– Но какой резон так заботиться об изображении политического лидера? Умирать мучительной смертью и всё равно пытаться сохранить портрет? Они ведь не могли обманываться насчёт будущего своей цивилизации.
Лика тихонько улыбнулась про себя: Лаи вздумалось подтвердить достоверность анекдотов о барнардском мышлении.
– Почему же? На Земле такое бывало нередко. Ещё в совсем недавние времена, лет двести назад.
– Вы не можете сравнивать, – заупрямился Лаи. – Вам же не случалось вымирать полностью. А эти марсиане знали, что вымирают. И всё равно берегли портрет. Для кого? Они не могли предвидеть, что вы прилетите. По Земле тогда бродили динозавры.
– Динозавров ещё не было, – поправил Коннолли, – это был докембрий.
– Тем более.
– Вик, – с сожалением проговорил ирландец, – ты знаешь, что такое «авторитаризм»?
– Имею представление, – коротко ответил Лаи.
У Флендерса взмокли подмышки. Нужно ли говорить ребятам, что случилось в лаборатории? Не при Лаи, конечно… Ох, не вышло бы хуже.
– Но я бы не стал, – продолжал Лаи, – проецировать факты, известные из истории Земли, на неизвестную вымершую расу, которая даже не относится к млекопитающим. Смотрите. Вот моя рука. По ней никто не определит, из какой я звёздной системы. Мои глаза, уши, нос – всё почти как у вас. Если я подстригусь, как Миай, меня на расстоянии двух метров никто не отличит от землянина.
Его голос вдруг дрогнул. Заметила это одна Лика. Какой-то утаённый лисёнок, несомненно, поедал его изнутри, и её зацепило нехорошее подозрение, что этот зверь вынесен из кабинета Мэлори. Нужны были веские причины для того, чтобы воспитанный и уже не юный Лаи полез под стол, лишь бы только не оставаться рядом с главой экспедиции. Хотя как знать, что является веской причиной для барнардца?
– И всё-таки различия в нашей психологии колоссальны. Так где научная логика в том, чтобы приписывать ваши стереотипы поведения каким-то драконам?
– Драконам? – переспросила Лика. – Вы думаете, что они похожи на драконов?
– Я разве сказал «драконам»? Куда-то меня не туда занесло…
– Почему не туда? Это ты классно придумал, – Коннолли причмокнул губами. – «На Марсе открыта ископаемая цивилизация драконов!» Журналисты с руками оторвут.
– Это не я придумал, – тон Лаи снова сделался сухим. – Благодарите Эрику.
Больше ничего не говоря, он встал со своего места, взял поднос с грязной пластиковой посудой и с грохотом свалил её в утилизатор. Только после этого он обернулся через плечо и вяло сказал:
– Извините меня, я пойду прилечь. Я очень устал.
24. ЧТО У НИХ ОБЩЕГО?
Барнарда, 17 декабря 2309 г. по земному календарю.
Лика и Патрик дожидались Дафию у выхода из магазина в нижнем этаже отеля. Он пошёл покупать гостинцы для Дорана. Виктора с ними не было – поручив друзьям проводить Дафию в медицинский центр, он удалился к себе. Ему не терпелось взглянуть на скачанные данные.
– Классный у него брат, – сказал Коннолли. – Хотя совершенно не похож. Может, они побратимы?
– Вроде бы они из одной семьи. Интересно, почему он всё ещё рядовой?
– Насколько я знаю, у барнардцев повышение получить довольно трудно, а жизненный успех от него не особо зависит. Так что многие по этому поводу не заморачиваются.
– Всё-таки странно. Он, похоже, совсем необразованный.
– Ну, не совсем. Маорийский-то он немного выучил, в отличие от Дорана.
Дафия наконец появился, нагруженный пакетами с фруктами и умопомрачительно пахнувшими горячими лепёшками, выпекавшимися тут же в отеле. На что он рассчитывает, изумилась Лика – полумёртвый Доран вряд ли в состоянии всё это съесть. Перебросив пакеты в левую руку и помахав им правой, солдат объявил:
– Па-идём!
Поднявшись наверх на лифте, они столкнулись с непредвиденным препятствием. Врач, крохотная сухощавая женщина средних лет (видимо, та, с которой поругался Лаи), отказалась пустить их сразу, сказав, что Дорану нужен покой после приёма лекарства и им можно будет войти только через полчаса – что по земным часам составляло около сорока пяти минут. Дафия надулся, но не посмел возражать. Втроём они устроились на низком диване в фойе. Лика чувствовала себя стеснённо. Она не предполагала, что им придётся надолго остаться в компании Дафии. Как поддерживать беседу, если он на маори и то говорит с трудом?
Дафия, однако, не испытывал никаких затруднений. Бесцеремонно втиснувшись между нею и Патриком, он улыбнулся белозубым ртом и объявил:
– Ви-ремя много. Я буду фото показать.
Хотя из занятий, доступных землянам, просмотр семейных фотоальбомов бьёт все рекорды докучности, Лика и Коннолли восприняли эту идею с энтузиазмом. Обоих искушала возможность приоткрыть завесу над домашней жизнью Лаи. Дафия вытянул из пояса дисплей пеленгатора и загрузил фотографии прямо на него.
Лика жадно уставилась в экран. Её глазам представали все Лаи в полной комплектации: юный Дафия, почти неотличимый от теперешнего Дорана; сам Доран – глазастый младенец в белом платьице; братья в обнимку – Дафия уже обрит, Виктор ещё нет. Было странно видеть его с копной длинных кудрей, как у Амаи Ори (но с Ори спутать его было невозможно – не было у Ори такого серьёзного, упрямого взгляда исподлобья, такой оттопыренной губы). Были и какие-то другие люди, молодые и старые, в родственные отношения которых было вникнуть трудно. Гоняя снимки по экрану указательным пальцем, Дафия комментировал:
– Я. Фихо-тор молодой. Доран малый-малый. Дедуши-ка…
Затем последовала фотография двух красивых женщин, похожих, как сёстры – одна с лиловыми серьгами в ушах, другая с жёлтыми. Дафия улыбнулся застенчиво и нежно.
– Наша супу-руги.
Лика ощутила замешательство. Лаи никогда не говорил ей, что женат. Хотя, с другой стороны, она и не расспрашивала его о его личной жизни, да это и не дело учёных, работающих в одной команде… Которая из них его жена? Лика не решилась спросить прямо и прибегла к детской уловке:
– Которая из них ваша?
– Обе наша, – ответил Дафия с обезоруживающим простодушием. – Обе две наша с Фихо-тор.
Недоумение на лице Лики, наверное, было слишком явственным. Коннолли прыснул.
– Ты же учила антропологию, – сочувственно сказал он по-английски. До неё вдруг дошло.
– Тьфу на тебя! – по-русски сгоряча сказала она. Хотя браниться на Патрика было совершенно не за что. Сердилась она сама на себя – за то, что проявила элементарное невежество, хотя давно могла бы навести справки в Интернете, и за те грязноватые ассоциации, которые сами собой лезли в голову (хотя она догадывалась, что барнардцы вряд ли устраивают оргии вчетвером). Спасла её медсестра, которая выглянула за дверь и сообщила, что к Дорану можно зайти.
Спинка койки была поднята, и Доран сидел, допивая сок из стакана. Он был причёсан и даже кое-как подвёл глаза. Увидев отца, он издал радостный вопль и едва не вскочил с койки. Докторша недовольно шикнула на него. Дафия свалил пакеты с едой на тумбочку, подошёл к Дорану и крепко прижал его к своему синему кителю. Надо же, до чего они похожи, вновь поразилась Лика – до смешного, даже улыбаются одинаково. И ни малейшего сходства с Виктором. Что общего у Дафии с Виктором, кроме жён?
Перекинувшись несколькими фразами с Дораном, Дафия по-звериному лизнул его в щёку и обратился к врачу на своём ломаном маори:
– Мене можи-но дитё забирать?
– Заберёте завтра утром, когда мы дадим ему последний раз лекарство, – сказала врач. Голос её заметно потеплел. Лика посмотрела на усталое лицо Дафии, на растёкшуюся чёрную подводку вокруг его глаз, и вдруг вспомнила, что случилось полтора часа назад.
– Послушайте, – обратилась она к врачу, – вы не могли бы осмотреть Дафию? Он сегодня плохо себя почувствовал в парке.
Женщина коротко кивнула и что-то сказала солдату. Нимало не смущаясь перед Ликой, Дафия тут же, на месте, скинул китель и рубаху. Врач прикрепила к его безволосой мускулистой груди монитор.
– У вас был приступ стенокардии, – через пару минут сказала она. – Дайте руку.
– Са-тено… чего? – вылупил глаза Дафия. Она повторила диагноз на его родном языке и закрепила ему на запястье браслет инъектора. Медсестра, не дожидаясь указаний, подала ей картридж. Докторша что-то говорила Дафии, и он слушал её с удручённым видом.
– Я дала ему укрепляющее средство, – пояснила она на маорийском, обернувшись к Лике и Патрику. – Но ему пора подумать об отставке. Возраст даёт себя знать, ему ведь уже за тридцать.
Она сняла инъектор с руки Дафии и вынула пустой картридж.
– Вам лучше выйти, – её лицо снова сделалось строгим. – Слишком много народу. Дорану нужен покой.
Лика и Коннолли покинули палату, оставив Дафию наедине с Дораном. Уходя, Лика оглянулась, понимая, что вряд ли увидит их снова. Эта картина будет всплывать у неё в памяти ещё не раз: сумрачный чернявый Дафия, понурив сине-бритую голову, застёгивает на себе китель; больной Доран с серыми губами, в котором не осталось ничего от жизнерадостного подростка, поглаживает пальцами отцовский кортик, лежащий на одеяле. Сколько же всего успело произойти за эти дни… И в который раз она некстати подумала о том, что у барнардцев те же сердечные болезни, что и у землян.
Лаи разыскал их в ресторане за ужином. Не взяв себе еды, он плюхнулся на стул рядом с Коннолли и облокотился обеими руками.
– Как Дафия? – быстро спросил он. – Виделся с Дораном?
– Виделся, – сказал Коннолли. – Мы настояли, чтобы он сам обследовался. К счастью, у него всего лишь стенокардия. Хотя тоже не сахар.
– Когда они уезжают?
– Завтра утром. Пойдёшь к ним?
– Не сейчас, – Лаи нервно облизнул губу. – Я хочу показать вам файлы. То, что я обнаружил, мне очень не нравится.
Он выдернул компьютер из чехла и развернул его на столе. Ёрзая на стуле от нетерпения, он дождался, пока все программы загрузятся, и вывел на экран украденные данные. Лика и Патрик склонились к разложенному свитку, едва не стукнувшись лбами.