Сразу становится понятным странное везение Енукидзе и Петерсона: «кремлевское дело» коснулось только мелких исполнителей, а эти двое почти и не пострадали. Но когда узнаешь, что следствие вел лично Ягода…
Только после снятия шефа НКВД и назначения на его место Ежова дела пошли. Правда, пошли они как-то уж очень резво, так что для умерения прыти пришлось уйму сотрудников перестрелять. И связано это как с внутренним состоянием органов, так и с личностью нового наркома.
Летом 1936 года Генриха Ягоду на посту наркома внутренних дел сменил Николай Иванович Ежов, который вообще не имел ни малейшего опыта чекистской работы. До своего назначения наркомом он работал в аппарате ЦК. Знавшие его до того времени люди характеризовали Ежова как человека тихого, скромного и внимательного. Правда, когда к нему попадала власть, он проявлял и иные черты — высокомерие, грубость. Мы не думаем, что это был такой уж двуличный, лицемерный актер — просто власть имеет свойство портить людей. Зато как исполнитель он был идеален.
И. М. Москвин, начальник Орграспредотдела ЦК, у которого Ежов одно время работал, характеризовал своего подчиненного таким образом: «Я не знаю более идеального работника, чем Ежов. Вернее, не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно не проверять и быть уверенным: он все сделает. У Ежова есть только один, правда, существенный недостаток: не умеет останавливаться. Бывают такие ситуации, когда надо остановиться. Ежов не останавливается. И иногда приходится следить за ним, чтобы вовремя остановить».
Эти качества — безупречная исполнительность, усердие в сочетании с неопытностью и, главное, неумение остановиться — оказались для Ежова роковыми. В наследство от своего предшественника он получил уже изрядно разложившийся аппарат, и, вместо того чтобы привести чекистов в чувство, сам воспринял их «славные» традиции, углубив их и дополнив. Подталкиваемый снизу уцелевшими ягодинскими кадрами, он, превратившийся в марионетку в их опытных руках, вскоре запустил маховик репрессий на полный ход и… не сумел остановиться. Его, конечно, остановили, но это было уже потом, и, к сожалению, не вовремя, а слишком поздно…
Большинство сторонников Сталина считают, что Ежов переусердствовал в расстрелах «врагов народа», за что и понес заслуженную кару от вождя. Сам Сталин в беседе с авиаконструктором Яковлевым заявил, что Ежова расстреляли за то, что тот погубил много невинных людей и при этом назвал его мерзавцем (Яковлев А. Цель жизни). Противники, напротив, утверждают, что генсек, расправившись со своими врагами руками Ежова, просто сделал из него козла отпущения, дабы самому выглядеть перед народом добрым и гуманным.
Однако на прежнем месте работы Ежов нисколько не обнаружил своей садистской сущности, более того, считался либералом, и его назначение на пост наркома было воспринято всеми без исключения и внутри страны, и за рубежом, как явный признак «оттепели». Его отрицательные качества проявились уже на посту наркома. Николай Иванович оказался чрезвычайно жестоким человеком, причем свирепость проявлял не столько по делу, сколько из чисто садистских побуждений. На допросах зверствовал сверх меры, самолично колотя подследственных, присутствовал при расстреле своего предшественника Ягоды и даже собирал пули, вытащенные из тел расстрелянных лидеров партии.
Вскоре вскрылись и другие пороки наркома. Раньше всегда умеренный в радостях жизни, он стал крепко пить, причем неоднократно напивался в рабочее время и даже проводил в пьяном виде допросы. Не чужд оказался Ежов и насчет прибарахлиться. После ареста на его квартире было обнаружено 34 мраморные и бронзовые статуэтки, 29 картин, 48 дамских кофточек, 32 дамские шляпки и много другого имущества, главным образом, опять же для слабого пола. Супруга Николая Ивановича, молодая и общительная Женечка, желала играть роль хозяйки светского салона, а значит, и соответственным образом экипироваться.
В 1937―1938 годах количество арестов действительно зашкалило через край. И хотя уже 14 января 1938 года Пленум ЦК ВКП(б) принял постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков», Ежов не унимался. Более того, на банкете у своего приятеля (мужа сестры жены Сталина) наркома внутренних дел Казахстана Станислава Реданса пьяный Ежов заявил, обращаясь к подчиненным: «Чего вам бояться? Ведь вся власть в наших руках. Кого хотим — казним, кого хотим — милуем. Вот вы — начальники управлений, а сидите и побаиваетесь какого-нибудь никчемного секретаря обкома. Надо уметь работать. Вы ведь понимаете, что мы — это все. Нужно… чтобы все, начиная от секретаря обкома, под тобой ходили. Ты должен быть самым авторитетным человеком в области». (Брюханов Б., Шошков Е. Оправданию не подлежит. — С. 78). В начале следующего года аппетиты наркома выросли, и он опять-таки в пьяном виде, стал угрожать арестом Предсовнаркома В. М. Молотова.
Фактически этими заявлениями Николай Иванович открыто поставил органы над партией и государством. Как говорится, от чего бежали, туда и прибежали. Стоило ломать хребет потенциальной военной диктатуре, чтобы получить чекистскую, которая отличается от первой только тем, что она еще хуже. Потворствовать таким амбициям ни один хоть сколько-нибудь дорожащий жизнью вождь не станет… 25 ноября 1938 года Ежов был освобожден от должности наркома внутренних дел, 10 июня следующего года арестован и полгода спустя расстрелян. Одновременно с ним были арестованы и расстреляны большинство других руководителей НКВД. Новый глава НКВД Лаврентий Берия только в 1939 году освободил из лагерей и колоний около 330 тысяч политзаключенных. Цифра весьма солидная, если вспомнить, что к началу года в СССР насчитывалось чуть больше 1,3 миллиона зеков, большинство из которых были уголовниками.
Народного комиссара внутренних дел Николая Ивановича Ежова расстреляли 4 февраля 1940 года во дворе Сухановской особой тюрьмы НКВД СССР. По официальной версии тех времен, Ежов шпионил сразу на Англию, Германию, Польшу и Японию, готовил контрреволюционный государственный переворот, злоупотреблял служебным положением, пьянствовал в рабочее время и к тому же занимался гомосексуализмом. Хотя ни по одной статье Ежов не реабилитирован до сих пор, сейчас в эти обвинения мало кто верит. Кроме, конечно, пьянства и злоупотреблений, которые стоили столько крови.
С уходом Ягоды и его ближайшего окружения из НКВД и приходом туда Ежова ситуация в органах мало изменилась. Она и не могла измениться — ведь аппарат остался тот же. Кроме того, Ежов, как мы уже говорили, был человеком неопытным. Фактическим главой органов при нем (кстати, и несущим главную ответственность за выход репрессий из-под контроля) был один из прежних любимцев Ягоды — Михаил Фриновский.
Этот ягодинский любимец после отстранения своего патрона не только удержался, но и пошел на повышение, став первым замом наркома и начальником ГУГБ (главное управление государственной безопасности). Секрет такой «непотопляемости» прост. Как вспоминает тот же Шрейдер, «когда Ежов получил указание свыше об аресте Ягоды и надо было направить кого-нибудь для выполнения этого приказа, первым вызвался бывший ягодинский холуй Фриновский, с готовностью выкрикнувший: „Я пойду!“ Фриновский не только возглавил группу работников, ходивших арестовывать Ягоду, но рассказывали, что он первым бросился избивать своего бывшего покровителя». Так что секрет прост.
Кстати, из чекистов именно Фриновский был всегда связан с войсками. В гражданскую войну служил в особых отделах ВЧК. В 1927 году, один из немногих чекистов, закончил курсы усовершенствования высшего комсостава РККА при Академии им. Фрунзе. В 1929―1930 годах командовал дивизией им. Дзержинского. С 1933 года был начальником главного управления погранохраны ОГПУ. Сразу же после ухода Ягоды, с ноября 1936 года, он стал первым замом наркома НКВД. Пока что ему мешал первый зам Яков Агранов.
Но уже к весне 1937 года Фриновский убирает со своего пути слабовольного интеллектуала Агранова, которого назначают всего лишь начальником одного из отделов, а затем и вовсе убирают в Саратовскую область. Фриновский становится формально вторым, а на деле — первым человеком в НКВД, так как Ежов был начальник пришлый, в делах ведомства понимал мало и поэтому был легко управляем.
Интересны и обстоятельства снятия Фриновского. 22 августа 1938 года первый секретарь ЦК КП(б) Грузии Берия был назначен первым заместителем наркома внутренних дел. Но только 8 сентября 1938 года комкор Фриновский был освобожден от этой должности и вроде бы даже пошел на повышение, став наркомом ВМФ. Однако повышение оказалось обманчивым. Это была обычная для того времени практика — перед арестом перемещать человека на другую должность, чтобы отрезать от окружения. Но всех при этом в должности понижали. Фриновский был единственным, кого повысили и в звании, и в должности, присвоив звание командарма 1-го ранга. Все указывает на то, что его пытались сбить с толку и что, скорей всего, партийное руководство его побаивалось, понимая, что в Саратовскую область Фриновского, как Агранова, не отправишь. Достаточно быстро новоиспеченного наркома постигла типичная для чекиста того времени судьба. 6 апреля 1939 года он был арестован и 4 февраля 1940 года расстрелян — в один день с бывшим наркомом Ежовым.
Вообще кадры органов в то время были подобраны такие, что хоть стой, хоть падай. Чего стоит одна история Игнатия Сосновского, весьма темной личности с карьерой, которая в любой другой спецслужбе мира была бы не просто невозможна, но полностью абсурдна. Многие чекисты, кстати, не доверяли ему, считая «человеком с двойным дном», и нельзя сказать, что у них не было на то оснований. С его ареста, собственно, и началась тотальная чистка аппарата органов госбезопасности.