Блок был назван «право-левацким», так как члены входящих в него групп были близки одни к правой, другие — к левой оппозиции. Именно по поводу этого блока Сталин и сказал: «Пойдешь налево, все равно придешь направо, и наоборот, если пойдешь направо — все равно придешь налево».
Р. Медведев в работе «О Сталине и сталинизме» ссылается на воспоминания жены деятеля Коминтерна Р. Г. Алихановой о том, что Рютин не раз говорил ближайшим единомышленникам, что единственный способ избавиться от Сталина — убить его. Весь ход событий, вся логика происходящего говорят нам, что таких, лелеявших мечты о смерти Сталина, должно было быть великое множество.
В ноябре 1932 года два старых большевика — Н. Б. Эйсмонт (член партии с 1907 года) и Толмачев (член партии с 1904 года, начальник Главдортранса СНК РСФСР) были вызваны на допрос в ЦКК и ОГПУ. Согласно информации, поступившей от некоего Никольского, члена партии, Эйсмонт вел активную работу, нацеленную на то, чтобы снять Сталина с поста генсека, и сетовал на робость товарищей по ЦК. «Если говорить в отдельности с членами ЦК — большинство против Сталина, но когда голосуют, то голосуют единогласно „за“». Говорилось в письме Никольского и кое-что еще. Одна фраза звучала так: «Вот мы завтра поедем с Толмачевым к А. П. Смирнову (член партии с 1896 года, кандидат в члены Оргбюро, снятый в 1930 году с поста секретаря ЦК и зампреда Совнаркома РСФСР как сочувствующий правым), и я знаю, что первая фраза, которой он нас встретит, будет: „И как это во всей стране не найдется человека, который мог бы его убрать“».
Правда, на допросах Эйсмонт интерпретировал эту фразу следующим образом: «Неужели в партии нет человека, который мог бы заменить Сталина». Однако уже в 60-е годы Никольский, вызванный в парткомиссию при ЦК КПСС, несмотря на все усилия хрущевских «партследователей», твердо держался своей версии — была сказана именно эта фраза. Слово «убрать» врезалось ему в память.
Показательно отношение к угрозе Эйсмонта И. Н. Смирнова — того самого Смирнова, организатора красного подполья в Сибири и опытнейшего конспиратора. Его жена, тоже известная троцкистка, А. Н. Сафонова вспоминает: «После получения сведений по делу Эйсмонта Смирнов по этому поводу сказал: „Эдак, пожалуй, Сталин будет убит“».
Ни Эйсмонт, ни Толмачев не отрицали ни своих намерений добиваться снятия Сталина, ни того, что вместе со Смирновым обсуждали этот вариант, подбирали кандидатуры членов ЦК, от которых ожидали поддержки. Их дело разбиралось на объединенном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК, после чего было вынесено на январский пленум 1933 года. Постановлением пленума они обвинялись в создании подпольной группы. Пленум исключил Толмачева и Эйсмонта из партии, а Смирнова из ЦК (из партии он был исключен в 1934 году). Затем Эйсмонт и Толмачев были во внесудебном порядке осуждены на три года политизолятора. Эйсмонт погиб в 1935 году, Смирнов и Толмачев были расстреляны в 1937-м.
Что же касается слова «убрать», то, хотя оно и было произнесено в пылу негодования, но не выражало ли затаенных мечтаний оппозиции? Даже умеренные оппозиционеры из «бухаринской школы» и те… Когда шло следствие по делу группы Слепкова, один из них, Астров, сообщил, что правые говорили о том, что необходим «дворцовый переворот», и кто-то даже выкрикнул: «Дайте мне револьвер, я застрелю Сталина!»
Известный диссидент и историк Абдурахман Авторханов, которого уж точно нельзя считать сталинистом, вспоминал: еще в 1929 году один из группы правых говорил ему: «Государственный переворот не есть контрреволюция, это только чистка партии одним ударом от собственной подлости. Для этого не нужен и столичный гарнизон Бонапарта. Вполне достаточно одного кинжала советского Брута… Ни одна страна не богата такими Брутами, как наша. Только надо их разбудить».
Да уж, что касается Брутов, то бешеный всплеск террора начала века показал: это так. Повторится ли 1905 год в 1934-м?
Воспоминания Авторханова бесценны, потому что говорят о фактах, которые нигде не всплывали, и о людях, которых никто не знает.
Так, он вспоминает о некоем «салоне» Королевой и кружке Сорокина. В этих дискуссионных клубах разрабатывалась идеология террора. «Самый острый вопрос, который ставили именно молодые коммунисты, но участники гражданской войны, гласил: нужно ли ответить на массовый террор группы Сталина контртеррором против Сталина? Сорокин отвечал на этот вопрос положительно и оправдывал террор историческими экскурсами, а идеологию террора разрабатывал его наиболее убежденный сторонник Миша, которого члены кружка шутя называли „Кибальчич“. Эта кличка подходила к нему не меньше чем к оригиналу».
Этот самый Миша был сыном старого большевика. Сам он из последнего класса гимназии ушел добровольцем в Красную Армию. В армии стал коммунистом. Работал в белых тылах, получил за это орден Красного Знамени (орденоносцы тогда исчислялись десятками, не более). Окончил университет. В 1927 году участвовал в хлебозаготовках. Суровой реальности обостренной классовой борьбы «не вынесла душа поэта». Он примкнул к оппозиции и стал размышлять о терроре. Биография Миши чрезвычайно типична. Куда они делись, молодые и не очень молодые участники гражданской войны, которые побывали на хлебозаготовках и стали по ту сторону баррикады?
Несмотря на то что многие оппозиционеры в 1930―1931 годах заявили о прекращении фракционной деятельности, ОГПУ на всякий случай за ними присматривало. В январе 1933 года Сталину донесли о существовании глубоко законспирированной организации во главе с И. Н. Смирновым, включавшей более 200 бывших активных троцкистов. Это было уже очень серьезно. Сам Смирнов, старый большевик, в годы гражданской войны специализировался как раз на подпольной работе, был опытнейшим конспиратором, и белая контрразведка была бессильна против его групп. Организация имела филиалы в Ленинграде, Харькове, Горьком, Киеве, Ростове-на-Дону и других городах, группы в Госплане, Наркомтяжпроме и других учреждениях.
Аресты членов подпольной организации начались еще в 1932 году. Было арестовано 89 человек, почти все в свое время исключались из партии за фракционную деятельность. Из этих 89 35 человек потом восстановились, покаявшись. Среди арестованных были известные оппозиционеры, такие, как И. Н. Смирнов, Тер-Ваганян, Преображенский. Партколлегия ЦКК заочно исключила 30 человек из партии. Особое совещание при коллегии ОГПУ 41 человека осудила на лишение свободы сроком от 3 до 5 лет, а 45 человек были отправлены в ссылку.
И все-таки к старым большевикам относились пока что более менее лояльно. В августе 1933 года Преображенский был освобожден из ссылки, в октябре восстановлен в партии. На XVII съезде партии он выступил с покаянной речью. Тер-Ваганян тоже в 1934 году был восстановлен, но в мае 1935 года снова исключен — в третий раз! — и отправлен в ссылку. Большая часть членов группы не пережила 1937 год.
И. Н. Смирнов, как уже говорилось, был привычен к нелегальной работе. Еще во время гражданской войны, будучи членом Реввоенсовета при Тухачевском, он обеспечивал «предварительное» взятие сибирских городов красными партизанами, причем обеспечивал так хорошо, что иногда город, как перезрелый плод, сам падал в руки Красной Армии.
Официальное следствие по делу троцкистского подполья так и не сумело раскрыть его истинную роль. Однако из архива Троцкого, который, поскольку находится за границей, сохранился и относительно доступен, стало известно, что И. Н. Смирнов стал инициатором создания глубоко и надежно законспирированного широкого антисталинского блока.
В июле 1931 года Смирнов был в командировке в Берлине. Во время поездки он несколько раз встречался с сыном Троцкого Львом Седовым и, по-видимому, договорился с ним о контактах. Осенью 1932 года оппозиционер Э. Гольцман встретился в Берлине с Седовым и сообщил последнему, что бывшие оппозиционные группы в СССР объединились в единый блок и хотят наладить связь с Троцким.
Тогда же Гольцман передал Седову для Троцкого письмо Смирнова и статью «Хозяйственное положение СССР», которая была опубликована в «Бюллетене оппозиции». В статье он, в частности, писал, что в результате «неспособности нынешнего руководства выбраться из хозяйственно-политического тупика, в партии растет убеждение в необходимости смены партруководства».
В письме Смирнов сообщал о переговорах между четырьмя оппозиционными группами о создании единого оппозиционного блока. Это были группы Смирнова, зиновьевцев, Ломинадзе — Стэна и Сафарова — Тарханова. О блоке также сообщил Седову старый большевик Ю. П. Гавен, входивший в группу «О». Кто был «О», до сих пор неизвестно. Троцкий тоже был старым конспиратором и прятал все, что только возможно. Покойный историк Вадим Роговин предположил, что это Осинский. Мы склоняемся к той точке зрения, что речь идет о старой большевичке, чекистке и, что называется, «крутой бабе» Н. Островской. Хотя возможна и другая версия. Жена Гавена, также старая большевичка, носила фамилию Овян. Об этой группе, кроме названия, не известно ровно ничего. Через Гольцмана и, возможно, через Гавена группа Смирнова узнавала мнение Троцкого о процессах, проходивших в СССР, а Лев Давыдович, в свою очередь, получал через них подробную информацию о том, что там на самом деле происходит.
Из архива также видно, что в это время у Седова были многочисленные связи в СССР и в некоторых советских миссиях за рубежом. Большинство его корреспондентов скрыто под псевдонимами. Троцкий и Седов называли между собой Смирнова «Ко», Гольцмана — «Орлов», Гавена — «Сорокин». Неизвестный старый большевик, работавший в советской торговой миссии в Лондоне, фигурировал как «Свой», И. Н. Переверзев — «Петр». Кочерец, переводчик Арагона, посылал Троцкому секретные партийные документы. Слали информацию Н. Островская, бывшая чекистка, бывший оппозиционер Рафаил и многие другие.