Странно, но Тухачевский ничем не поплатился за поражение. Оргвыводов сделано не было. Но позорно проигранную кампанию ему поминали еще десять лет спустя. Уже в 1930 году, во время обсуждения книги В. А. Триандафиллова «Характер операций современных армий», в пылу дискуссии один из присутствующих крикнул Тухачевскому: «Вас за 1920 год вешать надо!» И только в 1932 году дискуссия, проведенная в Военной академии им. Фрунзе, положила конец спорам. План был признан порочным, часть вины возложена на Тухачевского. Впрочем, оргвыводов опять же не последовало…
Доблестные действия против мятежного Кронштадта, а особенно «героическое» подавления крестьянских восстаний с многочисленными расстрелами заложников, нельзя сказать, чтобы характеризовали Тухачевского как какого-то исключительного палача. Время тогда было такое, и зверствовали все — красные, белые, зеленые и сами мужички. Разве что отличает Михаила Николаевича трогательная забота о народном достоянии: «Во всех операциях с применением удушливого газа провести исчерпывающие мероприятия по спасению находящегося в сфере действия газов скота». Так-то вот…
5 августа 1921 года Тухачевский был назначен начальником Военной академии Красной Армии. С какого перепугу? Подпоручик царского времени, не имевший не только теоретических трудов, но даже высшего военного образования (22 мая 1920 года, в самый разгар наступления на поляков, он приказом Реввоенсовета республики был причислен к лицам с высшим военным образованием, и только).
Все становится более понятным, если вспомнить, что Тухачевский дебютировал в роли творца военной науки еще в начале 1920 года, когда он на некоторое время был отозван в Москву. Ему предложили составить доклад о недостатках высшего командного состава РККА.
О, о недостатках он писать умел! Через несколько дней после того, как доклад пошел «наверх», ему предложили прочитать ни больше ни меньше как в Академии Генерального штаба лекцию на тему «Стратегия национальная и классовая». Лекция представляла собой рассуждения о классовом характере гражданской войны, перемешанные с выпадами в адрес старых офицеров, которые-де этот классовый характер «не поняли» и потому воюют плохо, и восхвалениями молодых командиров, которые ее «поняли» и оттого воюют хорошо.
Ну, прочел и прочел. Мало ли ерунды несли многочисленные выдвиженцы того времени.
Все становится еще более понятным, если вспомнить о постоянном противостоянии старых и молодых командиров Красной Армии. В Красной Армии работали тысячи военспецов. Естественно, большей частью ни краскомы к спецам, ни тем более спецы к краскомам нежных чувств не испытывали. Они были людьми разными не только по боевому и жизненному опыту, но даже и по возрасту. С другой стороны, на спецов ополчились старые большевики, не доверявшие им изначально. В армии назревал раскол. По одну сторону баррикады были кадровые, но глубоко штатские революционеры и «поручики-командармы», мало знающие, но крайне амбициозные, по другую — кадровые офицеры. Война закончилась, необходимость в спецах, как показалось, отпала, и можно было мавра, сделавшего свое дело, начать выгонять вон.
Тухачевский очень хорошо подходил для этой цели. Он явно выдвигался в лидеры краскомов. При этом он не уставал обвинять кадровых офицеров в профессиональной непригодности и даже подводил под эти обвинения теоретическую базу. Еще в июле 1919 года он писал в Реввоенсовет: «Эта война слишком трудна и для хорошего командования требует светлого ума и способности к анализу, а этих качеств у русских генералов старой армии не было… Среди старых специалистов трудно найти хороших командующих. Уже пришло время заменить их коммунистами…» (А сама «светлая голова», Тухачевский, как только замаячило впереди поражение на Висле, тут же кинулся искать подкрепления у царского полковника Егорова.)
И наконец, ситуация окончательно проясняется, если вспомнить о связях Тухачевского с Троцким. Иметь на своей стороне военную академию, кузницу офицерских кадров — чего еще мог желать нарком, метивший на место Ильича. Пройдет совсем немного времени, и выпускники академии разойдутся по дивизиям и армиям, а главное, по штабам, сядут на кадры (!), унося с собой в числе прочих знаний и полученные в академии симпатии к Троцкому. Действительно, двумя-тремя годами спустя академия станет настоящим оплотом троцкизма. Уж, наверное, не старые царские служаки выступали на стороне «демона революции», а те, кого привел с собой в академию новый начальник и кто остался там, когда начальника давно уже и след простыл.
От дебюта славного военачальника в качестве преподавателя все, кто хоть что-то понимал в военном деле, как бы поточнее выразиться… обалдели, иначе не скажешь. Мало того, что он снова и снова заявлял, что старые генералы не сумели понять гражданской войны — в конце концов, в этом есть какая-то сермяжная правда: чтобы воевать в условиях всепоглощающего хаоса, нужно было иметь совершенно особые способности. Мало того, что он обвинял военспецов в неумении руководить войсками — он, только что потерпевший позорнейшее поражение! Но дальше он заявляет: «Лишь на базе марксизма можно обосновать теорию гражданской войны, то есть создать классовую стратегию». И начинает эту самую стратегию развивать, и присутствующие преподаватели не могут понять: это всерьез, или товарищ начальник так шутит?
Если исторический материализм есть применение марксизма к истории, то «классовая стратегия» — применение его же к военному делу. Но если история — наука гуманитарная и в ней есть место для любых, самых бредовых теорий, то военное дело все-таки достаточно точная наука с весьма конкретными результатами, которые и сказались в 1941 году.
«Классовая стратегия» основывается на утверждении, что войны, которые ведет Красная Армия, — войны совершенно нового типа. Равно как и сама Красная Армия — армия нового типа, поскольку она классово однородна. А вооруженные силы потенциального противника имеют смешанный классовый состав, и потому некрепки. В их рядах немало пролетариев, еще больше их в тылу, и они естественным образом тяготеют не к своим буржуазным правительствам, а к классово близкой Советской России. Поэтому Красная Армия должна нанести только первый, достаточно сильный удар по капиталистической стране, и в ней тут же восстанет рабочий класс, свергнет власть угнетателей, и буржуазный строй падет под двойным натиском. Из этой теории вытекали и специфические задачи армии — не столько победить военной силой, сколько вызвать восстание рабочего класса в тылу противника. Эта теория имела многие последствия, такие, как пренебрежение Тухачевского к вопросам оборонительного боя, особая любовь к легким высокоподвижным средствам наступления, к диверсионной работе и пр. Все это сказалось на боеспособности Красной Армии позднее, когда Тухачевский и его сторонники достигли достаточно высоких чинов и должностей.
От применения классовой теории к военному делу родилась довольно специфическая стратегия — позднее она получила название стратегии сокрушения, а еще позднее трансформировалась в так дорого стоившую СССР доктрину войны «малой кровью на чужой территории».
Казалось бы, польская кампания и провал германской авантюры должны были посеять сомнения в правильности этих теорий. Ничуть не бывало! Михаил Николаевич удивительнейшим образом сумел не сделать никаких выводов! И его приход в военную академию — а пришел он не один, с ним появились его единомышленники — тут же разделил военных специалистов на два лагеря. Впоследствии их условно называли сторонниками «стратегии сокрушения» и «стратегии истощения», или «измора».
Тухачевский, естественно, принадлежал к числу сторонников «стратегии сокрушения». Согласно ей характер боевых действий Красной Армии в будущей войне будет чисто наступательным. Основывались эти умозаключения на внутренних свойствах Красной Армии, ее классовой сущности, революционном духе и пр. Подобные действия вместе с действиями естественных союзников во вражеских тылах обещали скорую победу и делали ненужными как сложные стратегические расчеты, так и попечение об обороне. На стороне этой теории выступили в основном молодые красные офицеры, «поручики-командармы», с их специфическим опытом гражданской войны и крайне слабой теоретической подкованностью, зато вооруженные полным набором революционной фразы, в которую они более или менее искренне верили. Над этими теориями образца 1921 года посмеивался даже Троцкий, который говорил: «Побеждает тот, кто наступает тогда, когда нужно наступать, а не тот, кто наступает первым».
Лидером противоположного лагеря был бывший генерал А. А. Свечин, выпустивший в 1926 году книгу «Стратегия». Постепенно на его стороне оказывались и многие поумневшие военачальники из противоположного лагеря. Уже в 1924―1925 годах фактически на стороне этой же теории выступил преемник Троцкого на посту наркома обороны М. В. Фрунзе, который называл войну между равными противниками «длительным и жестоким состязанием». Фрунзе никто не осмелился обвинить в контрреволюционности и непонимании сути РККА, зато на Свечина обвинения сыпались градом. Тухачевский выступал против него вплоть до 1931 года, когда говорил: «Свечин марксистом не был и никогда им не хотел быть… В теоретических своих положениях Свечин всячески восстает против возможности наступления Красной Армии против капиталистических стран. Сознательно или бессознательно он является агентом империализма», — клеймит Михаил Николаевич уже арестованного профессора: достойное поведение, нечего сказать! Чему его только в кадетском корпусе учили!
Только после прихода Гитлера к власти Тухачевский несколько умерил классовый пыл, но полностью от своей теории так и не отказался, модернизируя ее, приспособляя под текущий момент. Все бы ничего, но ведь соответственно этой теории строилась и работа в войсках. Убеждение в непрочности тыла будущего противника порождало ту самую концепцию войны малой кровью на чужой территории; уверенность в наступательном характере будущих операций — пренебрежение к обороне и т. д. Только 1941 год на практике доказал правоту старых профессоров, но было уже поздно, и то, чему наша армия не была научена в академиях, она осваивала в боях.