— Борь, всё элементарно. Когда притягиваешь партнёршу ближе — ускоряешься, когда отодвигаешь — замедляешься. Чистая физика.
Он хлопнул тогда себя по лбу. Эврика! Надо держать дистанцию, тогда ускорения не будет. Так он постиг главный секрет вальса.
И теперь ведёт сияющую Зоську за руку. Грамотно с ней кружит по залу и с облегчением передаёт подружку Митьке. Люську оккупировал Игорёк. Борис отходит к матери с сестрой. Его тут же забрасывает вопросами о подружках-одноклассницах Адочка. Спасает только то, что ответы ей не очень нужны. С трудом Борис успевает назвать их имена. Мама улыбается, бережно держит в руках фотографию класса. Умопомрачительные десять рублей стоит фотография, но не жалко.
— Ой, какое у неё платье красивое! Мам, а это как называется? Вот тут?
— Вот такой же воротничок хочу!
— Как здорово твоя Зося танцует!
Ух, как перевёрнутой солдатской каской по голове! Когда это она успела стать моей? — мучительно размышляет Борис. Впрочем, без особого протеста, лёгкие прикосновения нежных рук, плеч и один раз бедром во время танца его не на шутку взволновали.
Приказ № 68
Командующим 3-ей, 10-ой и 4-ой армиями
15 июня в лесу близ Гродно силами НКВД была блокирована и уничтожена группа диверсантов в количестве 18 человек. Все диверсанты были одеты в форму военнослужащих НКВД, вооружены СВТ, пистолетами ТТ и пулемётом Дегтярёва. Документы полностью соответствуют всем требованиям и правилам.
Наряду с указанными фактами обнаружен ряд признаков, позволяющих распознать переодетых в нашу форму диверсантов. Командирам всех родов войск, осуществляющим патрулирование, внимательно ознакомиться с Приложением, где перечисляются и описываются приметы, характерные для диверсантов и лазутчиков.
1. Вскрыть пакет с пометкой «Фаза А».
2. Приступить к исполнению описанных в пакете мероприятий.
Обстоятельства ненадлежащего или неполного выполнения приказа будут рассматриваться военным трибуналом.
16.06.41 г. Командующий округом генерал армии Павлов Д.Г.
21 июня, суббота, время 20:10
Местечко Страдеч, в 15 км к югу от Бреста.
— Ты что, с ума сошёл?! — возмущённо кричит лейтенант госбезопасности невозмутимому пехотному старшине.
Лейтенант почти бежит к охране небольшого моста, возмущённо размахивая руками. Есть чем возмутиться! Его, командира госбезопасности, тормозят на месте очередью из автомата. Крытый грузовик пришлось остановить почти в сорока метрах от поста охраны. Попробуй не остановись, когда стоящий рядом с мостом БТ-7 ненавязчиво шевельнул башней.
— На месте стой! Раз-два! — весело командует старшина и бросает быстрый взгляд на автоматчика справа. Ствол ППД тут же пересекает линию между старшиной и лейтенантом невидимым шлагбаумом.
— Старшина, ты совсем охренел! — разоряется лейтенант, но ближе подойти уже не пытается. Стоит в трёх метрах.
«Положено в четырёх», — думает старшина и приказывает лейтенанту отойти на шаг. Матерясь, тот делает шажок назад.
— Стоять на месте! Руки на виду! Документы бросайте мне! — спустя минуту после непродолжительных пререканий старшина внимательно изучает новенькую (новенькую!) книжицу лейтенанта.
Очень внимательно изучает, чуть ли не обнюхивает. Смотрит каким-то новым взглядом на лейтенанта и вдруг засовывает документ в карман. Лейтенант не успевает в очередной раз возмутиться, его застигает ещё одно вдруг.
— Хенде хох!
На команду лейтенант как-то непонятно дёргается, то ли отпрыгнуть, то ли оглянуться. Среагировал быстро, надо признать. Прыжок в сторону старшины был хорош, да что там хорош, великолепен. И не его маленький шажок назад был виной неудачи, а педантичность старшины. Сказано в приказе держать дистанцию в четыре метра, значит, надо её держать, поэтому недостающие полметра старшина возместил сам. Отступил назад. Служи по уставу — завоюешь честь и славу. А не по уставу — получишь взыскание и похоронку.
Автоматчик успевает перечертить очередью ноги лейтенанта выше колен. Старшина тут же бросается на раненого сверху, автоматчик ныряет в кювет. Сколько там народу в машине неизвестно. Рядом стоит пятеро, водитель, сколько осталось в кузове… ещё восемь. Высыпают словно горох. Мгновенно разгорается бой, который быстро заканчивается. Без артиллерии покрыть козырь БТ-7 краснозвёздной масти невозможно. И удрать сложно.
Через полчаса старшина заканчивает паковать оставшихся в живых, хоть и раненых, рядовых диверсантов в количестве трёх штук. И стонущий в окровавленных бинтах лейтенант — одна штука.
Ещё через полчаса сдаёт передвижному посту. Машина с двумя белыми поперечными полосами на капоте. Была б такая метка у диверсантов, смогли бы подобраться ближе. Ну, ещё они пароль не знали, который старшина не нашёл нужным спросить, увидев нержавеющие скрепки в новеньком документике, пахнущем вовсе не тройным одеколоном.
Таких и подобных стычек по приграничным районам уже набралось за два десятка. Но вечер только начинается.
21 июня, суббота, время 20:55
Минск, Дом Красной Армии.
Вечер в самом разгаре. Сижу и пытаюсь сосредоточиться на великолепном спектакле «Тартюф» в исполнении гастролирующего МХАТа. Кроме Саши со мной инженерные генералы, первый зам Болдин, комиссар Фоминых и несколько чинов помельче рангом. Все остальные на службе, а мы демонстрируем своим присутствием спокойствие наших границ, на которых уже давно не спокойно.
И мне не очень спокойно. Нехорошие ощущения, как в детстве. Что-то тёмное, невидимое и грозное прячется где-то рядом. Странное чувство. Меня не так вермахт беспокоит, мощный и зубастый зверь, изготовившийся к прыжку, как непонятная угроза неизвестно с какого направления.
Был звонок с претензиями от Тимошенко. Не все, видите ли, склады я придвинул вплотную к границе.
— Семён Константинович, склады из глубины тыла я придвигаю. В Минск, Барановичи, Пинск. А Белостокские склады я, во-первых, рассосредоточил с целью повысить скорость их работы…
— Каким образом? — ой, какой голос строгий.
— Ну, как же? С трёх складов одновременно быстрее получить боеприпасы, чем с одного. И разбомбить один склад противнику проще.
— Не проще. При умелом концентрировании зенитных средств.
— Все склады в одной позиционной зоне ПВО, — немного лукавлю, но самую малость. Зато возразить ему нечем.
— Зачем ты вывозишь из них имущество? — и об этом ему доложили!
— В приграничных районах мобилизационные пункты нельзя разворачивать. Это зона вероятных боевых действий. Поэтому имущество я перевожу ближе к крупным городам, будущим центрам мобилизации. Именно то, что для этого нужно. Обмундирование, стрелковое вооружение с боеприпасами, лёгкую артиллерию.
Кое-как отбрехался. Официально он прижать меня не может, его устные указания идут вразрез с официальными директивами. Но подгадить по мелочи, запросто. А мелочей на войне не бывает. Подсунут гранаты не той системы, и мучайся с ними потом.
А неделю назад пожаловал ко мне Мехлис. Буквально через пару дней, когда я собрал всех, — ну, почти всех, кому-то работу тянуть надо, — политработников рот и батальонов, выше не трогал. Собрал в учебном центре под Смоленском. На базе пехотного училища Никитин организовал полигоны по образу и подобию. Оставил там своих инструкторов, и они взялись вытряхивать пыль из комиссаров. Наверное, те и наябедничали.
Мехлиса я встретил, организовал сопровождение, в которое включил Крайкова со строгим наказом не давать уважаемому Льву Захаровичу рушить налаженное дело. Крайковзакончил строить параллельную телефонную сеть, Копец сейчас занимается организацией на её основе сети ВНОС.
Перед отъездом Мехлис меня посетил.
— Всё понимаю, Дмитрий Григорич, но вашу идею сделать из политработников пехотных командиров, одобрить не могу. Вынужден буду доложить товарищу Сталину.
А как же? Для того ты сюда и прилетел.
— Вынужденная мера, Лев Захарович. Дайте мне три тысячи командиров, я тут же верну всех политруков на место.
— Вы уже забрали себе всех выпускников своих военных училищ, — раздражённым тоном отвечает комиссар.
— Ещё три тысячи надо, — упрямлюсь, а что делать, — у меня несколько корпусов только на бумаге существуют. Личный состав, если что, из мобилизованных наберу. А командиров где возьму. И вообще, не понимаю я вас, Лев Захарович. Если где-то дыра, разве не коммунисты должны закрывать её? Своей грудью, если понадобиться?
Что-то он ответил, но не уверенно. Я даже не запомнил. С тем Мехлис в Москву и улетел. Слава ВКП(б), Сталин пока молчит. Но непонятная тьма вокруг меня сгущается.
Моя военная машина, которую я упорно и методично строил несколько месяцев, наконец-то работает. Проверил её по всем параметрам во время непрерывных трёхнедельных КШУ. Иногда внатяжку и со скрипом, но работает.
Сталин молчит. Не знаю, как воспринимать его молчание. Как угрозу или одобрение? Он молчит, зато позавчера позвонили из секретариата вождя и пригласили на внеочередное расширенное заседание Политбюро. Мой пункт повестки дня — состояние дел в войсках округа. Вроде ничего страшного, мне даже есть чем похвастаться, центр обучения пилотов работает на полную катушку. Особенно меня радует, что центрифугу запустили. Кстати, небольшой процент молодёжи отбраковали. Не совсем, поставили в личное дело пометку: запрет летать на истребителях. Теряют сознание при пиковых нагрузках. Вот почему в космонавты в своё время только лётчиков принимали. Они уже проверены на перегрузках.
Похвастаться мне есть чем. Но, как всегда бывает, при больших объёмах работ неизбежно большее количество ошибок. Не ошибается только тот, кто не работает — во всей красе. Так что найдут, к чему придраться, а дальше дело техники. Специалистов и мастеров раздувания из мухи слона у нас всегда хватало.
Радует одно. Заседание запланировано на 24 июня. Ха! Меня даже 23 число устроило бы. Только бы немцы не подвели. Блядский высер! Своих начинаю опасаться, а прихода немцев жду, как спасения, будто кулацко-троцкисткий недобиток.