Для второго варианта террористы имели магнитную мину большой мощности с дистанционным взрывателем. Таврин должен был попытаться попасть на какое-либо торжественное заседание правительства или на совещание армейского руководства с участием Сталина, где и осуществить теракт.
Однако ничто не секретно. Первое сообщение о предполагаемой операции поступило… от портного из Риги, работавшего на нашу разведку. К нему обратился некий человек со странным заказом — ему требовалось кожаное пальто по советской моде с очень большими карманами и расширенным правым рукавом (для «панцеркнакке»). Так что Таврина взяли под наблюдение еще в Риге.
В ночь с 4 на 5 сентября Таврина на специальном самолете «Арадо-332», который мог садиться практически где угодно, перебросили через линию фронта. Однако и тут было не все ладно. Чтобы обеспечить посадку самолета, предварительно на нашу территорию была выброшена аэродромная команда. Ее-то как раз и переловили смершевцы. На допросе аэродромщики раскололись и рассказали все, что знали. Началась игра. Самолету дали «добро» и стали ждать гостей. И снова вмешался случай. На подлете «Арадо» был обстрелян зенитной артиллерией, получил повреждения и сел в другом районе.
Оперативники райуправления начали прочесывать район. Под утро патруль остановил мотоцикл, на котором ехали мужчина и женщина. Отвечая на вопросы, откуда они едут, мужчина назвал пункт первоначальной выброски, отстоявший от места приземления на 200 километров — ведь места вынужденной посадки он не знал! И тут террористов подвел дождь. Получалось, что они четыре часа были в пути, но их одежда была сухой. Однако старший патруля повел себя умно, ничем не выдав своих подозрений, он препроводил Таврина и Шилову в ближайшую комендатуру, якобы для того, чтобы поставить отметку в командировочном удостоверении. Там, пока они отмечали командировки, мотоцикл обыскали. В трех чемоданах были обнаружены 7 пистолетов, 5 гранат, мина, «панцеркнакке» и снаряды к нему, а также 116 штампов различных печатей и более 400 000 рублей. Так провалилась и эта попытка покушения на Сталина.
Кстати, и американские!
Американский историк Бертон Херш в книге «Старые приятели: американская элита и истоки ЦРУ» пишет, что планы убийства Сталина после войны разрабатывали и недавние союзники СССР — американцы. План убийства Сталина был одобрен в 1952 году заместителем директора ЦРУ А. Даллесом. Но директор ЦРУ У. Смит приостановил его реализацию, опасаясь непредсказуемых политических последствий. В чем был весьма дальновиден: в начале 1953 года Сталин умер своей смертью, избавив ЦРУ от необходимости организовывать покушение.
Глава 19. Превентивная война (продолжение)
5 июня были отобраны восемь подсудимых для открытого процесса. Днем раньше были назначены восемь судей. Их имена: Алкснис, Белов, Блюхер, Буденный, Горячев, Дыбенко, Каширин и назначенный в мае 1937 года начальником Генштаба командарм 1-го ранга Б. М. Шапошников. Из них четверо были вскоре расстреляны, Блюхер погиб на допросе, Каширин покончил с собой. Буденный остался на своем месте, а Шапошников… Но Шапошников — отдельная тема.
Очень подробно, по дням, подготовку процесса описывает все та же «Справка».
«5 июня 1937 г. Сталин принял Молотова, Кагановича и наркома внутренних дел СССР Ежова. В тот же день из большой группы арестованных в мае 1937 г. военнослужащих были отобраны для судебного процесса по делу о военном заговоре Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич, Эйдеман и Фельдман, а для придания делу троцкистской окраски в эту же группу были включены Примаков и Путна… Индивидуальные уголовно-следственные дела на всех этих лиц 5 июня 1937 г. были объединены в одно групповое дело.
7 июня 1937 г. Сталин, Молотов, Каганович и Ворошилов приняли Ежова и Вышинского. В этот же день был отпечатан окончательный текст обвинительного заключения по делу и в порядке подготовки судебного процесса Постановлением Президиума ЦИК СССР были утверждены запасными членами Верховного суда СССР Буденный, Шапошников, Белов, Каширин и Дыбенко. Вслед за этим в НКВД были приняты меры к немедленному окончанию следствия по делу о военном заговоре. 7 июня 1937 г. было предъявлено обвинение Примакову, а 8 июня — Тухачевскому, Якиру, Уборевичу, Корку, Фельдману и Путне по ст. ст. 58–1 „б“, 58–3, 58–4, 58–6 и 59–9 Уголовного кодекса РСФСР (измена Родине, шпионаж, террор и т. п.).
9 июня 1937 г. Вышинский и помощник Главного военного прокурора Субоцкий провели в присутствии следователей НКВД короткие допросы арестованных, заверив прокурорскими подписями „достоверность“ показаний, данных арестованными на следствии в НКВД. В архиве Сталина находятся копии этих протоколов допроса. На протоколе допроса Тухачевского имеется надпись: „Т. Сталину. Ежов. 9 VI.1937 г.“
В тот же день, 9 июня 1937 г., Субоцкий объявил обвиняемым об окончании следствия, но в нарушение требований статьи 206 УПК РСФСР не предъявил им уголовного дела и не разъяснил право на осмотр всего производства по делу и на дополнение следствия.
Перед судом обвиняемым разрешили обратиться с последними покаянными заявлениями на имя Сталина и Ежова, создавая иллюзии, что это поможет им сохранить жизнь. Арестованные использовали предоставленные им возможности написать такие заявления. Так, 9 июня 1937 г. Якир писал:
„Родной близкий тов. Сталин. Я смею к Вам обращаться, ибо я все сказал, все отдал и мне кажется, что я снова честный, преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной честной работе на виду партии, ее руководителей — потом провал в кошмар, в непоправимый ужас предательства… Следствие закончено. Мне предъявлено обвинение в государственной измене, я признал свою вину, я полностью раскаялся. Я верю безгранично в правоту и целесообразность решения суда и правительства… Теперь я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к Вам, партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма“.
На заявлении Якира имеются следующие резолюции: „Мой архив Ст.“; „Подлец и проститутка. И. Ст.“; „Совершенно точное определение. К. Ворошилов“; „Молотов“; „Мерзавцу, сволочи и б… одна кара — смертная казнь. Л. Каганович“».
Тут как ни крути, какую версию ни принимай — официальную или нашу, — хорошенький получается портрет. В случае официальной версии даже еще хлеще. Человека, ни в чем не виновного, арестовывают, пытают, заставляют оговорить себя и других, подводят, невиновного, под расстрельный процесс, а он ползает на брюхе перед Сталиным, вымаливая жизнь, и обещает «умереть со словами любви к нему», палачу и тирану. Страшно подумать, наша армия могла бы пойти в бой с такими командирами! Но продолжим…
«В день окончания следствия по делу о военном заговоре, 9 июня 1937 г., Вышинский два раза был принят Сталиным. Во время второго посещения, состоявшегося поздно вечером, в 22 часа 45 минут, присутствовали Молотов и Ежов. В тот же день Вышинский подписал обвинительное заключение по делу.
В обвинительном заключении утверждалось, что в апреле — мае 1937 г. органами НКВД был раскрыт и ликвидирован в г. Москве военно-троцкистский заговор, в „центр“ руководства которым входили Гамарник, Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман и Фельдман. Военно-троцкистская организация, в которую вступили все обвиняемые по этому делу, образовалась в 1932―1933 гг. по прямым указаниям германского генштаба и Троцкого. Она была связана с троцкистским центром и группой правых Бухарина — Рыкова, занималась вредительством, диверсиями, террором и готовила свержение правительства и захват власти в целях реставрации в СССР капитализма. Обвинение квалифицировалось по ст. ст. 58–16, 58–8 и 58–11 УК РСФСР. При этом государственный обвинитель Вышинский не посчитался с тем, что по ст. 58–11 УК обвинение Тухачевскому, Якиру, Уборевичу и четырем другим арестованным вообще не предъявлялось.
После приема Вышинского, в 23 часа 30 минут Сталиным, Молотовым и Ежовым был принят редактор „Правды“ Мехлис. 11 июня 1937 г. в „Правде“ опубликовано сообщение об окончании следствия и предстоящем судебном процессе по делу Тухачевского и других, которые, как говорилось в сообщении, обвиняются в „нарушении воинского долга (присяги), измене Родине, измене народам СССР, измене Рабоче-Крестьянской Красной Армии“.
10 июня 1937 г. состоялся Чрезвычайный пленум Верховного суда СССР, заслушавший сообщение Вышинского о деле по обвинению Тухачевского и др. Пленум постановил для рассмотрения этого дела образовать Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР в составе Ульриха, Алксниса, Блюхера, Буденного, Шапошникова, Белова, Дыбенко, Каширина и Горячева.
Инициатива создания специального военного суда для рассмотрения дела Тухачевского и др. и привлечения в состав суда широко известных в стране военных руководителей принадлежала Сталину. Выбор их был не случаен. Все они участники Военного Совета при наркоме обороны и выступали на июньском заседании Совета в присутствии Сталина с резким осуждением Тухачевского, Якира, Уборевича как „заговорщиков“»…
«10 июня 1937 г. состоялось подготовительное заседание Специального судебного присутствия Верхсуда СССР, вынесшего определение об утверждении обвинительного заключения, составленного Вышинским, и предания суду Тухачевского и других.
В этот же день всем обвиняемым были вручены секретарем суда копии обвинительного заключения, а начальником Особого отдела НКВД Леплевским подписан и представлен Ежову план организации охраны и обеспечения порядка судебного заседания.
11 июня 1937 г. Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР рассмотрело в закрытом судебном заседании в Москве дело по обвинению Тухачевского и других. После зачтения обвинительного заключения все подсудимые, отвечая на вопросы председателя суда, заявили, что они признают себя виновными. В дальнейшем они, выполняя требования работников НКВД, подтвердили в суде в основном те показания, которые дали на следствии.