любили. Дальше он шел, как по лестнице.
Вот и первое задание — в качестве представителя Военного отдела ВЦИК обследовать состояние частей Красной Армии в Рязанской, Тамбовской, Воронежской губерниях и на Дону. Верный себе, самое большое внимание проверяющий обращает на дисциплину и всемерно ратует за возрождение военных судов. (Он всегда будет в первую очередь смотреть на дисциплину и ратовать за трибуналы. Ничего не поделаешь, это даже не привычка, это свойство личности.) Отчет «наверху» понравился, карьера пошла. 27 мая Тухачевский отправляется в район Западной завесы в качестве губернского комиссара. А конец июня застает нашего героя уже в Казани с мандатом, в котором написано: «…командирован в распоряжение главкома Восточного фронта Муравьева для исполнения работ исключительной важности по организации и формированию Красной Армии в высшие войсковые соединения и командование ими».
С офицерами тогда было ох как плохо! Во главе Восточного фронта (!) был поставлен подполковник царской армии, левый эсер, лихой командир матросской братвы и отчаянный авантюрист М. А. Муравьев. А подпоручик-коммунист, прибывший на фронт с партийным мандатом, тут же вступил в командование 1-й армией Восточного фронта. Так Тухачевский стал командармом. Ему везло и продолжало везти дальше.
Обстановка на Восточном фронте летом 1918 года была невообразима и неописуема. Великолепное описание того, что представляла собой эта война, оставил сам Тухачевский. «Когда 27 июня я прибыл на ст. Инза для вступления в командование 1-й армией, штаб армии состоял только из пяти человек: начальника штаба Шимупича, начальника оперативного отдела Шабича, комиссара штаба Мазо, начальника снабжения Штейнгауза и казначея Разумова. Никаких аппаратов управления еще не существовало; боевой состав армии никому не был известен; снабжались части только благодаря необычной энергии и изобретательности Штейнгауза, который перехватывал все грузы, шедшие через район армии, как-то сортировал их и всегда вовремя доставлял в части.
Сами части, почти без исключения, жили в эшелонах и вели так называемую „эшелонную войну“. Эти отряды представляли собой единицы чрезвычайно спаянные, с боевыми традициями, несмотря на короткое свое существование. И начальники, и красноармейцы страдали необычайным эгоцентризмом. Операцию или бой они признавали лишь постольку, поскольку участие в них отряда было обеспечено всевозможными удобствами и безопасностью. Ни о какой серьезной дисциплине не было и речи. Эти отряды, вылезая из вагонов, непосредственно и смело вступали в бой, но слабая дисциплина и невыдержанность делали то, что при малейшей неудаче или даже при одном случае отхода эти отряды бросались в эшелоны и сплошной эшелонной „кишкой“ удирали иногда по нескольку сотен верст… Были и такие части (особенно некоторые бронепоезда и бронеотряды), которых нашему командованию приходилось бояться чуть ли не так же, как и противника». (Цит.: «Красный маршал».) Эту «армию» не разбили в пух и прах только по одной причине: белые тоже находились в процессе формирования, и у них царил примерно такой же бардак. Да, для такой армии стратег был не нужен. Тут был необходим либо Чапаев, либо фельдфебель.
Отношения нового командарма и его комфронта продолжались всего две недели, однако успели «не сложиться». Позднее Тухачевский дал Муравьеву совершенно убийственную характеристику: «…Теоретически Муравьев был очень слаб в военном деле, почти безграмотен… Мысль сделаться Наполеоном преследовала его, и это определенно сквозило во всех его манерах, разговорах и поступках. Обстановки он не умел оценить. Его задачи бывали совершенно безжизненны. Управлять он не умел. Вмешивался в мелочи, командовал даже ротами. У красноармейцев он заискивал… Был чрезвычайно жесток. В общем, способности Муравьева во много раз уступали масштабу его притязаний». Может быть, в чем-то так оно и было. Однако Муравьев все-таки был подполковником царской армии, прошел всю мировую войну и считался в то время одним из лучших командиров. И такая характеристика в устах подпоручика, выпускника двухлетнего военного училища (что ни в коей мере не считалось серьезным образованием), имевшего пару месяцев боевого стажа, говорит о характере самонадеянном, чтобы не сказать больше, и выглядит по меньшей мере странной. И надо же, как он его сразу раскусил — всего за две недели! Впрочем, через две недели про его бывшего начальника можно уже было говорить все, что угодно, — опровергать любые домыслы было некому.
10 июля 1918 года произошло восстание левых эсеров в Москве. Муравьев выступил против Советской власти, и был убит во время переговоров в здании Симбирского губкома. Тухачевский не поддержал своего начальника, выступил против мятежников, и после убийства Муравьева стал исполняющим обязанности командующего фронтом до приезда нового командующего.
Легко было критиковать начальство. Критиковать вообще легко. И вот, наконец, он получил возможность показать себя, свои теоретические знания, умение оценить обстановку, ставить задачи, командовать и пр. И оказалось, что это не так-то просто. За десять дней командования Тухачевского белые взяли Сызрань, Бугульму, Мелекес, Сенгилей и сам Симбирск. В довершение всего приехавший, наконец, новый комфронта бывший полковник Вацетис не смог его найти и, обнаружив, наконец, в Пензе, потребовал, чтобы он поменьше болтался по тылам. Тухачевский обиженно оправдывался — обиженные оправдания вообще вскоре стали его типичной реакцией на любую критику. Искать виновных-то он умел. Хуже было со стратегией и тактикой.
Дела были катастрофически плохи. И тогда на Восточный фронт, к тому времени объявленный главным фронтом республики, отправился наводить порядок сам наркомвоенмор Троцкий. Порядок он навел сообразно своим нравам — расстрелами. Даже в те времена исключительной жестокости, когда распоряжения о заложничестве, процентном уничтожении и в некоторых случаях поголовном уничтожении не были чем-то необычным, Троцкий выделялся среди прочих своей какой-то уже сверхжестокостью. Так, в отступившем Петроградском полку по его приказу расстреляли каждого десятого, в том числе командира и комиссара. В полках, состоявших из мобилизованных татар, из пулеметов косили всех подряд.
Более интересно другое. Троцкий обругал практически весь руководящий состав, командиров и комиссаров. А возвысил одного Тухачевского, ему обещал всемерную помощь и поддержку, ему писал письма. Чем так приглянулся ему поручик-коммунист, к тому времени показавший себя далеко не лучшим образом? Разговорами о дисциплине и трибуналах, что было так близко палаческой душе Троцкого? Внешним видом? «Задумчивый, почти рассеянный юноша в тужурке хаки» — так спустя несколько лет охарактеризовал его Михаил Кольцов.
А может быть, и проще. Будучи назначенным на пост наркомвоенмора, Троцкий с самого начала деятельности в этом качестве подбирал себе команду, как подбирали ее и другие большевистские лидеры. Познакомиться они вполне могли еще в Москве, возобновить знакомство на фронте. И Тухачевский ему подошел.
С новым командующим Вацетисом отношения Михаила Николаевича тоже быстро испортились. Сначала наш «блестящий стратег» не смог удержать Симбирск. Затем пала Казань. Белым достался хранившийся там золотой запас России — около 40 тысяч пудов. Неудачи Тухачевский, как обычно, объяснял чем угодно, только не собственным неумением. В данном случае — отсутствием дисциплины. Все-таки после того как Восточный фронт привели в порядок, он разработал план взятия Симбирска и взял город. Однако слегка увлекся, что потом будет происходить с ним не раз и не два. Красные части с ходу, не подумав и не разведав, форсировали Волгу и — кто бы мог подумать! — вдруг попали под удар каппелевцев. Белые погнали их назад, снова начались бои за многострадальный Симбирск. И если бы не помощь 5-й армии, наступавшей на Казань, неизвестно, чем бы дело закончилось. (Несколько лет спустя Троцкий «подколол» своего любимца: «Необеспеченное наступление представляет вообще слабую сторону товарища Тухачевского».)
Однако, весьма средне показав себя в качестве командарма, Тухачевский оказался великолепным придворным. Симбирск — родной город Ленина, который в то время лежал раненный после покушения. И Михаил Николаевич посылает ту самую телеграмму, которая позднее войдет во все учебники истории (без фамилии отправителя): «Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного города — это ответ на Вашу одну рану, а за вторую — будет Самара!»
Передвижение Тухачевского по фронтам отмечается радужным хвостом склок и жалоб. Сторонники Тухачевского видят в этом его принципиальность, борьбу за единоначалие в армии и прочие высокие мотивы. Действительно, если не за единоначалие, то за власть он с комиссарами боролся. Правда, еще большую роль тут сыграла обида. Но не последнее значение имели и поросята…
Не один Муравьев вызвал неудовольствие Тухачевского на первом месте службы. Он, например, поругался с комиссаром Медведевым и потребовал его отозвать. Главное командование пошло ему навстречу, и тут возмутились подчиненные красного командарма.
Из письма политкомиссара Пензенской дивизии 1-й армии Ф. И. Самсоновича: «В начале августа прошлого (1918. — Авт.) года нас около 40 человек коммунистов прибыло на Восточный фронт из Петрограда. В Пензе нас встретил т. Медведев… Это был, кажется, не комиссар дивизии, а солдат, пробывший в окопах без перерыва несколько месяцев, весь в пыли, в изношенной солдатской шинели, загорелый, лицо осунувшееся, сосредоточенный… Тов. Медведев почти все время находился на передовых позициях, среди красноармейцев… Невольно приходит в голову сравнение первой встречи с Медведевым и Тухачевским, который приехал в салон-вагоне с женой и многочисленной прислугой, и даже около вагона, в котором был Тухачевский, трудно было пройти, чтобы кто-либо не спросил: „Ты кто? Проходи, не останавливайся!“».
Пишет член Реввоенсовета, военком О. Ю. Калнин: «31 декабря без нашего ведома командарм-1 Тухачевский послал телеграмму Реввоенсоветам фронта и Республики, в которой называет политкомарма Медведева явным провокатором, действия которого, по словам Тухачевского, систематически разрушают армию, и приводит следующие факты в доказательство. Первое: Медведев подрывает авторитет командарма, а именно — отменяет разрешенную командармом служебную командировку помощнику зав. разведотделом армии, которому, как главное, поручено закупить и привезти для должностных лиц штаба на праздник масло, поросят, муку. Второе: Медведев, будучи комиссаром Пензенской дивизии, от августа до сентября 1918 года расстроил дивизию, последствием чего явилось отступление Пензенской дивизии у Белебея».