— Ладно, попробую…
У-у-у-х! Кажется, уболтал. Надо разгон связистам дать, когда уже связь человеческая будет? Перестукиваемся морзянкой, словно дятлы, а когда по-человечески говоришь, то не дай бог что-то конкретное ляпнуть. Фашистов предупреждать — последнее дело, понимать надо.
Ближние мосты заблокированы, спасибо «Авроре». Тяжёлые гаубицы на колёсах — чудесная вещь. И командир толковый, идею разделить бронепоезд понял сразу. Зенитные платформы сейчас рядом стоят.
Понастроили мостов, ливонцы херовы. Если б он вовремя не подошёл, 64-ую стрелковую в пыль бы размолотили. Покрепление сразу оттуда попёрло. Да и на этом берегу до танкового батальона стояло.
Лаздинайский, Жверинский, Гележинский и Зеленый мосты обработали гаубицы «Авроры». Полностью непроходимым стал только Зелёный мост, пролёт обрушился на вражеском правом берегу. Через остальные может пройти только пехота.
Никогда не бывает хорошо всё время. Мосты обрушены или повреждены, левобережная группировка немчуры без подпитки с правого берега начинает скучать, вроде всё хорошо. Но нет, намного выше по течению быстро сооружён понтонный мост. Один час поработает и уже заскучает 64-ая дивизия, а потом и ему станет жарче. Понимать надо.
Копца прямо корёжит, когда просишь его про авиаподдержку. Городские условия тот десерт, которым отравиться можно. Зенитки ставят и на крыши и между домами, как в ущельях. Траспортная городская сеть не белорусские болота, ехай в любую сторону с любой скоростью. Те же зенитки сместить руками за пять минут можно. А ударить по ним с любой стороны невозможно, здания мешают. Сам знаю. У меня та же история с танками. Мне двух сожженных из огнемётов танков хватило, чтобы перевести их во вторую линию. Это в поле пусть за них пехота прячется. В городе — наоборот. Хорошо, Дмитрий Григорич разрешил не оглядываться на разрушения. С пониманием у нас командующий. Действуйте, говорит, будто это не наше. Вот мы и действуем.
7 июля, понедельник, время 05:05
Вильнюс, улица на въезде Жверинского моста.
Танковая рота 38-ой танковой дивизии со взводом пехотной поддержки тряханула эту часть города с бесшабашной удалью. Устав много чего требует, но бывают моменты, когда приходится о нём забывать. Не обо всём.
Не обо всём надо забывать. Поэтому и до проспекта Гедиминиса, или как его там правильно называть, и на нём самом танковая колонна шла, как положено, выстроив нацеленные в разные стороны стволы пушек «ёлочкой». Душа командира передового танка лейтенанта Свиридов пела. Встречающиеся поначалу, — на проспекте уже никого не было, — немецкие танки они просто растаптывали, почти не замечая сопротивления.
Повозиться пришлось близ какого-то парка, четыре панцера, «тройки» и «четвёрки» не успели спрятаться. Пришлось применить бронебойные. Свиридовский танк, как передовой, занял более выгодную позицию немного сбоку. И золотой запас бронебойных тратить не стал. «Разул» левофланговую тройку обычным осколочным. Уже целился в боковой люк башни, как из остальной колонны кто-то не пожалел золотого запаса и жахнул прямо в лоб. 76-мм бронебойный на расстоянии сто-двести метров не выдержит ничего. Только толстая бетонная стена.
Бронебойных выдали всего по пять штук, воистину на вес драгметаллов снаряды. Даже дороже. Кровь дороже золота, особенно собственная.
По проспекут Т-34 помчался во всю прыть. Если где-то вражеские противотанковые силы что-то злоумышляли, то успеть ничего не могли. Свиридов замечает движение на противоположном берегу и спешит на рандеву.
— Четвёрочек мне ещё не попадалось… — бормочет лейтенант. — Бронебойный!
Тридцатьчетвёрка притормаживает на полном ходу, качнувшись сначала вперёд, и чуть отпрянув, как неожиданно что-то увидевший человек, выплёвывает сноп огня в сторону
— Промазал? — с тайным упрёком произносит заряжающий.
— Бронебойный! — лязг задвигаемого снаряда чуть ли не опережает команду…
Б-дум!
— С-сука! — аж во всём теле отзывается, машина схлопотала удар по левой скуле. Б-дух! Есть! Четвёрка жалко поникает кургузым стволом, из щелей вьётся дымок. Свиридов с натугой, — советские танкисты самые сильные танкисты в мире! — приоткрывает люк. Дымы от выстрелов вытягиваются извилистой полосой. Глаза расширяются от приступа гнева. Это кто, Мишка?
Следующий за ним танк, остановившийся в опасной, как выяснилось, близости к трёхэтажному зданию из крайнего окна, смотрящего на улицу, накрывает огненная волна.
— Осколочный! — Свиридов довольно сложным и ранее долго тренируемым движением включает поворот башни.
Танк угрожающе «оглядывается» назад и начинает всаживать снаряд за снарядом в окна здания. Развернуться назад не успевает. До «подзатыльника» не успевает. Только для подкравшейся из-за убитой «четверки» «тройке» башня Т-34 и с кормы не по зубам. Теперь панцеру приходится пятиться, прикрываясь дымящимся панцерным собратом.
— Осколочный! Давай назад! С поворотом вправо! — На эту херню, которая для его тридцатьчетвёрки вовсе не танк, он бронебойные из стратегического запаса тратить не будет.
По следам лихого забега броневой роты идут серьёзные силы. Серьёзные по количеству, намерениям и скорости, которая уже не быстрота продвижения, а темп освоения прилегающих территорий. Да и всего района, чего тут мелочиться.
Война — та же драка. Опытный боец уже на автопилоте после удара ставит блок. Ответный удар долго ждать не приходится. Где-то начинают захлёбываться злобным лаем зенитки. Пулемётчики от них отстают не надолго. А вот танкам приходится прятаться, благо в городе это делать легче. На тебя пикирует лаптёжник? Не беда! По газам, до перекрёстка и за угол. Попадётся сквер, ещё лучше, камуфляжная раскраска там работает.
Охоту без особого успеха за краснозвёздными танками, — два повреждённых танка и одна машина в щепки, — лаптёжники прекращают, как только появляется стайка тупоносых ишачков. Появляется и тут же кидается в погоню за улепётывающими юнкерсами. Уже за Вильнюсом И-16 сталкиваются с мессерами, которым тоже приходится быстро ретироваться. С учётом навалившихся сверху Мигов перевес не на их стороне. Два лаптёжника, изрешечённый в дуршлаг мессер, ещё два, слегка дымя, уходят в сторону. Таковы потери люфтваффе против двух ишачков и одного Мига.
На правом фланге миномётную батарею 64-ой дивизии накрывает гаубичный огонь немецкой артиллерии. Первая попытка разрушить понтонную переправу не удаётся.
Попытка № 2. Время 06:40.
Эскадрилья СБ подходит на небольшой высоте и густо высаживает бомбы по реке и берегу. Обоим берегам. На одном войска подходят, на другом — расходятся таким же веером. Массового сосредоточения техники на небольшой территории нет. В Вильнюсе плотная застройка. Но мост разрушен. Немцы берут за него относительно небольшую плату, всего один самолёт.
Части 64-ой дивизии при поддержке танков Никитина немедленно ввязываются в огневую рубку с успевшим переправиться моторизованным полком и остатками гарнизонных подразделений. Зоны, контролируемые немцами в Западном районе левобережья, уже утром рассечённые на несколько частей, истают одновременно с концом длинного, солнечного дня. РККА настойчиво брала южную часть Вильнюса под полный контроль.
7 июля, понедельник, время 08:25
Минск, штаб Западного фронта.
Удовлетворённо выслушиваю доклад Болдина и дополнения от остальных. В целом, всё нормально. Довожу до сведения генералов и старших офицеров, — когда уже разрешат их так называть? — своё отношение к происходящему. Не я придумал, но нагло присваиваю себе. Меня никто не уличит, а репутация командующего это стратегическое оружие.
— Товарищи, мне всё равно, как вы воюете, пока вы побеждаете, — генералы на мои слова весело переглядываются.
Первая и самая ответственная часть совещания посвящена моей тайной страсти, неисправимому пороку, сладкому соблазну, который не мог реализоваться в мирной жизни. С генералом понятно, он из крестьян. У меня, откуда это маниакальное желание пограбить и помародёрить? Особенно блаженное по причине совпадения с интересами моих войск, Красной армии в целом и даже общегосударственными.
За ночь выкатили из Вильнюса двести двадцать вагонов. Меньше половины. Вот после того, как вычищу свою половину города от всего, что может пригодиться, можно и покидать это место и идти в другое.
Жизнь заставляет поднимать статус железнодорожных войск. Пока я их подчинил инженерному управлению, вроде естественное решение, но будет видно.
— Что скажет товарищ Куликов? — обращаюсь к полковнику, заму генерала Васильева. — Почему так медленно выводятся трофейные эшелоны? Не дай бог, немцы сообразят и отбомбятся по ж/д узлу.
— Товарищ генерал, пропускная способность…
— Я знаю, что такое пропускная способность, — действительно про все эти отговорки знаю, но знаю и то, что если Родина прикажет, то и синус будет равняться четырём. Полковник пока не знает, как такое может быть, придётся учить.
— Кто вам мешает спаривать паровозы? Их в Вильнюсе до чёрта и их тоже надо выводить. Тогда вы не по тридцать-сорок вагонов будете эшелоны формировать, а по семьдесят-восемьдесят. Зенитные платформы цепляете?
— Ночью нет, — растерянно отвечает полковник. Лет под пятьдесят ему, виски седые, общий вид интересный. Военный флёр на начальника цеха или главного инженера завода среднего калибра и вот передо мной полковник инженерных войск. Потянет? Посмотрим.
— Правильно, — моё одобрение снимает напряжение у полковника. — Теперь вот что. Днём не знаю, стоит ли. Полагаю, окно можно найти. Когда наши истребители над городом, в этот момент и надо выводить эшелоны. С зенитками, разумеется. Это ночью можно без них.
А ещё я вызвал Мерецкова. Его полководческие таланты у меня вызывают большие сомнения, а вот повышенная педантичность выдаёт чисто штабного работника.
— Кирилл Афанасьич, нашёл я тебе важное дело. Будешь начальником пока не оформленного трофейного управления на правах моего второго зама. Твои начальники: я, Болдин, Климовских. Все эти вагоны — твои. Инвентаризация и учёт — на тебе. Пока тебе железнодорожники помогут, а ты собственный штат формируй. Можешь из минского гарнизона кого-то привлечь.