– На работу мне не звони, я буду очень занят.
– Долго?
– Сколько потребуется.
– Ясно, ясно, Федя. Может, чаю поставить или кофе? Попьешь перед уходом.
– Да какой к черту чай!
– А кофе? Сон прогонишь.
– Мне сон лучше любого кофе прогнали.
– Как хочешь.
Генерал опять тряхнул головой и по-военному быстро начал одеваться. Через пять минут он был полностью собран, правда бриться не стал. Жена напомнила:
– Федя, побриться забыл.
– На работе побреюсь.
– Тогда возьми бритву, а то потом снова скажешь, что я не досмотрела.
У генерала была привычка: он брился каждое утро, чем бы не был занят. Процесс бритья приводил его нервную систему в определенное равновесие. И вообще привычки, как считал генерал Потапчук, человеку просто необходимы. Именно они держат его в норме, не дают сгибаться в самых кризисных ситуациях.
А сейчас ситуация сложилась именно такая. И единственное, чему можно было порадоваться, так это тому, что Олег Мерцалов засветился. Теперь со всей определенностью ясно, что он находится в Москве и именно его наняли для исполнения убийства, последствия которого будут катастрофичными.
На пороге кабинета генерал столкнулся с Атониной Адреевной. Она несла чашку горячего чая, в котором плавал ломтик лимона. На блюдечке лежала серебряная ложечка с витой ручкой. Потапчук нахмурился.
– Я же сказал…
– На вот, выпей, Федя, может, голова болеть перестанет.
– А с чего ты взяла, что у меня болит голова?
– По тебе видно. Уж кому, как не мне, понять, что у тебя…
– Не надо, не надо. Когда ты говоришь, что у меня болит голова, то она и начинает болеть. Ты всегда пытаешься мне внушить то, что тебе кажется.
– Ты мне твердишь эту фразу, Федя, уже сорок лет.
Твердишь, когда виноват.
– А ты, дорогая, сорок лет продолжаешь внушать.
Нас с тобой уже не переделать.
– Ну что ж, отнесу чай на кухню.
Но тем не менее Федор Филиппович взял чашку, размешал немного сахара – жена заботилась о муже, берегла его здоровье, запрещая ему есть много сладкого – и сделал большой глоток. Ему действительно стало лучше, и он с облегчением вздохнул.
– Оттянуло.
– Ну, вот видишь!
– Иди спать, – сказал генерал, ставя чашку на письменный стол. Выходя из кабинета, обнял Атонину Адреевну за плечи. – Иди, иди. И не волнуйся.
– Ты позвони, ладно?
– Ну ты же знаешь, что я позвоню.
– Да, знаю. Но предупредить должна.
– Позвоню, если время позволит.
– Не забудь.
– Не забуду, иди спать, – генерал накинул на плечи пальто с каракулевым воротником, надел шапку и вышел из квартиры.
Машина уже стояла у подъезда. Водитель прохаживался рядом и курил.
– Ну что, Павел, тебе тоже не дали поспать? – невесело улыбнулся генерал.
– Не дали, Федор Филиппович. Только устроился, а тут звонят, командуют – «в ружье!».
– Ясно.
– Куда едем? – уточнил Павел на всякий случай, хотя, проработав с генералом лет десять, прекрасно знал, что скорее всего придется ехать в управление.
– Куда же еще – на работу.
– Вот уж, среди ночи, и на работу! Что-то случилось? – сочувственно спросил водитель.
– А ты как думаешь, Павел?
– Думаю, что-то серьезное стряслось. Иначе вас не стали бы поднимать.
– Да, это точно.
Полковник Лазарев ждал генерала в его приемной.
Федор Филиппович Потапчук поздоровался с ним за руку и пригласил пройти в кабинет.
– Кофе уже готов, – сказал помощник.
– Хорошо, неси.
– С сахаром?
– Поставь сахарницу на поднос, – не зная привычек полковника, распорядился Потапчук, Генерал разделся, повесил свое старомодное пальто на вешалку, спрятал его в шкаф. Снял шапку и шарф, потянулся, хрустнув суставами.
– Я, полковник, такой хороший сон видел! Снилось мне, что я лейтенант, на мне новенькая форма. Иду я себе по улице, а мундир парадный, ботинки сверкают, ремни поскрипывают. Радуюсь, весна на дворе, яркое солнце, синее небо…
– Да-да, хороший сон. Я слушаю.
– Слушаешь и улыбаешься. Небо синее-синее, как только на кодаковской пленке бывает…
Полковник Лазарев, слушая генерала, думал: «Видать, наш генерал совсем уже сдал, крепчает его маразм. Тут такие дела, а он про новенький мундир и про начищенные сапоги рассказывает!»
– ..так вот, полковник, иду я себе по Тверской-Горького, поглядываю по сторонам. А женщины вокруг – одна другой краше, и все на меня поглядывают.
А по тротуару голуби ходят, в лужах купаются. Лужи тоже синие-синие, потому что в них небо отражается…
На деревьях почки вот-вот лопнут, зеленые листочки появятся. И так мне хорошо…
– И я вам все испортил своим звонком, не дал досмотреть сон?
– Да нет, полковник, – бросил генерал, усаживаясь в кресло за большим рабочим столом, – не ты мне все испортил, а голуби. Залюбовался я на них, как мальчишка, стоящий на крыше. А голуби, будь они неладны, мне весь парадный мундир и обгадили. И на погоны, и на грудь, и на рукава. А у меня с собой, полковник, платка носового нет. Я растерялся, все на меня смотрят, пальцами показывают, хохочут. И так я себя возненавидел, а еще больше птицу мира, что готов был в канализационный люк провалиться, подальше от людских глаз.
– Да.., ну и сон.
– Вот и я Думаю… Небо синее, лужи блестят, а я весь в дерьме…
Полковник Лазарев нетерпеливо переминался с ноги на ногу, не зная, как остановить поток красноречия генерала Потапчука. Но тот сам прервал повествование, сказав после паузы обидные для Лазарева слова:
– Может, я и нашел бы выход и почистил бы свой мундир, но тут твой звонок, полковник, я и проснулся.
Удружил ты мне, помог сохранить дерьмо на мундире.
Вот какие дела приключились. А теперь присаживайся и рассказывай, что да как.
Доклад полковника был очень кратким. Неприятно говорить о собственных промахах.
– Я выезжал на место, все осмотрел. Вот фотографии убитых, они сейчас в морге, с ними работают эксперты. Все три выстрела были произведены почти в упор. Омоновцев не спасли даже бронежилеты. Насколько я понял, пули в пистолете Мерцалова бронебойные. Они сейчас на баллистической экспертизе, результаты будут только утром, я просил сделать все как можно скорее… – после этого Лазарев принялся пересказывать генералу, что произошло в ресторане «У Константина».
Генерал слушал, не перебивая, его рука опять стала вычерчивать на листе бумаги закорючки.
– У тебя все? – наконец-то спросил Потапчук. – Или есть уточнения?
– Да, все Как вы уже слышали, все происходило в гардеробе. Людей там, кроме омоновцев и Сергачева, не было, в ресторане имелся второй выход – за гардеробной стойкой, поэтому исчез Мерцалов почти мгновенно, словно растаял.
– Не дурите мне голову, полковник, Мерцалов не сосулька и не снежная баба, растаять он не мог.
– Мы ищем.
– Где вы его ищите?
– Вокзалы, магазины, медпункты, рестораны, кафе, бистро – словом, везде, где он может появиться. Должен же он выйти из дому.
Генерал Потапчук скептически хмыкнул:
– Полковник, ты себе плохо представляешь, что это за человек.
– Но и капитан Сергачев – опытный оперативник и в задержаниях…
– Был…
– Что – был? – не понял полковник.
– Был он опытным оперативником… Но ты не обращай внимания, так, с языка сорвалось.
– ..в задержаниях участвовал, и не однажды… ° – Задержать рецидивиста – это одно, а вот взять Мерцалова – это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
– Теперь я все понял.
Потапчук подавил в себе тяжелый вздох.
«Хорошо тебе, полковник: раз – и все понял, – с иронией подумал он. – Только я что-то ничего не пойму в этом деле».
– Ладно, можешь идти. Если появится какая-нибудь информация – поставь меня в известность. Я буду у себя в кабинете.
– Есть.
Когда полковник вышел, генерал Потапчук спохватился, что не угостил Лазарева, которому он доверял как честному добросовестному офицеру, чашкой кофе, хотя поднос с кофе стоял на столе.
«Ничего, угощу в следующий раз», – утешил себя Потапчук и снял трубку телефона.
Теперь ему уже не пришлось напрягать память, чтобы выловить из нее номер генерала Решетова. Он набрал сперва его рабочий телефон – скорее чисто машинально – и, к своему немалому удивлению, услышал голос коллеги:
– Решетов слушает.
– Потапчук тебя беспокоит, Андрей Николаевич.
Ты, надеюсь, уже в курсе?
– В курсе чего, Федор Филиппович?
– В курсе того, что случилось в ресторане.
– Да, порадовали.
– Так вот, как мы и предполагали…
– Да-да, Федор Филиппович. Какие же эти омоновцы болваны! Да и этот твой капитан…
– Это не совсем мой капитан, – уточнил генерал Потапчук. – А омоновцы вообще тверские.
– Да ну их всех к черту – бездельники и тунеядцы!
Им бы только алкоголиков брать. А как вышло посерьезнее дело, их тут же перестреляли, как голубей.
– Как кого?
– Как голубей. А что?
– Нет, ничего…
Генерал Потапчук с отвращением и раздражением вспомнил свой гнусный сон, но рассказывать о нем, естественно, Решетову не стал. Не поймет.
Решетов продолжал:
– Надо было поставить в известность меня. И мри люди, они натренированные, взяли бы Мерцалова на три пятнадцать. Это точно.
– А как же! Мои б люди его выследили, взяли за руки и держали б до приезда твоих.
– Завалил ты дело.
– Я его начал, – напомнил Потапчук, – и не ошибается тот, кто ни хрена не делает.
– В другой раз без моих людей ни шагу.
– Да брось ты, Андрей Николаевич! Просто вместо тех трех трупов было бы три трупа твоих людей.
– Да ты что, Федор Филиппович! Мои молодцы так подготовлены! Я сам лично за этим слежу.
– Я думал, ты в курсе, Андрей Николаевич, с кем мы боремся, а ты еще, наверное, не понял. Мерцалов – профессионал экстра-класса. Я тебе показывал список его дел, он наследил во многих странах. И вот теперь он здесь, в Москве.