Ох черт, к нему устремился знаток, с педантичной улыбкой человека, всегда готового высвободить какой-нибудь шедевр из рук его невежественных и глупых владельцев.
– Кристофер Спандрал, – представился знаток.
Фрэнсис, не в силах вымолвить свое имя, уставился на него.
– Как вы знаете, – сказал знаток, бесцеремонно отметая общеизвестные исторические факты, – эта комната пострадала во время войны, но, не стану скрывать, мне больше нравится…
– Простите, – с трудом пролепетал Фрэнсис, – не сочтите за грубость, но мне хотелось бы побыть одному. Мне только что сообщили ошеломительную новость.
Знаток кивнул и слегка изогнул бровь, давая понять, что в свое время и сам был не чужд эмоциональных всплесков, но давным-давно растоптал эту плюющуюся кобру, однако же ничуть не удивлен, что она по-прежнему раздувает свой капюшон в жизнях простых смертных. Он выскользнул из комнаты, которая перестала его интересовать; парочка, шептавшаяся у округло выпяченного окна, тоже решила удалиться, и Фрэнсис неожиданно остался в одиночестве. Он закрыл глаза, чтобы усилить уединение, но вместо желанных темноты и покоя под веками вспыхнуло яркое мельтешение, как на экране. Он словно бы несся через некий клин пространства к вечно удаляющейся точке конвергенции, пролетая сквозь сонм напряженных, но неразборчивых кадров, вырезанных в монтажной лаборатории, сквозь скрытую рекламу несуществующих товаров, которых было невозможно желать.
– К черту все это, – сказал Фрэнсис, открыв глаза, но так и не избавившись от беспокойства.
А беспокоиться было о чем. Как выяснилось, Хоуп собиралась в Португалию, к матери, чтобы убедить ее завещать все свое внушительное состояние организации «Только не в нашу смену» – консорциуму богатых защитников окружающей среды, скупавших тысячи квадратных миль Амазонии, чтобы сохранить первозданные джунгли и населяющие их племена. Хоуп хотела, чтобы Фрэнсис принял участие в управлении организацией. Она хотела, чтобы они вместе отправились в Восточный Эквадор, где находился один из филиалов, потому что Эквадор был первым в мире государством, включившим в свою Конституцию охрану прав природы. Фрэнсис жаждал поехать с Хоуп, заняться с ней любовью на экваторе, в водоворотах инфохимикатов, под знойным гнетом целого мира. Она говорила, что его жизнь станет богаче, что ему не придется никого обманывать, что она не украдет, а разделит его с другими, но, в конце концов, он ведь даже не знал, правда ли то, что она рассказала ему о своем браслете. Он метался между паранойей и обожанием, между этими двумя крайними формами доверчивости, так и не находя ничего, чему можно было бы поверить. На самом обыденном уровне он совершенно не представлял, как одновременно управлять некоммерческой организацией в Амазонии и растить ребенка в суссекском домике в лесу.
– А, вот ты где!
– Привет. Да, привет. Извини, я переусердствовал с грибами.
– Понятно, – сказала Оливия. – Ты поэтому здесь прячешься?
– Ага. Внизу слишком многолюдно. Хорошо, что ты пришла. Извини.
– С тобой все в порядке?
– По большому счету – да, как только усвоятся излишки псилоцибина.
– И это все? Потому что Джордж с Эммой говорят, будто Хоуп Шварц собирается тебя умыкнуть и увезти в Амазонию, чтобы ты там работал над каким-то проектом…
– Нет-нет… то есть да, есть такой проект, в Амазонии, Хантер в нем тоже участвует, и Хоуп, и еще всякие богатеи…
– А ты что там будешь делать?
– Заниматься технологиями, – храбро признался Фрэнсис. – Все участки, принадлежащие организации, патрулируются беспилотниками, которые оборудованы сенсорами для отслеживания загрязнения окружающей среды, незаконной добычи золота, лесных пожаров и так далее.
– Гм, – сказала Оливия. – И всю эту информацию ты будешь обрабатывать на своем мобильнике «нокия-кирпич», сидя без интернета в экологическом Лэнгли, именуемом Ивовый коттедж.
– Ну, в чем-то придется пойти на компромисс, – сказал Фрэнсис.
– А на какие еще компромиссы ты готов? – спросила Оливия.
– Вроде бы ни на какие…
В комнату стали заглядывать гости.
– Увидимся внизу, – сказала Оливия. – Когда у тебя все усвоится.
– Да-да, обязательно. Я все обдумаю.
Да что это он делает? Ему вовсе не хотелось разделять свою жизнь. С другой стороны, он ее уже разделил. Разделил своим ошеломительным влечением к Хоуп. В самом влечении не было ничего плохого; а вот то, что он цеплялся за Хоуп, раскалывало его пополам. Нельзя, чтобы его отвлекало влечение к Хоуп, но и верность Оливии тоже не должна его отвлекать. Решение скрывалось не в том, чтобы принять одну из сторон; нет, оно пряталось глубже.
Он попытался взять себя в руки и сосредоточиться. Подспудное влечение надо не подавлять, а расширять, вот в чем все дело. Он полностью отдался на волю своего влечения, чувствуя, как оно отталкивает Хоуп все дальше и дальше, будто бутон, надрывающий клейкую оболочку, чтобы скрытый в нем цветок распустился и подставил себя солнцу.
Ух ты, какое чувство!
Разумеется, он все еще хотел с ней переспать, от этого никуда не денешься, но ему больше не нужно было прикрываться щитом вины, потому что он стал открыт более волнующим ощущениям, чем ее касание.
Уф. Отлично. Все пришло в норму. Посмотрим, долго ли так продержится. А теперь самое время спуститься в зал.
– Эй, Сол! – подозвал приятеля Хантер. – Прекрасная речь! Я хотел об этом сказать, прежде чем тебя уволить.
– Уволить? – хохотнул Сол. – Я обожаю твое чувство юмора. Ты же сам только что сказал, что это прекрасная речь.
– Да, речь сносная, – кивнул Хантер. – А уволен ты потому, что я ознакомился с твоими мейлами Джону Макдональду.
– Между прочим, это личная переписка, с личного адреса и на личном компьютере! – возмутился Сол. – А если ты взломал мой личный почтовый ящик, то что бы ты в нем ни обнаружил, – кстати, в моих мейлах нет никакого криминала, я Джона просто прощупывал, – суду это не предъявишь, а вот я тебя засужу за вторжение в мою…
– Никто ничего не взламывал, Сол. Макдональд сам прислал мне вашу переписку и спросил, нельзя ли получить от меня лучшее предложение. Я и предложил. Так что мы с ним подписали контракт. А ты уволен.
– Хантер, погоди. Эти изобретатели иногда такие странные, что вообще за пределами странного, ну, ты же понимаешь, что я имею в виду. За гранью. С ними нужно особое обращение и…
– Сол, – сказала Джейд, – Крисси стоит в вестибюле, под наблюдением двоих охранников. Приуныла, совсем как магазинная воровка, на которую в универмаге надели наручники при детях. Чем дольше ты все это затягиваешь, тем больше она расстраивается и в конце концов тебя возненавидит.
– Хантер! – умоляюще воскликнул Сол.
– Уведи его отсюда, – сказал Хантер Джейд.
– Хантер! – обрадованно воскликнул Уильям Мурхед, занимая освободившееся место. – Какой роскошный прием! Великолепная обстановка, все превосходно организовано, а приглашенные – выше всяких похвал. Кстати, не могли бы ли вы замолвить за меня словечко вашим знакомым из «Гугла»? Там как раз открылась вакансия, которая прекрасно мне подошла бы, а заодно и помогла бы мне сохранить Малый Сортингтон.
– Далась вам эта усадьба, – сказал Хантер. – После развода надо было переехать в дом поменьше. Там по соседству нет какого-нибудь Мелкого Сортингтона? Или Крохотного Сортингтона?
– Не пинай упавшего, – проворчал Мурхед.
Хантер положил руку на плечо Мурхеда и очень ласково сказал:
– Послушай, Уильям, с тех самых пор, как в моем присутствии один из руководителей «Гугла» заявил: «Мы намерены управлять всеми знаниями мира», мне хочется подрезать им крылья. Одной-единственной корпорации не под силу вынести такой тяжкий груз. И хотя ты, безусловно, станешь обузой для любой компании, которая возьмет тебя на работу, для того, чтобы обрубить эти гигантские крылья, мне понадобится не ржавая пилочка для ногтей, а приличного размера бензопила.
Хантер чувствительно хлопнул Мурхеда по плечу и отошел, не дав профессору возможности ответить.
По миру витала зараза: эбола выжимала кровь из Западной Африки; бешеные собаки с пеной у рта бродили по Индии; больничные стены кишели супербактериями. По вящем размышлении, думал Себастьян, больницы заботятся о микробах, а не о людях, делают все возможное, чтобы микробы научились не бояться любых антибиотиков, известных человеку. Нет людей, которые бы выжили под стопроцентной лавиной обид и оскорблений, зато супербактерии вот-вот обретут бессмертие. Им суждено стать богами следующей эпохи, когда люди будут динозаврами. На самом деле возникла необходимость, острая, как кончик иглы, иглы шприца, которым делают прививку от гриппа, а вирус гриппа в этом году был жутким, и многие товарищи Себастьяна по работе заболели. Теперь они лежат в кровати, а с потолка супербактерии десантируют прямиком в их ослабленные иммунные системы. Мистер Моррис, потерявший сына из-за трагического душевного расстройства, употребил слово «коллеги», но Себастьяна оно слишком взволновало. Он не мог себе представить, что достоин иметь «коллегу». Если у тебя есть «коллега», то он может быть твоим напарником, а если есть напарник, то тебя могут устранить, вычеркнуть, сожрать, как в видеоигре, или поглотить, как антивещество, – Себастьян не очень понимал, что это такое, но звучало пугающе, особенно с точки зрения вещества, а сейчас он всегда старался занять вещественную точку зрения, хотя было время, когда его ум был полон антивещества.
– Мой напарник в Вашингтоне, – произнес Себастьян негромким голосом с аристократическим выговором и поглядел в зеркало, на костюм Эрика, но Вашингтон был далеко, что очень пугало. – Мой напарник в Долстоне, – сказал он, чтобы бояться поменьше, но тем же голосом, иначе было бы нечестно. Доктор Карр говорил, что все эти разные голоса – голоса самого Себастьяна, который должен научиться с ними обращаться.
Чего не скроешь, того не скроешь, он очень, очень нервничал. Сегодня утром позвонил мистер Моррис, сказал, что многие «коллеги» заболели гриппом, и попросил Себастьяна помочь разносить канапе на сегодняшнем приеме. А еще он сказал, что Себастьян зарекомендовал себя как ценный «член команды» и что он прекрасно справляется с мытьем посуды, а поэтому мистер Моррис «совершенно уверен», что Себастьян будет чувствовать себя «в своей тарелке», если поручить ему разносить угощение гостям. Себастьян на минутку растерялся, потому что думал о посуде и представил себя на блюде с канапе, но мистер Моррис привел его в чувство, добавив, что пришлет ему костюм Эрика, потому что Себастьян с Эриком «навскидку одного размера».