— Вот как? — приподнял бровь Сергей Казимирович. — Из чего же тогда следует вывод, будто он мертв?
— Выжить там было абсолютно невозможно, — пояснил Романов. — Равно как и сбежать. Разве что за счет телепортацией — посему, кстати, в финальном акте нашей пьесы и не был задействован господин Заикин… Так что наш молодой князь тоже уже никому ничего не расскажет. Но дабы не трепать фамилию — в интересах грядущей вашей реабилитации — мы представим его не соучастником заговорщиков, а невинной их жертвой.
— У него был фамильяр, — напомнил Огинский.
— Вне всяких сомнений, сей дух уже также пребывает в Пустоте.
— Допустим, — кивнул Сергей Казимирович. — А другие свидетели? В той же спецшколе? Помимо нашего с вами друга кто-то же наверняка знал о миссии курсантов к пушке и поставленных им задачах?
— Из преподавательского состава в курсе дела был всего один человек — штабс-ротмистр Чубаров. Он также мертв.
— И его смерть не вызовет подозрений? — с неприкрытым скепсисом уточнил Огинский.
— Непременно вызовет. Но сие также тупик. Штабс-ротмистр убит курсантом Муравьевой — еще до рокового выстрела жюльверновой пушки.
— Муравьева? Мария Михайловна? Сие которая метис?
— С недавних пор — расщепленный метис. Но ее фамильяр, некая Оши, способствовать розыску не сможет. Дело в том, что госпожа Муравьева сама ни духа не понимает, зачем покушалась на штабс-ротмистра.
— Она была взломана?
— В некотором смысле. Наш друг дал ей зелье, призванное усмирить в Марии Михайловне некоторые специфические повадки метиса. В нужный момент зелье благополучно сработало. Но имелся у него и один, так сказать, недокументированный эффект — подействовав, оно толкнуло госпожу Муравьеву на спонтанную атаку против штабс-ротмистра. Наш друг заверяет, что отследить взлом можно было лишь в течение первых двенадцати часов — все это время Мария Михайловна провела под замком. Теперь самая тщательная проверка ничего не даст — разве что ее возьмется учинить какой-нибудь некстати спустившийся в подлунный мир Князь духов, и то едва ли!
— А вот Владык бестелесных сущностей я бы на вашем месте всуе не поминал… — скривился Серей Казимирович.
— Как вам будет угодно, — хмыкнул Романов. — Кстати, еще пара слов о покойном Елисее Елисеевиче Чубарове. Он у нас теперь идеальный кандидат на роль эмиссара заговорщиков в спецшколе. Согласно всем документам, как раз штабс-ротмистр курировал миссию курсантов к пушке! Острого перчику сему блюду добавляет тот факт, что Чубаров — протеже Младшего Царевича Дмитрия. Именно Его Высочество настоял на переводе Елисей Елисеича в спецшколу — они давно знакомы… Вот вам и прямой выход злодеев на царева отпрыска… А я ведь Государя предостерегал! — хохотнул он.
— То есть остается только наш друг, — подытожил Огинский. — Так, может, и его тоже… Тавось? — выразительно посмотрел он на собеседника.
— Ни в коем случае, — посерьезнел Светлейший князь. — Такими кадрами не разбрасываются! Напротив, собираюсь дать ему полковника и вернуть в действующий состав Конвоя. С расчетом в скором будущем поставить во главе сей уважаемой структуры!
— Ну, вам виднее, — не стал настаивать Сергей Казимирович. — А кто теперь будет руководить спецшколой? — поинтересовался он затем.
— Никто, — пожал плечами Романов. — Сия идея дискредитирована. Ведущий преподаватель — отъявленный карбонарий, треть курсантов мертвы, еще один — под арестом…
— А кто еще погиб, кроме троицы у пушки?
— Некий Мартынов, талантливый Мастер артефактов, с — жуткое дело — аллергией на магию. Там сущая нелепица приключилась, — поморщился Светлейший князь. — Сей молодой человек оказался связан с нигилистами. О чем не ведали ни мы, ни власти. И, прознав про поиски пушки, он решил оным воспрепятствовать. Едва не сорвав нам всю операцию! Друг наших друзей, к духам!.. Был взят под стражу, пытался из подручных средств сваять артефакт для побега — и не выдержал боли. Печальная история… Конечно, его все равно пришлось бы убрать — слишком много знал — но не таким же бесчеловечным способом…
— А что упомянутый вами господин Заикин? — вспомнил Огинский. — Ему ведь тоже известно лишнее?
— С ним как раз вопрос закрыт вполне гуманно, — заверил Романов. — Юноша утратил память — по досадной случайности, конечно же.
— Ясно… Так значит, спецшкола закрывается? — вернул разговор в прежнюю колею Сергей Казимирович. — А не жалко? — спросил он с невинной улыбкой. — Китайцы не дремлют — вспомните Южный Шаолинь!
— А вам-то что за печаль? — прищурился Светлейший князь. — Вы же у нас в свою Польшу собрались?
— А Польше Поднебесная друг, что ли? Рано или поздно Китай начнет экспансию, и глупо рассчитывать, что он намерен остановиться в Сибири или на Урале!
— Хотите сделать из России щит против угрозы с востока?
— Верного союзника просвещенной Европы — против общей угрозы, — невозмутимо уточнил Огинский.
— Ладно, поглядим, — не самым довольным тоном бросил Романов. — Сейчас всяко есть дела поважнее, а опосля — будет видно…
На этом беседа соратников, собственно, и завершилась — пожелав Сергею Казимировичу скорейшего выздоровления, Светлейший князь отправился восвояси — неотложных дел у него и впрямь было невпроворот.
Глава 30
в которой я встаю на ноги,
пусть и не сразу
— Давайте уже, молодой князь, пришла пора опамятоваться! — услышал я настойчивый, несколько даже раздраженный голос, и глаза мои сами собой открылись: надо мной на фоне неровного деревянного потолка требовательно нависал Тао-Фан.
— Вы? — с трудом шевеля губами, выговорил я.
— Мы, — с улыбочкой подтвердил дух.
Как-то, кстати, не водилось за ним раньше говорить о себе во множественном числе…
«Сударь, Князь имел в виду себя и меня, нас вдвоем», — привычно раздалось у меня в голове.
«Фу?!» — ахнул я.
«К вашим услугам, сударь».
«Но как?! Мы же… Вы же… — я не мог толком подобрать ни слов, ни мыслей. — Я был совершенно уверен, что вы погибли! — худо-бедно сформулировал наконец. — Или… — мимолетная радость враз сменилась в моей груди ледяным ужасом. — Или мы оба… все трое, — поправился я, снова сфокусировав взор на Тао-Фане, — в Пустоте?!.»
«Вы — точно нет, сударь, — последовал размеренный ответ. — Князь нашел вас возле пушки и перенес сюда, на Пуп земли — в свое былое узилище. Здесь вашим недоброжелателям вас нипочем не найти. А что до меня… Тут все уже несколько сложнее. Помните, наверное: Князь обещал научить меня находиться одновременно в двух разных местах? Я успешно освоил сию мудреную науку. Она строится на разделении единой сущности на две. И теперь та моя ипостась, что была с вами в момент выстрела пушки, сгинула и, должно быть, и впрямь сошла в Пустоту. Но вторая, пребывавшая при Князе, благополучно уцелела и теперь имеет честь вести с вами сию беседу».
«Хвала Ключу…» — пробормотал я, признаться, не особо вникнув в суть многословных разъяснений фамильяра — сознание мое еще не слишком уверенно себя чувствовало, воссоединившись с телом после… Сколько, кстати, я провел в забытьи?
«Почти трое суток, сударь».
Ничего себе! Ну да ладно, главное я уяснил: Фу жив — как, вроде бы, и я сам.
«В таком случае, не будете ли вы столь любезны…» — начал я.
«Я должен пояснить еще один важный аспект, сударь, — перебил меня „паук“. — Наша с вами астральная связь разорвана — и канула в Пустоту вместе с той, скончавшейся моей ипостасью. Фамильяр Фу-Хао все же погиб, в последний раз послужив вам — и недурно, отмечу, послужив. Остался Фу-Хао — вольный дух. Я по-прежнему не имею ничего против вас, сударь, более того: привычно вам симпатизирую — но отныне безраздельно принадлежу Князю».
«Если принадлежите безраздельно — то какой же вы тогда вольный?» — само собой проскочило у меня.
«Сия принадлежность и есть высшее проявление свободы моей воли, сударь. И прямое следствие оной. Я сам выбрал службу Князю — и уверен, не разочаруюсь в своем решении».
«Дух духа из астрала не выгонит», — кисло хмыкнул я.
— Перед вами, молодой князь, живой пример обратного, — со столь же невеселой усмешкой заметил мне на это Тао-Фан. — Дух, изгнанный другими духами из астрала. Я о себе, если вы вдруг не поняли.
— Да понял, что там понимать… — пробормотал я.
Значит, Фу я таки потерял… Печально. Но все же хорошо, что мой — пусть и бывший — фамильяр жив. Несмотря на случившуюся перемену, выражаясь собственными словами «паука», я также «по-прежнему не имел ничего против него, более того, привычно ему симпатизировал». Как бы то ни было, там, у пушки, он меня спас.
А вот зачем после меня подобрал и спрятал здесь Князь?
— А я, по-вашему, не могу привычно вам симпатизировать? — слегка приподняв брови, лукаво осведомился Тао-Фан.
Да, у него снова появились брови — пусть пока и совсем жиденькие. А былая лысина поросла белобрысым пушком — Князь явно понемногу восстанавливал утраченные кондиции.
— Честно? — прищурился я на него. — Не думаю. Скорее поверю, что это Фу уговорил вас меня не бросать.
— А вот и не угадали, — ухмыльнулся Тао-Фан. — То есть без подсказки Фу-Хао здесь и впрямь не обошлось — как бы мы иначе вас нашли в африканских дебрях — но имелся у меня и собственный резон. Я же обещал освободить Юлию Леонидовну от китайской присяги — и обязан теперь сие исполнить. Однако начали сию процедуру мы с вами, так сказать, на пару — значит, и завершать придется вдвоем. Посему, сударь, пришлось вас подобрать, отряхнуть от пыли и пепла и, по возможности, привести в чувства — иначе висеть бы на мне неисполненному долгу, а сие, знаете ли, обременительно.
То есть спасибо мелкой Юльке?
— А за Фу-Хао не переживайте, — продолжил Князь. — Он мне вовсе не холоп и даже не слуга. У нас с ним теперь своего рода симбиоз. Я все еще сильно завишу от него, а он благодаря мне обретает возможности, невообразимые для духа его ранга. Пользительно сие нам обоим.