Однако к марту 1939 года членов ВКП(б) имелось не около 2,8 млн., а всего лишь 1 млн. 588 тыс. 852 человека — то есть на 1 млн. 220 тыс. 932 человека меньше, чем насчитывалось совместно членов и кандидатов в члены в январе 1934-го! И эта цифра, фиксирующая „убыль“ в составе ВКП(б), близка к приведенной выше цифре, зафиксировавшей количество репрессированных („политических“) в 1937―1938 годах (1 млн. 344 тыс. 923 человека)». Конечно, нельзя говорить о точном совпадении, но корреляция налицо. И не надо путать партию 30-х годов с номенклатурной партией эпохи «застоя». В ней идеи и убеждения играли куда большую роль.
Так что не стоит называть 1937 год трагедией народа. Это была трагедия партии — той партии, которая принесла народу бесчисленные страдания. Что же касается невинных жертв, которых было множество, когда террор стал неуправляемым, то о них жестокая пословица сталинских времен говорила: «Лес рубят — щепки летят». Можно сколь угодно долго возмущаться ее бесчеловечностью… а что бы было, если бы к власти пришел, например, Троцкий и стал огнем и мечом насаждать свои идеалы? — а он бы стал именно огнем и мечом! Да и любой другой — тот же Бухарин, что ли, был менее жесток? Вспомним «шахтинское дело», когда именно он настоял на расстреле подсудимых, при том, что даже Сталин был против. Просто объекты приложения бухаринских сил имели куда меньшую возможность выучить своих детей в университетах, чтобы они стали историками и публицистами и спустя двадцать, тридцать, пятьдесят лет подняли крик о «большом терроре». Обычно революционные деятели не «рубили лес», а «разжигали мировой пожар», и щепок после них не оставалось. А нынешнее вымаривание народа — оно что, лучше, что ли?
Как мы видим, официальный миф об оппозиции грешит, мягко говоря, некоторыми неточностями. А история комбрига Бессонова и его план показывают, что даже разгромленную и разбросанную по лагерям оппозицию в случае войны противник мог использовать достаточно эффективно.
А теперь покинем пределы нашей Родины и отправимся на другой конец Европы. История любит пошутить. Троцкизм, разгромленный в СССР и задавленный в колыбели в других странах, неожиданно обрел себе полигон в Испании. В этой стране троцкисты показали в полной мере себя, свои идеи и свои способности, равно как и оппозиционные военные, о которых речь впереди, реализовали свои планы. Кто чего стоит, сразу стало ясно, едва прозвучало по радио сообщение о том, что «над всей Испанией безоблачное небо».
Глава 12. Испанский вариант, или «Пятая колонна» Льва Троцкого
Выражение «пятая колонна» родилось на испанской войне. Мятежный генерал Мола, командовавший четырьмя колоннами, наступавшими на Мадрид, заявил, что у него есть еще пятая колонна в самом Мадриде.
Начавшаяся 17 июля 1936 года война в Испании гражданской войной была только по названию. Почти сразу же в военных действиях приняли участие другие страны, причем не только морально и экономически, но и напрямую. Естественно, каждое государство помогало идейно близкой стороне. Лидера правых генерала Франко поддержали нацистская Германия, фашистская Италия и фашистская же Португалия. Фактически на стороне Франко действовали вооруженные силы стран-союзниц.
В противостоящем Франко левом лагере картина была несколько иной. Правительство Народного фронта было достаточно разношерстным. Оно включало представителей двух леволиберальных партий (Левых республиканцев и Республиканского союза), Коммунистической партии Испании (КПИ), Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП), каталонских и баскских националистов, а также анархистов. Все они получали помощь от зарубежных партайгеноссе, но объемы этой помощи были очень разные и, как правило, мизерные. Исключение составлял Советский Союз.
Западные демократии приняли решение о невмешательстве — ни франкистам, ни республиканцам оружие не поставлять. Франкисты превосходно обходились и без их помощи, а вот идейно близкому Народному фронту пришлось туго. Эту политику поддерживала и Франция, во главе которой в то время, как и в Испании, стояло левое правительство Народного фронта во главе с социалистом Леоном Блюмом, идеологом «этического социализма». Французское правительство отказалось передать Испании не только заказанное, но даже уже оплаченное оружие. (Интересно, вернули ли испанцам деньги?) Политика невмешательства, кстати, прекрасным образом объединила французских социалистов с идейно несовместимыми с ними британскими консерваторами, еще раз доказав, что в политическом мире правят не идеалы, а интересы.
Так что в Испании речь шла не о гражданской войне, а об агрессии блока фашистских государств против Испанской республики, на стороне которой из всего мирового сообщества были лишь Советский Союз с Коминтерном. Ну, и еще Мексика. Но Мексика не в счет.
Испания была, пожалуй, единственной страной, где правой и левой коммунистической оппозиции удалось создать более менее крупную организацию — так называемую Рабочую партию марксистского единства (ПОУМ). Она была создана в 1935 году на базе двух групп. Первой группой, существовавшей с конца 20-х годов, были испанские троцкисты, так называемые «левые коммунисты». Ее возглавлял Андреас Нин. Организация была небольшой — в Испании с ее стихийно-анархическим духом было очень мало чистых троцкистов. Однако сам Нин — весьма крупная фигура. Один из руководителей Профинтерна, он долго жил в Москве, откуда вывез тесные связи с Троцким и был одним из ближайших его друзей среди иностранных коммунистов.
Вторая группа — активно действовавшие в Испании правые оппортунисты, местный аналог бухаринцев с легким националистическим душком. Во главе их стоял приятель Нина (оба они в свое время возглавляли каталонские профсоюзы, кстати говоря, анархистские, а не социалистические), некий Хоакин Маурин. Маурин был исключен из компартии как правый оппозиционер и создал свою организацию, называвшуюся ни больше ни меньше как «Блок рабочих и крестьян» (БОК). Этот самый БОК пользовался в Каталонии довольно существенной поддержкой (существенной, конечно же, по сравнению с электоратом других каталонских левых микропартий, а не, скажем, КПИ).
Как и в СССР, в Испании троцкисты и бухаринцы быстро нашли общий язык. База у них была одна — антисоветизм, пропагандируемый как антисталинизм. То, что было вовремя пресечено в России, состоялось в Испании, — правые и левые объединились в единую организацию — ПОУМ.
Правых в ПОУМ было больше, и они фактически контролировали ситуацию. Лидером партии первоначально тоже был Маурин. Но ему не повезло (или, наоборот, повезло, смотря как взглянуть на это дело): когда началась война, Маурин оказался на франкистской территории. Его арестовали, и он всю войну спокойно просидел за решеткой. После окончания второй мировой войны Маурина отпустили, он уехал в Америку, где и умер. (Этот случай, кстати, говорит о том, как франкисты оценивали ПОУМ и опасность, исходящую от нее. Любого схваченного коммуниста ждал если не расстрел, то многолетнее тюремное заключение.)
После ареста Маурина во главе организации стал Нин. В это время он, будучи связан определенными партийными обязательствами, уже не считался чистым троцкистом, но тем не менее поддерживал тесные связи с Троцким через наводнивших Испанию посланцев «демона революции».
В полном соответствии с бухаринско-троцкистской концепцией «внутрипартийной демократии» ПОУМ представлял собой конгломерат разных фракций. Их было восемь — восемь фракций в одной партии, которая насчитывала максимум 20 тысяч человек! На крайнем левом фланге была маленькая группка откровенных троцкистов, существовавшая скорее на правах специи, чем компоненты этого салата. Затем шла протроцкистская группа во главе с Хоакином Андраде, старым дружком Нина. Дальше, если идти слева направо, — левое крыло, которое возглавляли Нин и Хулиан Горкин. (Настоящая фамилия Горкина — Гомес. Но, когда жил в Москве, он взял себе псевдоним Горкин, соединив фамилии Горького и Ленина. И кстати, Горкин, как недавно выяснилось из «Очерков истории внешней разведки», был французским шпионом.) Эти три «левые» фракции ПОУМ можно было отнести к сторонникам Троцкого. Остальные пять фракций были разными модификациями правых оппортунистов, типа наших бухаринцев.
Поумовцы сумели закрепиться только в одной провинции — Каталонии, традиционном центре анархистов, но и в Каталонии они имели влияние лишь в некоторых городах. В каталонском правительстве у них был свой представитель (Нин, министр юстиции) и своя дивизия на каталонском фронте (впрочем, как и у других партий). Учитывая печальное положение оппозиционеров в других странах, все это можно считать немалым достижением.
Окрыленные успехом, поумовцы попытались превратить Испанию в центр антисталинского коммунистического движения. Со всего мира туда слетелись всевозможные исключенные из разных компартий группы. В то время существовало два маленьких интернациональчика, пытавшихся конкурировать с Коминтерном. Один, так называемое «Международное объединение коммунистических оппозиций» (ИВКО), — правые, во главе с бывшим лидером Компартии Германии Генрихом Брандлером и бывшим лидером Компартии США Джеем Ловстоном. Это самое ИВКО имело около 20―30 мелких организаций по всему миру.
Второй интернациональчик — «левые социалисты», известные также как «Лондонское бюро», поскольку одно время центр у них был в Лондоне. Это «Лондонское бюро» тоже имело в своем составе два десятка мелких левосоциалистических групп. Помимо того, в Испанию собрались анархисты со всего мира, в том числе и русские анархисты-эмигранты.
Вообще отношения ПОУМ и анархистов были достаточно сложными. «Братишки» жили сами по себе, ни к кому не присоединяясь, и могли себе это позволить. Сама партия — Федерация анархистов Иберии — была небольшая, всего лишь в 2―3 раза больше ПОУМ. Но они контролировали гигантский профсоюз — Национальную конфедерацию труда. Поэтому по указанию Троцкого его сторонники в ПОУМ и вне ПОУМ главную ставку делали на союз с анархистами и подчинение их своему влиянию.