Игнатий Сосновский (настоящая фамилия — Добржинский), был литовским поляком, как и Дзержинский. Еще будучи гимназистом, в 1912 году он примкнул к подпольному военизированному кружку сторонников Пилсудского, а позднее стал членом «Польской организации Войсковой» (ПОВ). В 1918 году служил в корпусе польского генерала Довбор-Мусницкого. Руководил восстаниями поляков в тылу у немцев.
В это время Сосновский близко сошелся с капитаном Матушевским, будущим главой польской разведки, а вскоре сам перешел на работу в разведку и был направлен в качестве резидента в Москву. Город он знал неплохо, в свое время учился в Москве, закончил два курса историко-филологического факультета Московского университета. В мае 1920 года Сосновского арестовали чекисты. А дальше начинаются чудеса, возможные только в то невероятное время.
Его допрашивали Артузов и Менжинский. Заметив слабину в Сосновском — он был о себе слишком большого мнения и стремился играть в большую политику, — они подключили к его обработке лидера польских коммунистов Юлиана Мархлевского (кстати говоря, гимназического товарища Пилсудского). Тот внушил Сосновскому, что, шпионя против Советской России, он помогает русским белогвардейцам, в случае победы которых Польша будет вновь порабощена. Поэтому в интересах польского патриотизма следует всячески поддерживать русских большевиков.
Трудно сказать, клюнул ли Сосновский на эту нехитрую теорию или просто хотел жить, но он выдал более десятка известных ему сотрудников польской разведки, также являвшихся членами ПОВ. Поставив, правда, условие, что те из них, кто захочет, будут переданы польским властям, что и произошло. Некоторые из ближайших друзей Сосновского по разведке и по ПОВ вместе с ним пошли на работу в ВЧК. Среди них Виктор Стецкевич, его заместитель, работавший на Центральной военной радиостанции в Петрограде, Юна Шепелинская, Карл Роллер, Мария Недзвяловская и некоторые другие.
В 1920 году вместе с Артузовым Сосновский со своими бывшими соратниками выехал на польский фронт, где разоблачил нескольких агентов и диверсантов противника. Большой резонанс имело написанное им открытое письмо к бывшим соратникам, распространенное в Польше в октябре 1920 года. Кроме того, он проник в террористическую польскую группу и сорвал планировавшееся ею покушение на Тухачевского. (Подозрительным в этой последней истории являлось то, что Сосновский сам же был вожаком этой группы.) Как бы то ни было, за свои подвиги он уже в 1921 году получил орден Красного Знамени, а также по рекомендации Артузова и видных польских коммунистов Феликса Кона и Мархлевского вступил в члены РКП(б). В мае того же года он становится сначала помощником, а через год начальником отделения контрразведывательного отдела ГПУ по борьбе с белогвардейским подпольем и террористическими группами. Принимал самое активное участие в ликвидации савинковского подполья, захвате самого Савинкова и в операции «Трест». Интересно, что постепенно он начинает заниматься исключительно борьбой с русской монархической контрреволюцией (может, и правда сработала агитация Мархлевского?).
В 1924 году Сосновский вновь вступает в контакт с польской разведкой — на сей раз это происходит с санкции Артузова. Однако полностью проконтролировать, что и как обсуждал он со своими бывшими коллегами, какой информацией с ними обменивался, естественно, никто не мог. К тому же у польских разведчиков был мощный козырь против него: единственный родственник Сосновского, оставшийся в живых, его родной брат находился в Варшаве.
Несмотря на, мягко говоря, непролетарский образ жизни Сосновского, его барство, многочисленные женитьбы и неразборчивость в связях, Артузов продолжал безоговорочно ему доверять. В том же 1924 году Сосновский был награжден знаком «Почетный чекист». В 1926 году боевым оружием — маузером. После ликвидации контрразведывательного отдела Артузов берет Сосновского своим помощником в секретное оперативное управление ОГПУ. С 1930 года он — начальник контрразведки в Белоруссии, затем — в Центрально-Черноземной области. В 1934 году возвращается в Москву.
Вся эта блестящая карьера протекает на фоне непрекращающихся заявлений со стороны его же коллег по работе о том, что Сосновский ведет аморальный образ жизни, что он чуждый, чужой человек, что ему нельзя доверять и т. д. Однако ничто его не берет! Судя по всему, Сосновскому очень покровительствовал Ягода, сразу после падения которого, в декабре 1936 года, он, к тому времени уже комиссар госбезопасности третьего ранга (что примерно соответствует званию генерал-майора) был арестован. Его имя многократно упоминалось на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) — не менее часто, чем его бывшего начальника Молчанова, возглавлявшего в свое время секретно-оперативный отдел. Сосновский начиная с мая 1937 года дает признательные показания. Однако в них он умудрился навредить своим бывшим коллегам, оговорив массу людей, в результате чего Ежов и фактически вершивший все дела от имени «кровавого карлика» его заместитель Фриновский смогли развернуть огромное дело об агентуре ПОВ в СССР, по которому были уничтожены тысячи поляков.
Кем же на самом деле был Игнатий Сосновский? Мы полагаем, что, скорее всего, он с середины 20-х годов начал вести двойную игру. При этом, безусловно, ему способствовало то обстоятельство, что и Артузов, и Менжинский, и даже Ягода, что бы о нем ни говорили, никогда не отличались особой подозрительностью. Тот же Артузов, будучи прекрасным мастером оперативных разработок, гением аналитики, в непосредственном общении с агентами был слабоват: достаточно вспомнить, как его водил за нос в начале 30-х годов двойной агент, польский авантюрист Винценты Илинич, получивший от советской разведки 70 тысяч долларов за информацию, которую, кстати говоря, непосредственно несли на стол к Сталину. Да и знаменитый Опперпут в свое время провел Артузова, сбежав за границу. Еще менее способными в этом отношении были Менжинский, тяжело больной человек, погруженный в изучение иностранных языков (он знал их четырнадцать) и опыты в своей химической лаборатории, и хороший хозяйственник и организатор, но никакой оперативник Ягода. А сколько таких сосновских было в органах — кто знает?
Очень простой вопрос: если коллективу с таким уровнем власти и такой степенью развращенности, руководимому неопытным, но очень ретивым человеком, с такими заместителями-консультантами, как Фриновский, поручить провести работу по ликвидации оппозиции, что из этого получится? То, что и получилось. Как их можно остановить? Так, как и остановили.
Все эти интриги, заговоры, борьба кланов за власть, амбиции вождей привели к гибели сотрудников ведомства, а вместе с ними и сотен тысяч несчастных людей, не имевших отношения к карательной системе. Начавшись, чистка просто вышла из-под контроля. А выйти из-под контроля она должна была неминуемо. Чтобы жестко контролировать такую сложную и широкомасштабную операцию, нужны были профессионалы. А профессионалов как раз и не было, и органы действовали по известному принципу: «Чем больше их сдадим, тем лучше!» А рядовые граждане тут же решили воспользоваться происходящим в своих мелочных гнусных целях. И покатилось по России кровавое колесо…
По тропе шли трое. Двое сопровождающих и некто в сером комбинезоне, по виду и осанке — крупный начальник, каковым он и был. Дошли почти до самой границы. Затем сопровождающие залегли возле тропы. Дальше человек в комбинезоне пойдет один. Тот, с кем он идет на встречу — агент столь ценный и важный, что нельзя рисковать, подставляя его чужому взгляду, даже взгляду офицера-пограничника. Человек взял деньги — 4000 гоби, засунул под комбинезон маузер и браунинг и ушел за пелену дождя. Но назад он не вернулся. Встреча с ценным агентом была только предлогом, чтобы остаться одному вблизи границы…
Из стенограммы допроса перебежчика Люшкова в разведотделе штаба Квантунской армии (ведет полковник Тэцудзиро Танака):
«Вопрос: Почему вы решили бежать и получить здесь политическое убежище?
Ответ: Я почувствовал, что мне грозит опасность.
Вопрос: Какая именно опасность вам грозила?
Ответ: В конце мая я получил известие от близкого друга в НКВД, что Сталин приказал арестовать меня. Я узнал также, что Ежов откомандировал в Хабаровск, где находится Дальневосточное управление НКВД, Мехлиса и Фриновского…
Вопрос: Чем вы вызвали гнев Сталина?
Ответ: До августа прошлого года я являлся начальником Управления пограничных войск НКВД. Ежов направил меня на Дальний Восток наблюдать за действиями штаба Особой Дальневосточной армии.
Сталин занимался тогда чисткой правых в партии. Он считал, что в Красной Армии много правых элементов. Мне было поручено выявлять их, в частности, выявлять недовольных чисткой в штабе Особой Дальневосточной армии, которой командует Блюхер. О положении в штабе и в армии я обязан был докладывать непосредственно Сталину и Ежову. Но отыскать порочащие Блюхера факты я не смог, и мне нечего было сообщить в Москву. Поэтому Сталин и Ежов решили, что я заодно с недовольными элементами. Они задумали подвергнуть чистке вместе с Блюхером и меня.
Вопрос: Расскажите о действиях НКВД на Дальнем Востоке.
Ответ: За время моей работы в Хабаровске с августа прошлого года и до сих пор арестованы за политические преступления двести тысяч человек. Семь тысяч расстреляны. Это значительно меньше, чем в среднем по стране. Поэтому-то в Москве и подумали, что я саботажник. Меня стали подозревать…».
Проведем простой расчет. Сейчас в Хабаровском крае живет около полутора миллионов человек. В то время население страны было примерно в полтора раза меньше. Составим пропорцию и получим около миллиона. Что же это выходит — Люшков за год арестовал пятую часть населения края (считая грудных младенцев?). И это еще «меньше, чем в среднем по стране»? Ой, врет! Врет и не краснеет! Впрочем, врут многие перебежчики — либо чтобы угодить новым хозяевам, либо чтобы замаскировать истинные причи