– Привет, Хантер.
– Я тебя разбудил?
– Нет, у нас семь утра. Мы уже работаем с юристами в Париже. Потрясающее приобретение, Хантер, просто потрясающее. Ты чудо.
– Ты правда так думаешь?
– Все так думают, – сказала Джейд.
Веки Хантера сомкнулись, накатило забытье, но он предпринял последнюю отчаянную попытку.
– Записывай… – выдохнул он, с усилием приоткрыв глаза. – Пространство, время… что это? Пространство… и еще движение. И поля – они между пространством и временем? В смысле…
– Хантер?
– Есть ли что-то твердое? – прошептал он.
– Хантер, я все записала, очень интересные мысли, но тебе пора отдохнуть. Ты слишком много работаешь.
– Отдохнуть, – повторил Хантер. – В покое… или в движении. Да, Джейд, запиши меня в «Нуова Вита» и зарезервируй первую неделю мая для вечеринки «Дигитас» в «Ярком солнце»[16].
– Отлично, а после этого как раз в Канны, – сказала Джейд. – Хантер? Алло? Хантер! Не забудь выключить телефон!
– А, да, спасибо, – вздохнул Хантер и очень вовремя нажал отбой.
12
Оливия нарезала овощи для супа, который Фрэнсис собирался готовить на обед. В их сотрудничестве наметился четкий ритм, после того как Оливия привыкла к дому, больше не искала дуршлаг или перечницу и не спрашивала, где взять дрова, когда корзина у камина пустела. Она тщетно пыталась сосредоточиться на моркови под ножом, потому что все время вспоминала, как провела выходные в Лондоне, помогая Люси пройти «пункционную биопсию». Сейчас Люси спала на диване в гостиной, избавляясь от послеоперационной мути обезболивающих и наркоза. Оливию преследовали воспоминания о вчерашнем возвращении из больницы и о том, как Люси терзали безостановочные судороги, вызванные мельканием солнца за окном автомобиля. Пришлось даже останавливаться в тенечке, чтобы дать ей прийти в себя. Остаток пути Люси провела, зажав глаза ладонями, чтобы не видеть солнечных лучей. Фрэнсис встретил их на пороге коттеджа и, к тайному недовольству Оливии, заключил Люси в довольно продолжительные объятия, а потом отправил ее прямиком в постель, чтобы она оправилась от изнеможения, вызванного судорогами.
Подготовка к операции началась в пятницу после обеда. Оливия с Люси ждали в сумрачной больничной палате, выходящей окнами на кирпичную стену. Украшала палату художественная черно-белая фотография фонаря в больничном скверике, очевидно компенсируя отсутствие окна, выходящего на этот самый скверик, как в палате напротив.
– Мне в черепе просверлят маленькую дырочку и иглой возьмут пробу, – сказала Люси, распаковывая пижаму и мягкую пуховую подушку, принесенную из дома. – Риск смертельного исхода при этой процедуре менее одного процента, а мистер Макьюэн – опытный хирург и умеет обращаться с дрелью. А еще…
Тревога Люси выплескивалась через край, и остановил ее только стук в дверь. Вошел дружелюбный медбрат-филиппинец, надел на запястье Люси пластмассовый браслетик с именем и попросил вымыть голову, перед тем как ее обреют.
– Мне обреют голову? – уточнила Люси.
– Да, доктор все объяснит, – сказал медбрат и вручил ей флакон ярко-красного дезинфицирующего средства «Гибискраб».
Вскоре пришла молодая врачиха с прозрачным полиэтиленовым пакетом. Сначала она занялась гривой своих каштановых волос, убирая непослушные кудри с глаз и закладывая густые пряди за уши, а потом извлекла из пакета одноразовую бритву «Бик» и начала выбривать на черепе Люси шесть кругляшков, каждый размером с двухфунтовую монету. Тонкие светлые волосы Люси она выбрасывала в желтую железную урну, испещренную предупреждениями о правильном обращении с ядовитыми отходами и острыми предметами. Потом врач накрыла каждое выбритое место белым пластмассовым колечком с клейким слоем и наложила такие же на лоб и виски Люси, объяснив, что эти метки позволят снять точную томограмму и создать трехмерную компьютерную модель опухоли. Эта модель поможет мистеру Макьюэну с наименьшим риском направить иглу для отбора наилучшего образца. Черным несмываемым фломастером она обвела все эти так называемые координатные метки и поставила жирную точку в центре каждой, на случай, если они ненароком отпадут во время последующей процедуры.
Когда врач вышла из палаты, Люси, в полосатой шелковой пижаме, встала перед зеркалом и расплакалась.
– Это не потому, что я выгляжу жутко, – сказала она, – хотя, конечно, выгляжу я жутко. Просто из дома я вышла здоровой женщиной тридцати с лишним лет, без каких-либо очевидных проблем, а теперь стала похожа на онкологического пациента.
Оливия хотела как-то утешить Люси, которая уже утирала слезы, но тут, запоздало постучав в распахнувшуюся дверь, в палату вошла еще одна врач. На ней были черные брюки и безрукавка; с плеча свисала большая тяжелая сумка, и такая перекошенная поза явно требовала немедленного медицинского вмешательства.
– Здравствуйте, я Люси, – представилась врач. – Ой, простите, это вы Люси, а меня зовут Виктория. – Она рассмеялась, будто такая путаница была привычным делом в неврологической клинике. – Я работаю с мистером Макьюэном, мы вас завтра будем оперировать.
– Приятно познакомиться, – сказала Люси.
– Завтра мистер Макьюэн обсудит с вами несколько вариантов, – начала Люси-Виктория.
– Да? А что именно имеется в виду? – спросила Люси.
– Мистер Макьюэн завтра вам все объяснит. Возможно, понадобится удалить более крупную часть черепной кости, чтобы дать нам возможность выбора.
Люси-Виктория сделала движение рукой, как эпизодический актер в исторической драме, приподнимающий кепку перед господской каретой.
– Возможность выбора? – удивилась Люси. – Я думала, что мне просто сделают пункционную биопсию.
В палату вошел еще один врач, молодой человек в хирургическом костюме, и сказал, что он тоже будет участвовать в завтрашней операции.
– Понимаете, – продолжила Люси-Виктория, – возможно, мы проверим некоторые функциональные участки мозга. Составим карту, так сказать.
– И возможно, отберем дополнительные образцы опухоли, чтобы получить полную картину, – добавил второй врач.
– Но ведь это увеличивает риск, – сказала Люси. – Мистер Макьюэн ясно дал понять, что для того, чтобы добраться до опухоли, нужно пройти через очень важную зону.
– Завтра утром мистер Макьюэн вам все подробно расскажет.
– Завтра утром? Прямо перед тем, как меня повезут в операционную? А процедура по-прежнему будет проходить под местным наркозом?
– Да. Вам будут доступны все варианты.
– Вообще-то, анестезиологи, которые делают местный наркоз, по субботам не работают, – заметил второй врач.
– Ах да, – спохватилась Люси-Виктория. – Спасибо, что напомнили. Но все остальные варианты процедуры по-прежнему доступны.
Сделав это весьма тревожащее замечание, врачи вышли из палаты, явно желая поскорее отправиться домой, чтобы не застрять в пятничных пробках.
– О господи, – вздохнула Люси, изумленно глядя на Оливию.
Оливия сочувственно покачала головой.
– Не волнуйся, завтра Макьюэн все объяснит, – сказала она и решила перейти к более утешительному предмету разговора. – Чуть не забыла, Чарли разрешили с тобой увидеться, так что он тебя развеселит.
Оливия знала, что для брата встреча с Люси, даже чисто из намерений выразить сочувствие, была связана с некоторыми осложнениями. Люси занимала особое место в пантеоне соперниц Лесли, его ревнивой подруги, которая подозревала, что Люси для Чарли – «любовь всей его жизни», а сама Лесли просто «подходящий материал для жены». Она была из тех людей, которые считают, что оригинальность заключается в умелом применении клише, активно заключаемых в кавычки, чтобы подчеркнуть их банальность «тонкой насмешкой». Хотя Лесли и догадывалась, что Чарли тоскует по Люси, Оливия очень надеялась, что она неверно истолковывает представления брата о «подходящем материале для жены».
– Замечательно, – сказала Люси, пытаясь отыскать в сумке шерстяную шапочку, которую хотела надеть после операции.
В дверь снова постучали. Оливия и Люси напряглись, ожидая еще одно травмирующее медицинское объяснение, но оказалось, что пришел Чарли с бутылкой такого же шампанского, которое они пили с Люси, отмечая годовщину своего знакомства, еще студентами. Этот романтический, несколько сентиментальный жест очень растрогал Люси, которая давно не виделась с Чарли; ей хотелось уверенности, что дворцовый переворот, устроенный ее мозгом, не уменьшил пылкого восхищения Чарли ее умом и телом и что Чарли поможет ей их защитить. Она натянула шерстяную шапочку до самых бровей, закрыла ею уши и выглядела так, будто собралась на прогулку морозным утром. Чарли вытащил из автомата несколько пластмассовых стаканчиков и налил всем шампанского.
– Эти стаканчики – как мензурки для анализов мочи, – сказал он. – Приятно видеть, что они могут выступать и в другой роли.
– Возвышенной, – добавила Люси.
– Тебе бы в сомелье пойти, – сказала Оливия. – Ты умеешь уговаривать клиентов как следует наслаждаться вином.
Люси, как и любому другому на ее месте, хотелось смягчить резкость и остроту дня слоями описаний, но удалось лишь возбудить оживленную дискуссию, типичную для семейства Карр, о психопатологии хирургов, этих отважных и богоподобных целителей, единственных людей на свете, которым не возбранялось разрезать человеческие тела, отпиливать конечности, протыкать плоть, извлекать органы и удалять мозговую ткань, оперируя на грани паралича, инсульта и кровоизлияния. Эта профессия удивительным образом совмещала милосердие и жестокость, не раскрывая, какое из этих чувств доминирует, при условии, что оба они сопровождались высокой степенью точности.
– Между прочим, меня ничуть не успокаивает то, что вы сравниваете моего хирурга с серийным убийцей, – заметила Люси, и все они – чуть захмелевшие, взволнованные и напряженные – дружно расхохотались и на миг словно бы вернулись в прошлое, лет на пятнадцать назад, когда втроем сидели в пабе «Королевский герб» и смеялись над скучными лекциями или неудавшимися гулянками.