Занимаюсь тем, что отслеживаю и управляюсь со своим хобби. Испытываю какое-то порочное наслаждение в организации комплекса мародёрных мероприятий. Что меня сильно забавляет, фрицы колхозы не распустили. Чем я сейчас и злоупотребляю, реквизирую у них урожай. По твёрдым советским ценам, с одним уточнением. Деньги — как-нибудь потом, когда власть окончательно установится. Пока под расписку.
— Колхоз «Новая заря» Ровненского района Ровненской области сдал 203 тонн зерновых, из них 118 тонн в виде муки…
Ну, и так далее. Крупный рогатый скот, свиней с овцами тоже реквизируем под расписку. Деньги давать бесполезно. Немецких у нас нет, а советские в зоне оккупации не ходят. На занимаемых нами территориях частично расплачиваемся деньгами. За урожай. Скот у «своих» не забираем, только налог накладываем. Народ должен кормить свою армию. А то чужая вон она, рядом.
Логистика вещь непростая. Основной транспорт предпочитаю железнодорожный. Паровозы и на дровах ездить могут, а бензин нынче дорог.
С немцами намного проще. Всё забрал и душа не болит. Военный трофей — дело святое. Захваченный Дубно дал богатые трофеи. Тут охранный полк стоял, к которому стянулись окрестные части, увеличив численность супостатов до дивизии. А степень обеспеченности транспортом у немцев на голову выше, чем у нас. Несмотря на порчу части ценного имущества, одна дивизия Рокоссовского сейчас, считай, на колёсах.
С военными делами, что любопытно, заканчиваю быстро. Всё отработано. Мы засекли выдвижение крупных немецких сил со стороны Бердичева. Навстречу послано до батальона диверсантов. Моих из бригады ВДВ только рота. Задержим продвижение обычным порядком. Остановим где-нибудь за Шепетовкой. Как уже привычно, пару сотен метров железной дороги разберём. А саму Шепетовку, прежде всего, ж/д узел уже бомбить должны. Лёгкой дороги фрицам не обещаю. А кому сейчас легко? Война идёт, между прочим.
Слегка посмеиваюсь.
— Что, Дмитрий Григорич? — Сергачёв пододвигает мне стакан кофе.
— Майор, ты заметил, что немецкой авиации почти нет? Во-о-от! — поднимаю палец. — Они крупные воздушные силы перебросили на север, сейчас давят на Минском направлении…
— Тришкин кафтан латать не успевают? — находит лаконичную формулировку Сергачёв.
— Да, Коля, именно так.
Покурить мы выходим на волю. Мы стоим не у самого вокзала, в одном из тупичков, под маскировкой. Пейзаж обычный, неказистые служебные строения, унылая трава, угнетаемая сажей и мазутом. Провожаем взглядом очередной эшелон в сторону Белоруссии. Ещё одна материализация лозунга «Грабь награбленное», аж на душе становится теплее.
Есть один тонкий момент. Если мы забрали у немцев то, что они успели реквизировать у местного населения, мы ничего не возвращаем, не платим и расписок не даём. Что с возу упало, то пропало. В Пинске и Лунинце работают службы Мерецкова. Пополняют армейские склады, магазины военторга, которые расширяют свою сеть. Это тоже моя целенаправленная политика укрепления советского рубля. Сельский скот распределяют по колхозам, на сохранение. После войны вернут, но весь доход от них — в колхозы и армию. Корма тоже есть. Ячмень, овёс, некондиционная пшеница.
Начинаю смеяться. Майор смотрит вопросительно и весело.
— Понимаешь, Коль, — делаю последнюю затяжку, — кому война, а кому — мать родна. Это про нас.
Ржём вместе.
— Как-то смешно получается, — рассуждаю я, — с началом войны мы усилились. Скоро вместо четырёх армий будет семь. Наш фронт становится всё мощнее. А вот теперь ещё и наш крестьянин станет богаче.
— Нет, ты подумай, — вклиниваюсь в весёлый смех майора, — сколько выгод мы получаем от войны с немцами! Впору им спасибо сказать.
— Они ещё и урожай нам соберут, — майора перегибает от хохота.
— Точно! Надо отдать распоряжение, — спасибо майору, напомнил, — а то не по-хозяйски будет несколько тысяч фрицев задарма кормить.
— Товарищ генерал! Они ж хотели нас в рабство, а мы их, как негров, на плантации? — майор аж слезу пускает от смеха.
4 августа, понедельник, время 08:15.
Минск, штаб Западного фронта.
— Николай Павлович, я твоей работой полностью удовлетворён, — прерываю доклад Анисимова и поворачиваюсь к начальнику по кадрам. — Товарищ полковник, подготовьте приказ об утверждении генерал-майора Анисимова командующим 11-ой армией.
Мой разъездной генерал сильно затормозил Гудериана и теперь готов приступить к полной блокировке прорыва и уничтожению дивизий Шустроходного. Мне его план очень понравился. Настолько, что я не стал ожидать результатов и решаю утвердить его командующим. Ему, кстати, это поможет. Всем нижестоящим покажет, что я ему доверяю.
У Никитина тоже относительный порядок. Фон Бок окончательно увяз в его обороне, и продвижение его осталось мизерным. Хотя потери 13-ая армия несёт не в пример больше. Потери убитыми и ранеными приближаются к семи тысячам.
До 11 часов я в штабе, разгребаюсь с делами, а потом домой. Надо пообедать, пообщаться с Адочкой и супругой, — Борька в училище на ускоренных курсах, — и в Москву.
После обеда — на аэродром. Из бронеавтомобиля многого не увидишь, но мельком замечаю: Минск стал серьёзнее. По улицам то и дело проходят колонны вооружённых ополченцев и новобранцев. Только что призвавшихся узнаю за километр. Жена, — хотя и без неё в курсе, — говорит, что несколько бомб на окраину города всё-таки упало. Восемь человек ранено. Немцы заплатили сбитым у всех на глазах юнкерсом, так что паники не было. В магазинах, — опять-таки, по словам супруги, — ни очередей, ни дефицита. Так что мой Минск — в порядке.
Глава 28. Эпилог
4 августа, понедельник, время 16:35.
Москва, улица Кирова 37, Ставка Верховного Главнокомандования
— Таким образом, товарищи, наш прогноз сбывается, — обрисовываю на большой карте извилистую линию, — на севере Западного фронта гитлеровцы сами сосредоточили большие массы войск. На юге мы побудили их к этому беспокоящим ударом, взяв под контроль треугольник Луцк — Ровно — Дубно.
Перехожу на другую сторону карты, немецкую, западную.
— Вермахт не может себе позволить оставить постоянно усиливающийся Западный фронт без внимания…
— Товарищ генерал армии, у вас что, потерь нет? — вопрос Кулика мне сильно не понравился. Не по смыслу, тон у него какой-то раздражённый. И официальное обращение по званию, не только я со своими подчинёнными этот фокус использую. С чего бы это?
— Как можно вести боевые действия без потерь? Что вы такое говорите, товарищ маршал? — голос мой полон искреннего недоумения. — Просто потери фронта относительно невелики и с большим запасом перекрываются поставками новой техники, освоением трофейной и мобилизационными мероприятиями.
— Дайте общую сводку по потерям, товарищ Павлов, — вмешивается Сталин. Его тон в отличие от Кулика абсолютно мирный.
— Точно не могу сказать, цифры постоянно меняются, но примерно так. По личному составу: не более тридцати тысяч убитыми и ранеными, из которых многие возвращаются в строй. По самолётам: боевые потери около двухсот машин. По танкам… даже не знаю, товарищ Сталин. Массированного применения танков пока не было. В общей сложности, два-три десятка машин. Из них часть трофейные, и не меньше половины возвращается в строй после ремонта.
— С другой стороны, за счёт мобилизации, включения в состав войск окруженцев и просто отступивших на нашу территорию частей и соединений наших соседей, фронт получил дополнительно почти полторы сотни тысяч красноармейцев и командиров. Трофейных танков, которые мы захватили или отремонтировали после боя, около двухсот. Плюс поставки. Трофейных самолётов, либо наших, возвращённых после захвата аэродромов, у нас примерно сто двадцать машин. Плюс поставки и ремонт ранее неисправных ещё триста самолётов. Так что общий баланс таков: по личному составу — плюс сто двадцать тысяч бойцов, по самолётам — плюс двести двадцать машин, по танкам — плюс двести восемьдесят единиц бронетехники, из них двести — трофейные.
Собрание генералов, маршалов и им приравненных слегка ошарашенно смолкает. Сталин загадочно улыбается.
— Итак, — возвращаюсь к теме, — вермахт не может позволить себе оставить без внимания Западный фронт, который в любой момент может ударить по коммуникациям и в северном и в южном направлении. Поэтому гитлеровцам придётся формировать вокруг Белоруссии полноценную линию фронта. Тем самым недопустимо рискованно размазывая свои войска.
— Они же вторглись в Белоруссию с двух сторон от Минска? — тон товарища Жюкова нейтрален, но чем-то он мне тоже не нравится. Пренебрежительно хмыкаю.
— Слишком громко сказано, — обращения совсем не употребляю, отзеркалить не могу. — Фон Бок, — или кто там у него командует? — даже на границу Белоруссии не вышел. Гудериан за две недели прошёл всего полсотни километров и прочно застрял. Если поторопится, может успеть выскочить. Если замешкается, будет уничтожен.
Сталин с удовольствием пыхает трубкой, Будённый с Ворошиловым выглядят умиротворёнными, реакция остальных, — Тимошенко, Жукова, Кулика, Мехлиса, Кузнецова, Кирпоноса, — не понятна. Берия отсутствует.
— Что вам нужно, товарищ Павлов, чтобы усилиться ещё больше? — с характерными интонациями спрашивает Сталин.
— Подробные заявки по боеприпасам мой штаб отсылает. Со своей стороны обращаю ваше внимание, товарищ Сталин на две позиции: ГСМ, топливо в случае наступательных операций или манёвров тратиться с удручающей скоростью. И бомбардировщики Пе-2, которые я считаю стратегическим ресурсом. От чаек не откажусь.
Сталин кивнул, де, понятно, всё будет. Ну, посмотрим. А пока доклад закончен, можно сесть и послушать остальных. Послушал. Усмехаюсь, какие всё-таки хитрованы. Локальные успехи по сдерживанию немцев как-то невзначай приписывают себе. Никто из тандема соседей, Кузнецов и Жюков, не упоминает, что коммуникации противостоящих им группировок я периодически разоряю. Ага, проходили! У победы много отцов… зато жаловаться мастера.