Вообще встреча изобиловала замечательными высказываниями нашего наркома. Шляйхер пожаловался ему на антимилитаристскую агитацию немецких коммунистов, на что тот ответил, что подобные вещи не должны влиять на взаимоотношения держав, поскольку правительства в своей внутренней политике свободны, и он «считал бы вполне естественным, если бы к коммунистам в Германии относились так же, как в России относятся к „врагам народа“». Слышали бы его коминтерновцы!
Однако надежды на укрепление отношений рухнули с назначением 30 января 1933 года рейхсканцлером Адольфа Гитлера. Правда, поначалу советские руководители восприняли это назначение даже с облегчением, как отсрочку. Они считали, что Гитлер имеет гораздо меньше шансов и стремлений договориться с Антантой о совместном походе против СССР, чем Папен, — как оно, в конце концов, и получилось. И недаром во время Великой Отечественной войны Сталин отменил подготовленное было покушение на Гитлера в то время, как санкционировал покушение на давно уже никому не нужного Папена, состоявшееся в Турции, где он был послом.
Впрочем, в первое время стороннему наблюдателю из числа «пикейных жилетов» могло показаться, что ничего страшного не произошло. Рейхспрезидентом Германии оставался старенький фон Гинденбург, залог умеренности, а новым министром рейхсвера стал ярый русофил (но, к сожалению, слабый человек) фон Бломберг. Еще 23 марта при принятии правительственного заявления в рейхстаге по итогам выборов Гитлер держал речь ну прямо по Крестинскому: «Борьба против коммунизма внутри Германии — наше внутреннее дело, в которое мы не потерпим вмешательства извне. Но государственные отношения с другими странами, с которыми нас связывают совместные интересы, этой борьбой затронуты не будут». Однако усилившиеся нападки полиции и штурмовиков на советских граждан и советские учреждения показали, что слово — не есть дело. А когда 1 апреля 1933 года заведующим внешнеполитическим отделом НСДАП был назначен Альфред Розенберг и сразу же резко усилилась антисоветская риторика, — отношения еще охладились. Потом еще и еще, они становились все холоднее буквально день ото дня.
Естественно, изменение политики повлекло за собой и пересмотр военных отношений. СССР было как-то совсем ни к чему помогать развитию армии столь враждебно настроенного государства. Три недели, с 8 по 28 мая Бломберг, сопровождаемый шефом своего штаба Георгом Томасом, новым военным атташе Отто Хартманом и его заместителем Гансом Кребсом, провел в переговорах с советскими военными Ворошиловым, Егоровым и Тухачевским. 11 мая, в начале визита, во время обеда в немецком посольстве Ворошилов еще говорил о своем дружественном отношении к Германии. А через два дня после возвращения Бломберга, 30 мая, заместитель советского военного атташе (опытный разведчик) Лев Шнитман, заменивший в начале года Зюзь-Яковенко, сообщил: «Маловероятно, что в последующие годы будут функционировать совместные исследовательские станции по работе с отравляющими веществами». Надо понимать, не только они, но и все прочие объекты сотрудничества.
И действительно, в конце июня появился приказ Курта фон Хаммерштейна-Экворда о ликвидации Липецкой летной школы. Тогда же Шнитман сообщил о том, что советские офицеры впредь не будут участвовать в маневрах рейхсвера. 3 августа Хартман известил руководителя Отдела внешних связей РККА Смагина, что и немецкие офицеры не приедут на летние маневры РККА. 11 августа появляется директива Ворошилова о ликвидации всех немецких структурных подразделений на территории СССР. 22 августа последняя группа немецких летчиков покидает Липецк. Последний транспорт, вывозящий немецких специалистов и оборудование, отправился 21 сентября из Ленинграда в Штеттин. Последние немецкие станции закрылись 15 сентября 1933 года. В 1934 году Гитлер аннулировал военные статьи Версальского договора и не нуждался больше в зарубежном полигоне. Германский фюрер повторил ошибку Наполеона и взял курс на войну с Россией.
Однако, не доверяя новому имперскому кабинету, наше правительство не хотело полностью рвать отношения. Явно этого не показывали, но в 1933 году в Германию был назначен новый военный атташе комкор Василий Левичев, бывший ранее заместителем начальника Генштаба и редактором «Военного вестника». Назначение столь крупной фигуры должно было показать, что Москва все-таки заинтересована в возобновлении отношений с рейхсвером, пусть, может быть, и на какой-то новой основе.
До начала 1934 года в Москве ждали реакции Берлина — но не дождались. 10 января 1934 года новый немецкий посол Надольный сообщил Ворошилову, что в министерстве рейхсвера есть желание сотрудничать, но в Берлине ждут дальнейших инициатив с нашей стороны, прежде всего, со стороны Советского правительства. Чего они ждали от правительства — изменения политического курса, что ли? Присоединения к фашистскому блоку? И последним ударом по попыткам сохранить сотрудничество стало заключение 26 января 1934 года германо-польского договора о нейтралитете. После этого были отозваны военный атташе Василий Левичев и посол СССР в Берлине Лев Хинчук. С этого момента отношения между двумя армиями перешли на уровень обычных контактов военных атташе.
Да и положение в рейхсвере к тому времени изменилось. Сторонники просоветской ориентации уже не могли открыто проводить свою линию — при каждой попытке они подвергались истеричной критике со стороны Гитлера. По данным советской разведки, относящимся к середине 30-х годов, среди тех немецких генералов, которые вопреки всему оставались сторонниками союза с СССР и сотрудничества с Красной Армией, были Хаммерштейн-Экворд, фон Фрич, Бек и Бломберг. Шлейхер и Бредов были убиты эсэсовцами в «ночь длинных ножей» — сильнейший удар по лагерю «восточников», ибо Шлейхер был единственным из них, кто имел ценность не только как военный, но и как политик, а Бредов, бывший руководитель абвера, держал в руках все связи с советской разведкой. Нетрудно, кстати, догадаться, что Шлейхер был приговорен уже в 1933 году. Знаете, почему фон Гинденбург снял его с поста рейхсканцлера? К нему пришел фон Папен и заявил, что Шлейхер подготовил военный переворот и верные ему войска готовы двинуться из Потсдама на Берлин. И что интересно — Гинденбург, прекрасно знавший Шлейхера, в это поверил. По-видимому, идея военного заговора носилась в воздухе, а может быть, и не только идея…
Кое-какие контакты продолжались и после разрыва. Так, новый немецкий военный атташе в Москве Эрнст Кёстринг сообщил, что 11 ноября 1935 года он имел беседу с Тухачевским, который живо интересовался судьбой знакомых ему по прежним контактам немецких офицеров и, по мнению атташе, проявил интерес и симпатию к рейхсверу. А в январе 1936 года в беседе с помощником немецкого военного атташе в Варшаве майором Кинцелем желание встретиться с немецкими военными, чтобы обсудить ряд важных политических и военных вопросов, высказал Уборевич. Желание его вскоре было реализовано. Осенью 1936 года командарм Уборевич по приглашению генерала Фрича присутствовал на немецких военных маневрах. По этому поводу Гитлер бросил раздраженное замечание в адрес тех представителей командования, которые «пьянствуют и водятся с коммунистическими генералами». Что интересно обсуждал комкор с просоветски настроенными офицерами нашего наиболее вероятного противника? Помимо гласных контактов, продолжались и негласные, о которых не знало руководство Германии и неизвестно, в какой мере было информировано руководство СССР.
На поприще установления негласных контактов много трудилась австрийская графиня-коммунистка Рут фон Майенбург, близкая подруга семьи фон Хаммерштейнов-Эквордов.
Рут родилась 1 июля 1907 года в Богемии, в семье аристократа, богатого шахтовладельца Макса Хейнсиуса фон Майенбурга. Она рано вышла замуж за такого же аристократа, как и она сама, однако уже тогда начала, кроме балов, интересоваться левым рабочим движением. В 1929―1930 годах Рут изучала архитектуру в Дрезденской высшей технической школе, затем отправилась в Высшую школу мировой торговли в Вене, где ее судьба окончательно определилась. В 1932 году она вступила в Социал-демократическую партию Австрии, стала членом Социалистического молодежного фронта и еще раз вышла замуж — за известного социалиста, а позднее коммуниста Эрнста Фишера. (В брежневские времена Фишер, наряду с Роже Гароди, считался главным «ревизионистом» международного коммунистического движения.)
В феврале 1934 года в Австрии произошло восстание рабочих, входивших в социал-демократическую военизированную организацию «Шюцбунд» (так называемое восстание шюцбундовцев), которая, кстати сказать, считалась образцовой, самой лучшей социал-демократической партией в мире. Рабочие протестовали против фашизации страны. Их протест был жестоко подавлен войсками. Это восстание еще раз показало всю гнилость австрийской социал-демократии, которая после подавления восстания полностью развалилась. Часть партийцев эмигрировала, часть перешла к коммунистам, в том числе Эрнст Фишер и его жена.
К этому времени относится начало нелегальной деятельности Рут фон Майенбург. После подавления восстания Рут отправляется в Москву, участвует в знаменитом параде шюцбундовцев на Красной площади. Затем уезжает в Прагу. Сначала она некоторое время работает в Коминтерне, потом переходит в Разведупр РККА и выполняет задания советской военной разведки. С 1934 по 1938 год она, выполняя задания, разъезжает по всей Европе. К 1938 году Лена (таков был ее псевдоним в разведке) уже имеет звание полковника РККА.
Рут восстанавливает связи с коммунистическим подпольем, собирает информацию. Однако главное, что она смогла сделать, — внедриться в ряды оппозиционно настроенных кругов германской армии и военного министерства. Это ей удалось благодаря дружбе с семейством генерала фон Хаммерштейна-Экворда. Кстати, дочка отставного шефа рейхсвера Хельга фон Хаммерштейн-Экворд тоже была коммунисткой и информатором разведывательного аппарата Компартии Германии, а сам генерал и два его сына входили в руководство антигитлеровского офицерского заговора. Благодаря связям с генералом, Рут смогла подготовить подробную информацию о планах немецкого руководства по развертыванию немецких вооруженных сил на ближайшие три года, о состоянии обороноспособности страны, о темпах перевооружения германской армии новой техникой, о расширении военного сотрудничества Германии с Италией, о тайных военных заводах. Сам нарком Ворошилов лично