У них там, говорят, уж танцы —
Не наше варварство.
И дéвицы куда пышней и глаже,
А также чище, и благоухают…
Да их колдун от всех болезней лечит!
А наш? Один рецепт: больной? в котел!
В котел — меня?! Нет, никогда!
Меня нельзя в котел!
Я ж должен приобщиться свету знанья.
(Прекращает ходить взад-вперед, задумывается, опершись о дубину.)
Но, говорят, чужих они не привечают.
Да, это точно так. И хорошо,
Коли удавят сразу.
А то начнут пытать.
Они умеют это делать, и отменно.
Да, я дикарь, и в чем-то каннибал!
Но я дитя природы — лист чистейший,
Табỳла раса, так сказать… Сама невинность!
Да-а, пострашней дубины бронзовое шило,
Когда его тебе под ноготь, раскаливши,
Цивилизованные свиньи!
И эта мерзость — идеал, скажите?
(Думает.)
Так что ж, назад оглобли?
А куда?
Мне выпал жребий злой,
Соломинка
Судьбу мою решила роковым
Исходом — быть в котле
Похлебкою наваристой
И мясом. Какая дикость
Этот наш каннибализм!
И вот бежал.
О! Так-таки костер.
Ну что ж, тогда покуда
Присяду, посижу, погреюсь у костра,
Хлебну чайку, сыграю в покер,
Иль пульку распишу,
Или хотя бы в эти… как их…
В нарды. Знатная игра!
(Подходит к костру.)
Откуда я слова такие знаю?
(В недоумении умолкает и садится, начинает жадно хлебать из котла.)
Автор: Да, вот так персонаж!
Такому сунешь палец —
Без всей руки оставит в миг один.
Его бы вразумить, наставить
На путь. Мне нужен персонаж,
Который всех наставит,
Каков он будет видом?
Пусть будет неказист,
Пусть ростом невысок, в одежке скромной,
В очках, с бородкой жиденькой такой,
Но — с думою глубокой о высоком.
Озираясь, на сцену почти на четвереньках выбегает новый персонаж; он в изодранном в клочья пиджаке, запачканных грязью кальсонах; на носу — разбитое пенсне. Останавливается и начинает гордо отряхиваться.
Человеколюб: Опять мне родина чужбиной оказалась,
Опять душа непонята людьми.
Все те, кого я так любил,
Меня камнями как злодея забросали.
Костер идей впустую отгорел,
Соцветья добрых дел раскрыться не успели…
Эх, стар и болен я, и нету сил
Найти людей и всё начать сначала.
(Замечает дикаря, оживляется.)
А надо бы начать,
Мне совесть руки опускать не позволяет.
Наш город Солнца — дивный сад, цветник,
В нем изобилье всяческих излишеств,
И вот что важно — люди все там братья,
Все поголовно. И лишь я не брат.
Я братских чувств не испытал от веку,
Все — братья, и лишь я один —
Паршивая овца, поганая, худая.
Ужасное такое положенье
Я выправить пытался, я взывал к богам,
Молил хоть каплю чувства братства
Пролить на голову… Но тщетно.
(К незримым зрителям в зале.)
Я понял — если я не брат,
То окажусь полезным по-иному.
Правитель наш, он был мягкосердечен,
И если нелады
Меж братьями какие возникали
(а где не возникают нелады?),
Не мог по совести судить,
Поскольку сам был брат им.
Да, я тиран, я узурпатор и диктатор.
Я захватил высокий трон, престол, чертог!
Но ведь затем лишь, чтобы справедливо,
По совести судить вас, неразумных.
Анархии не место в граде Солнца!
Порядок, справедливость и закон —
Вот принцип мой.
И что же? — бунт. Неблагодарные ослы,
Кретины, недоумки. Меня, прям из постели…
С трудом бежал. Пиджак на мне помяли…
(До хруста заломив руки, со слезой в голосе взывает в зал.)
Ох, жалко мне теперь людей, хоть плачь!
Я брат, вам, человеки, брат!
И вы мне братья, братья-человеки!
Так знайте же — вы больше не одни,
Не бесприютны и не си́роты в потемках!
Я брат ваш и наставник, все пути
Для вас с душевным трепетом открою!
Не плачьте же, не нужно больше слез,
Уймите стоны, крики и проклятья.
Нарвите в огороде майских роз
И подарите их друг дружке — вы же братья!
Или найдя безногого плешивого бродягу,
Под теплый кров впустите, накормив.
Солдата не хулите, не мучайте собаку,
И оглянитесь — как прекрасен мир,
Чего в нем только нету!
Но не ищите злата-серебра,
И платины надменной не ищите.
Не жгите деревень, не рушьте города.
Послушайте — вы больше не одни,
Обнимемся по-братски, возрыдаем,
Исторгнем же крик счастья из груди
Единой смело. Да, смело в путь, вперед
Без жалких рассуждений.
Мы как одна семья построим новый мир.
А в нем — пустыни зацветут,
Дворцы поднимутся прекрасны,
И в изобилии нам всякий плод родит
Земля — наш отчий дом, планета без границ!
А я уйду, я скромно вас покину,
Когда вы на пиру, ликуя и смеясь,
Начнете петь и танцевать,
И пенное вино хмельное
В высокие бокалы разливать!
Да, я уйду, так надо — это неизбежно.
Ведь вы по доброте своей
Мне станете корону предлагать,
Иль почести великие, престол.
Нет, не приму я знаков уваженья
И высшего отличия от вас!
Ведь я всего лишь брат,
Не выше и не ниже.
Смиритесь с этой мыслью —
Я вовсе не велик — простой, душевный,
Тихий. Из равных равный.
В общем, вот такой… Не плачьте,
Что ж теперь, нет, даже не рыдайте…
Утрите слезы — ведь я жертвую покоем
Среди цветенья жизни, средь людей! Итак…
(Прислушивается; в ответ гробовое молчание; человеколюб удивленно вздымает брови.)
Э-э, зачем же вы молчите?
Где ваши голоса признания и братских
Одобрений?
Человеки! Откликнитесь скорее!
Я жду!
(Тишина конфузит человеколюба; в полном недоумении он садится у костра и пробует похлебку.)
Автор: Да, как-то не того…
Они вдвоем такое здесь устроят!
Меня — в котел, весь мир к рукам.
На помощь! Где бы мне сыскать
Невинность, непорочность, свежесть?
Да вот же он идет из-за кулис,
Студент с подобием в глазах идеи!
Метает молнии и искры сыплет.
Порывистость души, телодвижений…
Как ртуть мелькают образы из глаз
Поступков, несомненно, одаренных.
Какой забавный малый…
На сцену нерешительно выходит юноша, в руках держит веревку, на ходу пытается соорудить петлю.
Студент: Что делать остается мне?
Не сдал экзамен. Науки непосильны,
Неподъемны. И это третий «неуд».
А значит — отчисленье,
А значит — в армию, в солдаты.
Это гибель. Каюк.
Что делать, мамочка? Куда бежать?
Скрываться? Не умею.
Да где же крюк?
Повеситься — и всех делов.
Забыться, умереть,
Уснуть и видеть сны.
Да вот петля
Никак не свяжется.
И это не умею…
(Смотрит с надеждой на компанию у костра.)
Вот этот в шкуре —
Внушает первобытный ужас мне,
А тот, второй, как будто ничего.
Его и попрошу.
(К человеколюбу.)
Любезный, помогите,
Никак не вяжется петля на шею.
Вот вам веревка… Нет, не слышит.
(Двое у костра пребывают в сытой дреме.)
Эх, знали б вы, какая страшная тоска —
На свете жить!
(Обращаясь к незримым зрителям.)
А-а! Да что ж теперь,
Я выкрикну свое!
Тоска вся ваша жизнь,
Тоска и глупость,
Все ваши ценности — дерьмо,
Собачий хлам.
А книги — испражненья недоумков.
Профессора — дегенераты,
Не знают ни бум-бум,
А норовят ущучить, погубить.
И сластолюбцы — как один!
Пьянчуги, подлецы с луженой глоткой…
Родители — те просто негодяи!
Мучители! И денег не дают!
А мне ведь жить!
Так, гады, не дают!
Нотации читают: «то нельзя,
А это нужно» — сами в нищете,
И ропщут на судьбу —
Вот идиоты! Ха-ха-ха!
А эти клоуны в пятнистом камуфляже?
Вот уж кому не дамся ни за что!
Да и мозгов у них, бритоголовых,
Не хватит, чтоб меня поймать
И, автомат всучив, отправить в пекло!
Я им сортиры чистить не обязан,
Я — человек, свободный индивид!
(Возбужденно отбрасывает веревку; та летит в костер.)
Да, вот такие пироги —
Что захочу, то буду делать,
На всех плевать.
Я в прах уйду. Из праха появлюсь!
Я слишком ценен,
Чтоб жизнь свою веревкою прервать.
Я уникален!
Я гений, черт вас побери!
Да!
(Не имея чего добавить, принюхивается к сытному запаху из котла.)
Да. Вот. А хочется ведь кушать!
Да как! Все кишки закрутило,
Аж тошнит. Да вот и ложка,
Вот и котелок — отсыплю
И заправлюсь хорошенько.
Затем посплю, а там посмотрим…
(Более ни на что не реагируя, располагается у костра.)
Автор: Час от часу не легче…
О боги, это кто идет?
Что за процессия немая?
По сцене торжественно проходит длинная молчаливая процессия женщин в туниках и венках; медленно скрывается за кулисами.
Автор: Кто они?
Похожи на весталок.
А может — феминистки?
Впрочем, знак сей
Мне непонятен.
Да, не к добру…
Раздается громкий протяжный гул, переходит в рев.
Автор: Ба! Что за грохот?
Извержение вулкана?
Падение космического тела
И взрыв неимоверной силы.
А вот и выживший в ужасной катастрофе!
Ничуть не опечален, не растерян…
Да он вооружен и держится героем!
На сцену в блеске вспышек-молний падает откуда-то сверху космодесантник в скафандре. Упав, принимает положение для стрельбы лежа, тут же вскакивает, лучемет навскидку.
Космодесантник: Что, инопланетяне? так и что?
И не такое видывал, бывало.