маура испытывала наверху.
– Да, вы правы, – заметила Риццоли. – Похоже, отсюда нет другого выхода.
– Только эта дверь, ведущая в кухню.
– А значит, в новом замке не было необходимости. Разве что…