о поумовцы, стремились если не выиграть путч, то хотя бы увеличить хаос. К концу дня подошли республиканские миноносцы «Лепанто» и «Санчес Баркаистеги», бросившие якорь в Барселонском порту. 7 мая в Барселону пришли, наконец, посланные правительством 4 тысячи бойцов штурмовой гвардии.
Руководство НКТ путчистов не поддержало. 8 мая орган НКТ «Солидаридад обрера» напечатал призывы: «Разрушьте баррикады! Бросьте ваше оружие! Все рабочие — на работу!» Что же касается ПОУМ — то ее ежедневная газета «Баталья» писала что-то уж совсем невразумительное. Она трубила о победе, утверждая, что «попытка провокации была пресечена благодаря великолепной реакции рабочего класса» (?!).
Восстановленный порядок на телефонной станции обошелся, по официальным данным, в 400 убитых и 1000 раненых (на самом деле убитых было около тысячи, раненых — в три раза больше). Кроме того, если бы не удалось вовремя перехватить части анархо-синдикалистов и поумовцев, выступившие с фронта на помощь путчистам, то фронт был бы открыт со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но все равно в этих дивизиях пришлось наводить порядок, и наступление, которому придавалось такое значение, было сорвано.
Поскольку руководство НКТ барселонских анархистов не поддержало, оно репрессиям не подверглось, зато ПОУМ было распущено и часть его лидеров, включая Горкина, оказалась за решеткой. В Барселоне прошел открытый процесс. Виновников кровавых столкновений осудили. Правда, получили они куда меньше, чем заслуживали. Это объяснялось тем, что коммунисты не контролировали ситуацию полностью. Фактически в это время страной руководили правые социалисты, которые не были заинтересованы в том, чтобы повторять в Испании московские процессы.
Трагична судьба Нина. Его похитили из тюрьмы советские чекисты и долго допрашивали, пытаясь получить информацию о Троцком. Нин так ничего и не сказал — он действительно был человеком твердым. Его убили и тайно захоронили. При этом зачем-то сфабриковали документы о том, что он якобы был агентом франкистов. Агентом он как раз не был, хотя редкий агент мог бы принести Испанской республике столько вреда.
Разобравшись с каталонскими «р-р-революционерами», центральное правительство взялось и за арагонских. Направленная туда 11-я дивизия во главе с лучшим командиром республиканской армии Энрике Листером арестовала анархистское правительство Арагона и отправила его министров в Мадрид, где их сдали на поруки товарищам по борьбе. Операция прошла без единого выстрела, при полном равнодушии населения, которому беспредел анархистов надоел хуже горькой редьки.
Немецкий посол Фаупель, комментируя события в Барселоне, сообщил в Берлин, что барселонские путчисты действовали по прямому указанию Франко, а глава подпольной антигитлеровской организации «Красная капелла» Харро Шульце-Бойзен одновременно информировал Москву об участии в них агентов абвера. Получилось прямо по Вышинскому: троцкисты по указке фашистской разведки устраивают мятеж, удар в спину, и так далее…
Но современные российские историки, особенно из числа троцкистов, делают вид, что ничего об этих фактах не знают. По их мнению, в барселонских событиях виноват Сталин, не простивший Андреасу Нину дружбы с Троцким, а анархистам — антитоталитаризма и любви к самоуправлению.
Однако анархисты в этом деле вообще были ведомыми. Во время мятежа из Мадрида приехало их руководство, которое уговаривало — и уговорило — своих подопечных прекратить сопротивление. Ведущими были поумовцы. Именно они, кстати говоря, распространяли листовку, в которой призывали к сопротивлению и к борьбе. А крайние троцкисты издавали свою газету (неизвестно, на какие деньги), где, в соответствии с директивами Троцкого, призывали к свержению правительства и замене его своим новым правительством, состоявшим из радикальных анархистов, поумовцев и троцкистов. Можно представить, чего бы они там науправляли!
Как ни крути, но практика показала, что, не будучи обезвреженными, троцкисты оказались «пятой колонной» и не на словах, а на деле нанесли удар в спину республике.
В Испании многопартийная демократия показала себя во всей красе. Партийные лидеры интриговали, депутаты произносили бесконечные речи, но наладить военное производство так и не удалось. Например, изготовление артиллерийских орудий республика начала лишь в октябре 1938 года, спустя 27 месяцев после начала боевых действий. До конца года промышленность Испании изготовила аж целых 6 пушек (Мещеряков М. Т. Испанская республика и Коминтерн. — С. 153).
Ничего не смогло сделать правительство Народного фронта и с собственными генералами, трусость, бездарность и предательство которых в конечном итоге нанесли республике смертельный удар. Прежде всего, отцы-командиры позволили Франко перед каждой операцией сосредоточивать на решающем участке фронта многократно превосходящие силы, хотя в целом к середине 1937 года численность и вооружение обеих армий были примерно равными. В итоге франкисты уже к октябрю захватили все три северные провинции — Астурию, Сантандер и Страну басков. Таких военачальников надо бы гнать из армии, но премьер-министр Испании Хуан Негрин мог только развести руками — ведь почти все генералы были ставленниками входящих в его правительство партий. А значит, тронув их, Негрин мог спровоцировать правительственный кризис и лишиться премьерского кресла.
Франко из всего этого сделал выводы и к весне 1938 года сосредоточил половину своей армии против Арагонского фронта. Возглавляемые коммунистами Листером и Модесто войска сопротивлялись героически, но силы оказались слишком неравны, и 26 января 1939 года фашистские войска вошли в Барселону. Остатки республиканских частей отступили на территорию Франции, где братья по демократии разоружили их и посадили в концлагеря. Армии мадридского правительства в центральной и южной зонах все это время продолжали бездействовать, лишь изредка, для очистки совести, атакуя отдельные никому не нужные высотки и деревеньки. Видный российский либерал Павел Николаевич Милюков в таких случаях любил риторически вопрошать: «Что это: глупость или измена?»
С большим опозданием, 4 марта, Негрин наконец подписал указ о замене командующего защищающей Мадрид армии полковника Касадо на Модесто. Но к тому времени руководство республиканской армией само успело подготовить заговор против правительства. В ночь с субботы на воскресенье 5 марта 1939 года…
О барселонском мятеже у нас только ленивый не писал. Куда менее популярная тема — окончание гражданской войны в Испании, показывающее, куда могут завести страну амбициозные генералы, получившие власть, как они катятся от уступки к уступке и заканчивают прямым предательством. Одна из немногих книг, подробно освещающих эту чрезвычайно далекую от героизма историю, — переведенный и изданный в 1986 году смешным тиражом в 9 тысяч экземпляров труд Жоржа Сориа «Война и революция в Испании».
Итак, как рассказывается в этой книге, «…в ночь с субботы 4-го на воскресенье 5 марта 1939 года семеро заговорщиков, из которых один был высокопоставленным военным, а шестеро других — политическими деятелями, причем один из них — весьма известным, проникли незадолго до полуночи в обширное подземелье министерства финансов. Семеро заговорщиков, которые долго совещались между собой, прежде чем привести в исполнение свой план, направились в маленькую комнату, в которой находился микрофон, связанный с радиопередатчиком „РадиоМадрид“, откуда всего два с половиной года тому назад генерал Миаха призывал жителей Мадрида превратить столицу Испании в „могилу фашизма“.
Когда на часах пробило полночь, диктор мадридского радио, обычно читавший ежедневную военную сводку о положении на фронтах, которую миллионы испанцев в тот вечер ожидали с особой тревогой из-за бесчисленных слухов относительно подлинных перспектив сопротивления, монотонным голосом изложил ее содержание.
„За исключением бомбардировки вражеской авиацией Валенсии, Сагунто, Аликанте и нескольких деревень этой же провинции, — сказал он, — нет никаких новостей, заслуживающих упоминания“. Эта обычная формулировка была не более чем уловкой.
Затем, согласно весьма многочисленным свидетельствам, диктор вдруг начал говорить голосом значительным и торжественным, в котором чувствовалось волнение. „Граждане! — сказал он, — мне предстоит сейчас довести до вашего сведения весьма важное заявление“. И взяв в руки три машинописные страницы, которые ему протянули, он стал не спеша зачитывать их содержание. Чтение это началось звучным обращением: „Испанские труженики! Антифашистский народ!“
В заявлении, пересыпанном неблагозвучными эпитетами в адрес правительства Негрина, открыто отрицалась его законность. Правительство Негрина обвинялось в том, что „оно не выполнило ни одного из обещаний, данных им после падения Каталонии“. Отождествив президента республики Мануэля Асанью, который, находясь во Франции, только что сложил с себя свои высокие полномочия, с Хуаном Негрином и министрами… заявление обвиняло этих политических деятелей, или, как там было сказано, „руководителей сопротивления“, в том, что „они покинули свои посты и подготавливают себе позорное бегство, чтобы спасти свои жизни ценою бесчестья“. Эта преамбула имела целью оправдать принятое заговорщиками решение, которое в тексте заявления раскрывалось в следующих выражениях:
„Чтобы предупредить этот позорный акт и не допустить дезертирства в настоящий, столь ответственный момент, был создан Национальный совет обороны. Воодушевленные чувством ответственности за ту миссию, которую мы решили возложить на себя, воодушевленные полной уверенностью, которую нам придает наше прошлое, настоящее и будущее, мы обращаемся ко всем трудящимся, ко всем антифашистам, ко всем испанцам, чтобы сказать им от имени Совета обороны, который принял на себя все полномочия в тот момент, когда правительство Негрина позорным образом от них отказалось, что, преисполненные сознанием своего долга, мы им гарантируем, что никто не сможет уклониться от исполнения своих обязанностей и избежать ответственности… Мы не дезертируем, и мы не потерпим дезертирства… Мы усилим сопротивление, чтобы наше дело не было запятнано позором и презрением… Вот почему мы обращаемся к вам за помощью и сотрудничеством. Мы будем безжалостны к тем, кто откажется выполнить свой долг“. Здесь диктор прервал чтение и объявил, что Хулиан Бестейро, „которого мне нет нужды представлять вам“, выступит с кратким обращением. Старый вождь Испанской социалистической рабочей партии, который на протяжении всей войны не переставал проповедовать „почетный мир с генералом Франко“… начал говорить „энергичным, но дрожащим голосом“.