8. Её вводят строго по графику, и злоупотребление может серьёзно повредить здоровью.
В голосе Мэлори появилась жёсткость.
– Благодарю за просвещение, – он хмуро опустил взгляд. – А теперь сделайте мне инъекцию. Это приказ.
– Крайне неосмотрительный приказ. Вы третий раз за полевой сезон нарушаете график. Я шла вам навстречу, но третий раз, да ещё через восемь дней…
– Это приказ, – настойчиво сказал Мэлори. Эльза сняла очки и пристально поглядела ему в глаза.
– Причины вашего приказа для меня не секрет, мистер Мэлори, – с нажимом произнесла она. – Если кто-то действует вам на нервы, это не та проблема, которую решают с помощью NP-4.
– Благоразумие оставьте себе, – сквозь зубы проговорил Мэлори. Лицо его стянулось в болезненную маску, пальцам на ногах было холодно. – Не хотите неприятностей на Земле – делайте то, что было сказано.
Эльза резким движением поднялась с кресла.
– Что ж, вам лучше знать, – обронила она. – Сядьте на кушетку и закатайте рукав.
Она пристегнула к его запястью наноинъектор и вставила картридж. Знакомое покалывание на коже успокоило Мэлори; он расслабился, пытаясь прислушиваться, как лекарство поступает в его организм. На самом деле он не мог этого почувствовать – антипаники никак не проявляли себя на симптоматическом уровне, это, в конце концов, не валерьянка и не фенобарбитал. И всё же он ощущал гораздо больше уверенности в себе. Всё в порядке, сказал он себе. Теперь беспокоиться не о чем.
В такие минуты Мэлори понимал, почему химическое подавление мозговых центров, отвечающих за приступы паники, попало в почётный рейтинг ста величайших открытий человечества. Говорят, двести лет назад оно помогло справиться с проблемой глобального терроризма: террор сильно подрастерял свою эффективность как средство устрашения и был отброшен. Впрочем, некоторые леваки настаивали, что глобальный терроризм был выдумкой НАТО и что антипаники внедрили с целью промывки мозгов и порабощения масс… Какая, к чертям собачьим, разница? Ну пускай выдумка (эх, бросить бы вас, господа вегетарианцы и эко-мусульмане, на раскопки на Ближнем Востоке, где слои XXI века не вскрыть без миноискателя – посмотрел бы, как вы будете откапывать «выдумки»: на неразорвавшийся снаряд натыкаться не приходилось?) – даже если выдумка, что с того, раз антипаник делает свою работу именно так, как надо, а Мэлори надо именно этого?
– Спасибо, Эльза, – размягченно проговорил начальник экспедиции, опуская рукав на запястье. – Я не сомневался в вашей отзывчивости.
– Что скажете, шеф? – Коннолли не особенно сдерживал нетерпение. Мэлори слышал внутри шлема его хриплое дыхание, многократно усиленное приёмником. Оба смотрели под ноги, на вскрытый за этот день участок раскопа.
– Скажу, что на нас свалилось ещё больше вопросов, чем было.
Мэлори настраивал электронный видоискатель, изучая раскоп под разными углами. Развалины стены, сложенной из обломков какого-то строительного материала; стена уходит в грунт, но протяжённость, её, кажется, невелика… Пол помещения, частично раскрытый археологами, был выложен теми же обломками, и на нём хорошо просматривались два скелета марсиан. Они лежали не в ритуальных позах; скорее, их положение выглядело случайным. У стены обнаружились четырёхугольный керамический сосуд и горка тёмных плоских камней, в которых даже беглый взгляд мог узнать погребальные «розы».
– Вы сюда посмотрите, – сказал Амаи Ори. Сидя на корточках, он очищал останки марсианина. – В руке у него тоже такой цветок!
Кисть сохранилась не особенно хорошо, но пальцы, несомненно, были когда-то сжаты в кулак, и между ними был всё тот же зловещий амулет. Несколько секунд Мэлори видел только его – тёмно-серый каменный диск с резными лепестками. Вот, значит, на что похож апокалипсис, подумал он.
– Что ж, – сказал он, – по крайней мере, теперь мы знаем, что стало с похоронной командой.
– Да, – кивнул Лаи, – первое прямое доказательство того, что часть марсиан ещё жила какое-то время после катастрофы. Это жилище построено из обломков городских зданий, значит, города в момент разрушения ещё не пустовали.
– Правда, версию насчёт Хиросимы пока подтвердить не удаётся, – заметил Мэлори. Он нагнулся и поднял сосуд. – Похоже на надпись. Дорого бы я дал, чтобы узнать, что здесь написано.
– Вряд ли кто это узнает, – с сожалением откликнулся Лаи. – Если бы это были гуманоиды, можно было бы попробовать привлечь лингвистические методы расшифровки, но ящеры? Мы даже не в состоянии представить себе их фонетику.
– Ага, – усмехнулся Коннолли, – хорошо героям фантастических романов! Там, куда ни плюнь, всюду машинки для перевода – за двадцать секунд расшифруют любой язык, хоть осьминожий.
– Вы же знаете, что это бред, – живо сказал Ори, распрямившись. – Такую программу создать нельзя.
– Именно, – подтвердил начальник экспедиции, прохаживаясь вдоль развалин стены. – Именно бред. Так что давайте-ка не маяться бредом, а заниматься делом. Тем более, мы уже на шесть дней просрочили отправку отчёта.
Отчёты на Землю, в Академию археологических исследований при НАСА, отправлялись по строгому графику. Для этого их требовалось перевести в универсальный формат и переслать по обычной электронной почте в центральную радиорубку, откуда они передавались на Землю. Этот допотопный вид связи оставался единственно пригодным для сообщения между Землёй и Марсом, волей-неволей вынуждая мириться с опозданием сигнала на несколько минут: межзвёздная связь «Космонет», основанная на вибрациях суперструн, не работала в условиях малых расстояний.
Предпочитавший осторожность во всём, что касалось непроверенных данных, Мэлори пропустил положенный день отправки отчёта; позавчера он получил из Академии радиограмму с запросом, но проигнорировал её, сделав вид, что она не дошла. Сегодня же отошлю, подумал он. Нате, лопайте; повыпрыгивайте из ботинок, что не вы это откопали. А где же вы были, голубчики, когда было вакантно место главы марсианской экспедиции? Раз старый дурак Мэлори достаточно хорош для того, чтобы посылать его копать пыль на Марсе, не обессудьте, если в один прекрасный день он всё-таки что-то выкопает.
Мэлори поставил найденный сосуд на землю и отступил назад. Чувство эйфории пронизывало его, как сотни обжигающих иголочек. Он оглянулся на Лаи.
– Вы всё-таки принесли нам удачу, – проговорил он. Улыбка вздёрнула уголки губ барнардца.
– Если вы так считаете, я не возражаю.
Мэлори посмотрел на его лицо за стеклом скафандра. Пушистые чёрные ресницы подрагивают, как у мальчишки, зачитавшегося детективом; пламенеющие щёки, чуть затенённые тёмной щетиной; на голову нахлобучен жёлтый вязаный колпачок с помпоном – откуда он его, интересно, взял? Такой шапки вроде бы ни у кого не было; тут Мэлори припомнил, что видел жёлтую пряжу в руках у Эрики Йонсдоттир в комнате отдыха. Картинка мелькнула в его сознании, растворилась и погасла. Всё-таки он славный, подумал Мэлори. Надо будет отблагодарить его; взять его, что ли, в соавторы?
Он подошёл к барнардцу и, повинуясь внезапному импульсу, обхватил его за плечи.
– Ну что, Виктор, с меня бутылка бренди?
– Не откажусь, – весело ответил Лаи, – когда будем на Земле. Правда, по нашим традициям в таких случаях выпивку ставят оба…
Он подмигнул столь невинным образом, что Мэлори рассмеялся.
– Только не этот ваш… фой-ири, – сказал он.
– О чём речь!.. Кстати, Артур, могу я попросить вас об одном одолжении?
– ?..
– В прямом смысле. Как вы смотрите на то, чтобы одолжить мне ваш аэромобиль часа на два? Отсюда до двадцать пятого квадрата меньше получаса лёту; я только взгляну и сейчас же вернусь.
Опять его туда тянет, подумал Мэлори. Шут с ним, пусть слетает. За три часа он ничего не натворит, тем более что тут и правда недалеко.
– Ладно, – он выпустил Лаи из объятий. – Держите ключ. Только чтобы до конца полевой смены быть на месте.
– «Два часа» значит два часа, – Лаи церемонно приложил ладонь к сердцу. – Большое спасибо, Артур. Постараюсь не опаздывать.
18. КОФЕ-БРЕЙК
Барнарда, 16 декабря 2309 года по земному календарю.
– И это у них называется кофе! Издевательство какое-то…
– Да, дикая планета. По-английски никто не говорит, английский, видите ли, для них слишком трудный… Антипаник купить невозможно…
– Что антипаник! Я тут не смогла смарт-лист поставить на подзарядку – солнечные батареи не тянут. А разъём в номере не подходит, изволь покупать адаптор!..
– К землянам вообще отношение свинское. Раздельный бассейн – каково, а?
Держа на весу чашку с кипятком, Лика спряталась за колонной. Только бы эти курицы её не увидели. Хотелось умереть от стыда на месте. Хорошо, что Виктора здесь нет. Им даже невдомёк, что не все барнардцы не понимают английского.
Обмен возмущёнными репликами продолжал долетать до её ушей. Услышишь – подумаешь, курортницы, а не научные работники, собравшиеся на кофе-брейк. Кофе и впрямь синтетический, но разве организаторы виноваты, что натуральный не выживает в здешнем климате? Торопливо дохлебав обжигающее пойло, Лика взглянула на часы. прикинула, что до начала секционных заседаний ещё минут семь по земному времени (режим синхронизации она выставила сразу после прилёта на планету) и оглянулась – куда деть чашку. Куда деть чашку… а главное, куда делись оба её коллеги? Но, когда она вернулась в противоположный конец зала и протиснулась к столу, чтобы оставить чашку там, она всё-таки столкнулась с Коннолли.
– Привет, – наигранным тоном произнёс Патрик, вертя в пальцах какую-то сладость. На нём был всё тот же барнардский костюм из проката, голубая пилотка сидела чуть криво, и в этой кривизне Лике почудилась угроза. Она принуждённо улыбнулась.
– Привет.
– Я не видел тебя на утренней программе, – необязательно заметил Коннолли. Лика промолчала. Она была на конференции с самого утра, но не собиралась оправдываться перед Патриком. Если он воображает, что она была где-то с Виктором, пусть. Она не обязана перед ним отчитываться.