Пока постовой в недоумении пялится на коллегу из панцерваффе, тот устало достаёт платок, вытирает лоб, еле слышно ругается и добавляет:
— Мы сводная рейдовая группа, нас надёргали, из кого попало, несколько часов назад. Старший — майор Штольц. Где-то рядом замечена группа русских диверсантов. К вам подъехал, чтобы предупредить, ночью могут напасть. Понимаешь?
Ланге лениво оглядывает прямую, как стрела, линию моста, грамотно укреплённый и замаскированный блиндаж, страхующую огневую точку. Ниже и поодаль по обе стороны моста, — со стороны не увидишь, а сверху маскировочная сеть не позволит, — угадываются позиции зениток. Ему с его места только кончики стволов видны.
Старший поста озабоченно отдаёт команду солдату. После краткого «Яволь!» тот почти бегом преодолевает несколько метров, спрыгивает в траншею и через несколько метров исчезает в блиндаже.
— Правильно, — одобряет Ланге, — всех надо предупредить. Ш-шайсе! А ещё говорили, что Россия — холодная страна. Жара африканская!
Фельдфебели ещё какое-то время судачат о том, о сём.
— Ладно, поехали мы, — Ланге решает, что хватит бездельничать, надо русишей отлавливать.
— Хайль Гитлер! — прощается постовой фельдфебель, выбрасывая руку вверх.
— Хайл! — с ещё большей небрежностью в жесте, но не без шика, отвечает Ланге.
Через несколько секунд Ганомаг начинает урчать мотором и разворачивается обратно. Постовой провожает взглядом пыльный шлейф бронемашины, который через сотню метров почти полностью скрывает бронетранспортёр.
Через двадцать минут, лесок в паре километров от моста.
— Клаус меня зовут, товарищ лейтенант, — поправляет командира «фельдфебель Ланге». Со стороны никто не увидит, что это командир. Такая же маскировочная накидка, каска под сеткой, с воткнутыми веточками и пучками травы.
— И говорите по-немецки. Надо практиковаться. Гансы акцент махом чуют…
— Что-нибудь придумаем, — кивает лейтенант и переходит на немецкий.
— На той стороне моста, где зенитки?
— Где они могут быть? Здесь и здесь, — тычет пальцем в нарисованную от руки карту «фельдфебель», — слева Ефимов точно в бинокль увидел, справа кое-как, но больше негде. Иначе стрелять неудобно.
Диверсионная рота 48-го полка 6-ой кавалерийской дивизии заканчивала разведку в районе Алитуса.
Ещё через полчаса фельдфебель на посту, мгновенно среагировав на близкий разрыв мины, — шайсе, немецкой мины! — кричит:
— Аларм! Все в укрытие!
Солдаты высыпают из блиндажа, рассосредотачиваются по окопам и стрелковым ячейкам. Они успевают до того, как на их позиции и расположение зенитных автоматов обрушиваются 81-мм мины.
— Недолёт! — кричит с вершины дерева наблюдатель. — Метров сто!
— Костя! Клаус! — орёт через несколько секунд. — По твоим друзьям влепили! Давай на три десятка метра дальше!
— Саксонские волки им друзья, — бурчит «фельдфебель Ланге» и транслирует жестами нужные поправки командиру миномётчиков.
В нарушение всех инструкций четыре миномёта стоят совсем рядом друг с другом на открытых позициях. Угоди сейчас в центр расположения крупнокалиберный снаряд или бомба средних размеров и нет батареи.
— Так держать! — кричит корректировщик. — Есть попадание! Следующий левее на семьдесят метров!
Последовательно и безнаказанно миномётчики за десять минут обрабатывают оба берега.
— Братва! — восторженно орёт корректировщик. — Нас карать едут с того берега! По мосту!
«Фельдфебель» делает знаки, которые может расшифровать каждый. Жест ребром ладони по горлу поймёт любой. Командир батареи отдаёт последний приказ. Две из четырёх мин разрываются на мосту перед выдвигающейся колонной. Колонна, чуть дрогнув, не отступает и набирает скорость.
— В машину! — командует комбат, и бойцы быстро пакуют миномёты в кузов стоящего рядом камуфляжного Опель- Блица.
«Фельдфебель» ссаживает корректировщика. Через минуту грузовик скрывается в лесу. Присоединяется к ожидающим конца налёта бронетранспортёру, паре грузовиков, нескольким разнокалиберных машин и мотоциклов. После налёта — на юг. Там ещё один мост.
Немецкой колонне не повезло, она не успевает сойти с моста до бомбёжки беззащитного моста. Только одна уцелевшая зенитка тявкает озлобленно несколько раз до атаки штурмовиков. Эскадрилья СБ методично, один самолёт за другим, высыпают бомбы на мост.
30 июня, понедельник, время 10:05
г. Меркине, Литва. Въезд в город.
К укреплённому КПП на въезде в город приближается колонна военнопленных числом до трёхсот человек. Сопровождает отделение солдат, половина которых вооружена автоматами. По другую сторону от полосатой будочки у шлагбаума стоит танк Pz.t(38) с открытыми люками. Экипаж рядом, один из танкистов играет на губной гармошке.
За полкилометра до КПП в его сторону неторопливо пылит бескапотный грузовик Рено, со своим смешным передком, похожим на трамплин.
Часовой КПП лениво поглаживает пальцами ребристую крышку висящего на плече автомата. Презрительно сплёвывает навстречу уныло волочащим ноги пленным. Лица хмурые, запылённые, глаза ничего не выражающие, солдаты всех разбитых армий похожи друг на друга.
Конвоиры не напряжены, скучают, но добросовестно делают свою работу. Орднунг прежде всего. Унтер, старший конвоя подходит к постовому КПП, обменивается приветствием, представляется.
— Русиш сигаретте, битте, — унтер не спешит показывать аусвайс, протягивает пачку «Казбека», затем оглядывается, — Михель!
Унтер крутит рукой над головой какой-то жест, пара конвоиров отделяется от севшей на землю колонны и фланирует к танкистам. Унтер на повторное требование документа перехватывает автомат и резко бьёт задней частью постового в район виска. На лице ни злости, ни даже раздражения, когда он лязгает затвором и направляет автомат на второго часового.
— Стоять. Не двигаться.
Из-за него выскакивает ещё один солдат, быстро обезоруживает часового. Во всех смыслах обезоруживает. Нарукавную повязку тоже снимает.
— Переоденься в него, — сухо роняет «унтер» всё так же держащий ствол автомата на часового.
Похожая возня идёт около танка. К «немцам» присоединяется несколько человек из колонны «пленных» и тоже переодеваются в немецкую форму.
— Чую, германским духом веет, — ржёт один из «пленных», превращающихся в немецкого танкиста.
Ошалевшим взглядом немецкий часовой видит перед собой уже не понурую толпу солдат бесславно проигрывающей армии, а то, что есть. Передовое подразделение, выполняющее боевую задачу по захвату первой линии обороны противника. Аналог «Бранденбурга».
Раздетых пленных немцев отводят в кустики неподалёку и кладут на землю. Рядом остаётся один из переодетых русских с недовольным лицом. Повеселиться, как остальным ребятам, ему не удастся.
Спустя двадцать минут после подхода колонны к КПП, она продолжает свой путь, снова надев на лица выражение тупой покорности злой судьбе. Грузовик Рено едет вместе с ними.
Колонна «пленных» проходит по окраине городка, обезоруживая встречающиеся патрули и расчёты попадающихся на пути зенитных позиций. Притворство прекращает только на выходе к небольшой площади, где в здании школы разместилась казарма охранного батальона.
На узкой тенистой улочке красноармейцы подходят к грузовичку, разбирают СВТ, подсумки на разгрузке, вытаскивают ремни из-под гимнастёрки наружу, где они и должны красоваться по уставу.
— Гутен таг, камрады, — приветствует сидящих в курилке на лавках у забора солдат «унтер» с группой своих камрадов. Один из них вальяжно всходит на крыльцо и заговаривает с караульным.
— А теперь на землю и руки за голову, — безмятежно улыбаясь, приказывает «унтер».
С крыльца, грохоча о ступеньки каской, скатывается караульный. «Унтер» поднимает и резко опускает руку, его автомат давно в горизонтальном положении, ствол строго смотрит на растерянных и безоружных «камрадов».
Ещё пара солдат присоединяется к стоящему на крыльце, предварительно обезоружив и дав направляющего пинка не до конца пришедшему в себя караульному. Оставив одного автоматчика охранять лежащую на земле троицу солдат, «унтер» со всем отделением входит в здание.
На площадь выходит и рассыпается цепью примерно взвод красноармейев. Откуда-то с окраины доносятся сначала несколько винтовочных выстрелов, которые обрезает сухой автоматный треск.
«Унтер» заходит в казарму с видом инспектора.
— Караульный, доклад! — требовательно смотрит на солдата на посту у входа. — Пауль!
Доклада «унтер» дожидаться не соизволит. Рядом с ним из-за спины возникает «Пауль» и укладывает караульного сильным ударом приклада в голову. «Унтер» уже не смотрит за спину, выходит на место, из которого просматривается, как лестница наверх, так и пара коридоров. Его бойцы заканчивают паковать оглушенного солдата.
«Унтер» думает. С улицы он не заметил ни одного зарешечённого или как-то по-другому защищённого окна. Помещение, отведённое под ружпарк и боеприпасы, должно быть оборудовано именно так. Либо комната глухая, либо выходит на другую сторону. А он всё здание не осматривал.
— Оставьте снаружи охрану в форме, в нашей форме всех сюда! — командует своим и подходит к связанному и уже очухавшемуся солдату. Ведь если чего-то не знаешь, можно просто спросить того, кто знает. Бывает так, что попробуй, найди знающего, но сейчас не тот случай.
Унтер вытаскивает парабеллум, передёргивает и направляет в лицо немеющего от ужаса солдата. Кажется, даже наливающаяся багрово-фиолетовым цветом шишка на лбу светлеет.
— Сейчас ты мне всё расскажешь, иначе я проделаю дырку в твоём черепе. Для вентиляции.
Холл заполняется красноармейцами уже в уставной форме. Никто никуда не спешит. Пару солдат, выходящих из коридора, принимают быстро и без особого шума.
— Ауфштейн! — командует «унтер» караульному и забирает с собой всех «немцев». Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Пока он понял только то, что оружейная и штаб находятся на втором этаже.