Ну прямо-таки один комиссар за один месяц привел в небоеспособное состояние всю дивизию! (А командир ее, спрашивается, куда смотрел?) Да еще оставил штаб армии на праздник без поросят, что уже совсем непростительно. Об обстановке в этом самом штабе, кстати, Калнин отзывается весьма неодобрительно:
«С развитием армии развивался и штаб армии, а также все управление, но только по количеству и штату, но не по качеству. Замечался скрытый саботаж, халатное отношение, кумовство. По мере возможности принимались меры к пресечению подобных явлений, был ряд смещений и перемещений, с которыми командарм не вполне согласился. Из высших должностных лиц и командарма образовался кадр, который себя огородил китайской стеной от влияния и контроля политкомармов. Стремление избежать совместной работы и контроля политкомармами замечалось особо с взятием Сызрани, также с каждой похвалой со стороны высшего командования (в адрес командарма), а особо, когда в Реввоенсовете наметили Тухачевского помощником командующего Южного фронта. Наш лаврами побед армии увенчанный командарм-1 поднял голову, как настоящий красный генерал типа Наполеона. 22 декабря Главкому Вацетису заявляет, что он как командир, и притом коммунист не может мириться, что к нему на равных со старым генералом приставлены политкомармы…» Так вот оно что! Не в том даже дело, что властью надо делиться, а в том, что к нему, такому исключительному, приставляют комиссара на равных со старыми спецами!
Тут надо знать еще, что такое были тогда комиссары. Лукавят те, кто говорит, что это было абсолютно вредное явление, что единоначалие всегда хорошо, а контроль над командиром — всегда плохо. Еще один раз будет введен в Красной Армии институт комиссаров, и с той же целью — но об этом потом.
Так что же такое комиссар гражданской войны? Это отнюдь не политработник более позднего времени. Дело в том, что необходимость вести войну заставила большевиков широко пользоваться услугами царских офицеров. Причем многие из них даже не добровольно пришли на службу в Красную Армию, а были мобилизованы. Сплошь и рядом они очень скоро обнаруживали, что с большевиками им совсем не по пути. Ю. А. Щетинов и Б. А. Старков приводят следующие данные: за годы гражданской войны на сторону белогвардейцев перешло 5 из 100 командармов, 7 из 93 начальников штабов, около одного процента всех начальников дивизий. Последствия измен военачальников такого ранга часто бывали катастрофическими. На более низком уровне измен было еще больше. Извилистый путь Вадима Рощина, описанный А. Н. Толстым в «Хождении по мукам» — от красных к белым, потом к Махно и снова к красным, — отнюдь не был вымыслом.
В этих условиях и был введен институт военных комиссаров, первейшая функция которых — надзор за командирами. Права у них были самые широкие. Без их подписи приказы командиров не имели силы. Зато и отвечали они за верность своих командиров головой — вплоть до расстрела. И даже Троцкий, абсолютно штатский человек, прекрасно понимал, что, каким бы испытанным и верным ни был командир, но принцип единообразия в армии нарушать нельзя. Если комиссара полагалось иметь при каждом командире — значит, при каждом! А Тухачевский, кадровый офицер, этого не понимал…
В конце 1918 года положение Тухачевского в 1-й армии стало невыносимым. Кроме Вацетиса, он сумел поругаться еще и с членом РВС С. П. Медведевым. Его откомандировали на Южный фронт, командармом 8-й армии. Но и там он продержался не более двух месяцев, повздорив с командующим Южным фронтом Гиттисом. И тогда его снова бросили на Восточный фронт, теперь уже в 5-ю армию. И дальше, двигаясь по фронтам, Тухачевский проявлял редкую неуживчивость, причем не стеснялся выносить сор из избы, бомбардируя «верхи» жалобами (раньше в России подобные доносы назывались «ябедами»). В результате ябед страдали, как правило, не угодившие ему оппоненты.
Все те качества, которые Тухачевский проявил на первом месте службы, никуда не делись. Он продолжал так воевать и так вести себя и дальше. Даже Троцкий, отнюдь не образец сдержанности и расчета, говорил, что «в его стратегии был явственный элемент авантюризма». Воюет он наскоком и нахрапом, не оставляя резервов, не умея толково организовать связь и управление войсками, пренебрегая тылами. Имея численное превосходство над неорганизованным противником, Тухачевский побеждает. Сталкиваясь с серьезным сопротивлением, тут же требует подкреплений — и неизменно получает их. Один раз подкрепления не подошли — и последовал катастрофический разгром, который очень дорого обошелся Советской России.
На войне, конечно, всякое бывает, но в своих неудачах Тухачевский почему-то неизменно винил кого угодно, только не себя. Это мелочь, но знаменательная мелочь, она говорит об амбициозности, смешанной с инфантилизмом. Ведь, в самом деле, не дети же были вокруг него, а такие же военачальники, которые прекрасно понимали, что к чему. Однако любимчику Троцкого все сходило.
Наиболее успешно он воевал в Сибири. Но во многом своими сибирскими успехами он обязан не себе, а одному из членов РВС 5-й армии, Ивану Никитичу Смирнову (тому самому Смирнову, который в 30-е годы пытался создать оппозиционный блок). Он поддерживал связь с мощным сибирским подпольем, которое руководило партизанским движением, а к подходу красных частей готовило восстания в городах, так что те частенько, как перезрелый плод, сами падали в руки наступающим. Подполье это было настолько законспирированным, что, когда стали изучать историю гражданской войны, оказалось, что о нем практически нет никаких данных. Но о существовании-то его знали все, и именно Смирнова в то время называли победителем Колчака. А лавры доставались Тухачевскому. 5-я армия была признана лучшей армией республики, ее двадцатипятилетний командарм награжден орденом Красного Знамени.
Есть предположение, что именно эта армия должна была стать опорой Троцкого в войсках. Потом он сделал ставку на 1-ю конную бригаду червонного казачества, которой командовал Примаков. По образному выражению писателя Германа Смирнова, «Примаков — это как бы Буденный Троцкого, а Тухачевский — его Ворошилов».
Одновременно у Тухачевского появляется и еще один влиятельный покровитель. 3 февраля 1920 года не кто иной, как Сталин, телеграфирует Буденному и Ворошилову: «Я добился… назначения нового комфронта Тухачевского — завоевателя Сибири и победителя Колчака…»
Кавказским фронтом Тухачевский командует успешно. К тому времени белая армия была деморализована. Но совсем иного рода противник встретился бравому красному генералу, когда началась война с Польшей. И как закономерный итог — первое же столкновение с поляками, майское наступление Западного фронта, Тухачевский торжественно провалил. Не для того его ставили командующим Западным фронтом. Одна из наиболее «раскрученных» фигур гражданской войны, молодой и лихой командир должен был на штыках своих победоносных армий нести революцию в Западную Европу и стать одной из крупнейших фигур мировой политики. Но увы…
Лишь после того, как успешное наступление Юго-Западного фронта и прорыв конницы Буденного в польский тыл вынудило поляков перебросить часть войск из Белоруссии на Украину, повторное наступление Западного фронта увенчалось успехом. В ходе июльской операции стремительным ударом Красная Армия выбила поляков из Минска и Вильнюса и погнала их на запад. Казалось, поляки разбиты и полностью деморализованы. И тогда Тухачевский просит у Реввоенсовета республики и главкома внести коррективы в план наступления. По плану, Варшаву следовало взять совместными усилиями Западного и Юго-Западного фронтов. Но, убежденный Тухачевским, главком С. С. Каменев разрешил взять Варшаву силами одного Западного фронта. Юго-Западный фронт начал наступление на Львов, удаляясь от варшавского направления. Михаил Николаевич не хотел делиться славой.
И вот тут-то все недостатки «гениального стратега» проявили себя. Для начала противник имел наглость оказаться совсем не там, где, по расчетам Тухачевского, ему следовало быть. Но это было только начало. Продолжение не заставило себя ждать, потому что тылы отстали, у войск не хватало продовольствия и боеприпасов, люди и лошади были измотаны многодневным стремительным продвижением. Достаточно было полякам нанести один удар там, где не ждали, как наши части стремительно покатились на восток. В довершение всего командующий со своим штабом находился, по своему обыкновению, глубоко в тылу и, когда телеграфная связь была прервана, он полностью потерял управление войсками.
Это было даже на поражение, а полный и сокрушительный разгром. Он дорого обошелся Советской России — в результате она потеряла Западную Украину и Западную Белоруссию, не считая репараций в размере 30 миллионов золотых рублей и обязательства возвратить военные трофеи и ценности, вывезенные из Польши аж с 1772 года. И не считая того, что 40 тысяч пленных красноармейцев погибли в польских лагерях.
В таких случаях царские генералы, всякие там старорежимные Самсоновы, стрелялись. Но не наш «Буонапарте». Комфронта легко нашел виновных, свалив неудачу на Главное командование РККА и… соседний, Юго-Западный фронт, который плохо ему помогал. Действительно, Юго-Западный фронт помогал плохо. (Во главе его стоял А. И. Егоров, полковник царской армии, членами Реввоенсовета были Сталин, Берзин и Раковский. Ни Егорову, ни Сталину с Берзиным никто и никогда не смог бы бросить упрек в авантюризме.) Приказ о немедленной оказании помощи Тухачевскому — передаче ему Первой Конной — пришел в самом разгаре Львовской операции.
Егоров, повинуясь, составил проект приказа, но Сталин отказался его утвердить, как несвоевременный. Армию он соглашался отдать только после взятия Львова. В итоге Буденного все-таки заставили выступить на помощь Западному фронту, но помощь эта безнадежно запоздала. Ну и, естественно, виновным оказался не Тухачевский с его авантюрным планом и неумелым командованием, а Егоров, Сталин и Буденный, которые не подали ему вовремя столь привычные костыли.