я и в конце концов впал в страшную ярость. Вне себя от гнева, диктатор кричал, что командование армии не желает воевать, и поэтому уже давно отстают темпы вооружений, но теперь-то уж он с корнем вырвет весь этот вредный «цоссенский дух» — дух генштаба. Дело кончилось тем, что фюрер резко оборвал Браухича и выставил главнокомандующего вон, подтвердив свое прежнее решение наступать 12 ноября.
Вместо того чтобы решительно действовать, горе-заговорщики вообразили, что Гитлер обо всем знает, и теперь все кончено. В жуткую панику впал не только Браухич, но и Гальдер, который в страшной спешке сжег все компрометирующие его материалы и с того же часа прекратил всю текущую подготовку. Одного грозного окрика диктатора оказалось достаточно, чтобы весь военный заговор рассыпался, как карточный домик. Но о глубине кризиса заговорщиков нагляднее всего свидетельствует не эта паника, а малозначащий на первый взгляд фактик: еще осенью Гальдер обратился к фон Вайцзеккеру с вопросом, нельзя ли повлиять на Гитлера, подкупив одну ясновидящую. Ради этого он был готов достать миллион марок. На военную силу генерал благоразумно больше не рассчитывал…
Если высшее руководство путчистов было морально сломлено, то абверовцы Гельмут Гроскурт и Ганс Остер, представлявшие среднее звено заговора, напротив, развили бешеную, но бесполезную активность, которая больше пристала бы неопытным юнцам, нежели умудренным жизнью офицерам. Видя, что Гальдер впал в панику, Гроскурт на свой страх и риск помчался к руководителю абвера и передал ему «настойчивую просьбу», якобы высказанную начальником генштаба: пусть Канарис убьет Гитлера, и тогда все решится само собой. Адмирал в ужасе отшатнулся и тоже впал в апатию, подумывая об отставке. Остер поехал побуждать к решительным действиям Вицлебена. Прибыв к нему в штаб-квартиру во Франкфурте, где в тот момент находился еще полковник Винценц Мюллер, Остер с порога начал сыпать именами заговорщиков и размахивать прокламациями, написанными фон Беком и призывавшими к мятежу. Военные с трудом заставили его немедленно сжечь листовки и постарались как можно скорее избавиться от возмутителя спокойствия. Однако после них горе-конспиратор пошел в офицерское казино Франкфурта и прилюдно начал поливать грязью нацистов, нимало не опасаясь наличия там доносчиков и агентов гестапо. Вдобавок ко всему Остер обронил в казино листок с полным списком заговорщиков. (Если бы страшную бумагу не подобрал один из антинацистски настроенных офицеров, то земной путь почти всех путчистов закончился бы уже в 1939 году.) В конце концов полковник абвера махнул рукой и на своего шефа Канариса, и на военных, и решил сам взорвать Гитлера. Он пришел к начальнику 2-го отдела абвера и главе немецких диверсантов Эрвину Лахузену и попросил у него адскую машину. Когда последний поинтересовался для чего она ему, то Остер чистосердечно признался: для убийства фюрера. Лахузен все же дал своему коллеге бомбу. А дело сорвалось из-за пустячка: ни Остер, ни согласившийся ему помочь Эрих Кордт не умели обращаться ни со взрывчаткой, ни со взрывателями. Как тут не вспомнить покушение на Ворошилова в киевском оперном театре!
Последняя попытка предотвратить потенциальную катастрофу на Западном фронте была предпринята 9 ноября генералом фон Леебом. Он созвал на совещание трех командующих группами армий, стоявших против Франции, и предложил своим коллегам совместно отправиться к Гитлеру и потребовать от него воздержаться от активных действий на Западе и использовать затишье для дипломатических переговоров. Если же фюрер откажется, то все высокопоставленные генералы дружно подают в отставку. Однако шкурнические интересы возобладали и на этот раз. Большинство генералов категорически отказались участвовать в этой акции, мотивируя отказ тем, что она может быть расценена Гитлером как мятеж.
Впрочем, сам фюрер, не подозревая об этом, в очередной раз расстроил планы заговорщиков, отменив из-за плохих погодных условий наступление на Францию 12 ноября. Состоялось оно только 10 мая 1940 года и переносилось до этого 29 раз. И снова катастрофа не состоялась. После стремительного разгрома Франции оппозиция Гитлеру в генеральской среде исчезла очень надолго.
В условиях всеобщего ликования и восхищения гением фюрера, раз за разом одерживавшим победы вопреки всем законам здравого смысла, мечты о военном перевороте пришлось временно отложить. Самым непримиримым из заговорщиков оставалось довольствоваться лишь сомнительными контактами с врагом. Будучи еще с 1932 года знакомым с голландским военным атташе в Берлине полковником Гизбертусом Якобусом Засом, Остер начал щедро делиться с ним конфиденциальной военной информацией. 1 апреля через своего друга он предупредил датского военно-морского атташе о готовящемся нападении Германии на Данию и Норвегию, одновременно продублировав сообщение через работавшего на абвер адвоката Йозефа Мюллера, предупредившего Ватикан, что Норвегии грозит опасность. Остер заботливо подсказал, в каком месте английский флот может перехватить немецкие суда с войсками и потопить их. И снова старания полковника абвера оказались тщетными. Хоть голландский и датский генштабы заблаговременно получили информацию, они не приняли ее всерьез и не передали англичанам. В мае 1940 года оппозиционер предупредил Заса, что в начале этого месяца Гитлер нападет на Бельгию и Голландию, но и на этот раз информация не оказала никакого воздействия на ход военных действий.
Кроме того, предпринимались вялые попытки вновь установить политический контакт с Западом. Немецкий посол в Италии Ульрих фон Хассель, активный заговорщик, через своего итальянского зятя вышел на Брайанса, одного из приближенных министра иностранных дел Англии лорда Галифакса, и тайно встретился с ним в феврале 1940 года в Швейцарии. Там Хассель передал для Галифакса меморандум с изложением условий мира на Западе. По поручению Вайцзеккера этот же меморандум американским руководящим кругам вручил другой дипломат-заговорщик Тротт цу Зольц.
Везло фюреру, но везло и заговорщикам. В середине 1940 года часть из них чуть было не попала в застенки гестапо. После очередной победы на Западе служба безопасности стала выяснять, кто предупредил голландцев о дате немецкого наступления. Подполковник Роледер без особого труда выяснил, что следы ведут к Остеру. Однако, пользуясь отсутствием прямых доказательств, адмирал Канарис сумел замять дело в отношении своего заместителя. Спасать Остера шефу абвера пришлось дважды. Слухи о предательстве распространились достаточно широко, и узнавшая о них жена подполковника Прука, «честная немецкая женщина», поспешила написать письмо, что штурмбанфюрер СС Хофман и абверовцы Остер, Донаньи и Мюллер мечтают устранить Гитлера. К счастью для заговорщиков, письмо это она отправила Канарису, который поспешил запереть слишком много знающую фрау в сумасшедший дом. Так, благодаря шефу абвера, горе-оппозиционеры спаслись и на этот раз.
Примерно таким же, как 1940-й, был для заговорщиков и следующий, 1941 год. Ранней весной адмирал Канарис посетил швейцарский город Берн, где встретился с женой бывшего польского военного атташе в Берлине Галиной Шиманской, которая, как было хорошо известно шефу абвера, работала на английскую разведку. По поручению своего руководства она спросила, не нацелено ли передвижение немецких войск на Балканах против Турции.
— Нет, мы не будем нападать на Турцию, — просто ответил глава немецкой военной разведки. — Вероятно, мы вторгнемся в Россию.
Информация немедленно ушла в Лондон. Именно на ней основывался Черчилль, когда 3 апреля предупредил Сталина о готовящемся нападении. Вести об открытии Гитлером столь желанного для англичан второго фронта на Востоке шли им по многим каналам. Через Ватикан Йозеф Мюллер сообщил дату предполагаемого вторжения в СССР. Еще до начала войны агент Канариса промышленник Николас фон Халем прибыл в Москву и, встретившись там с английским резидентом, подтвердил известия о скором нападении Гитлера на нашу страну. Учитывая странные связи Халема, о чем речь пойдет ниже, предположим, что он предупредил об этом в Москве не только англичан. Во всяком случае, советское руководство об этом точно на свой страх и риск предупредил немецкий посол в Москве граф Вернер фон Шуленбург. Перед началом Великой Отечественной войны контакт с иностранными кругами Канарис попробовал установить и с помощью своего друга, русского эмигранта и бывшего прибалтийского барона Владимира Каульбарса, которого перед самой войной с Россией он взял на работу в абвер-1. По некоторым сведениям, именно Каульбарс посоветовал шефу абвера начать тайные переговоры с Англией или Россией. С ведома Канариса немецкий посол в Италии, уже известный нам фон Хассель весной 1941 года установил контакт с американцем Столлфортом и передал ему план, согласно которому заговорщики отстраняют Гитлера, заключают с союзниками перемирие и освобождают оккупированные территории, за исключением Саарской области, Австрии и Данцига. Однако однозначного ответа из Лондона и Вашингтона так и не последовало.
Потерпев неудачу на Западе, Канарис, по некоторым сведениям, предпринял начальные шаги к заключению мира на Востоке. Попытка была предпринята в сентябре с помощью находившегося в Стокгольме двойного агента Эдгара Клауса, одновременно работавшего и на фашистскую Германию, и, по-видимому, на СССР. Клаус, по его словам, регулярно играл в карты с советским послом в Швеции А. М. Коллонтай (советские источники это не подтверждают) и мог обеспечить канал для контактов. Но и на этот раз дальше предварительных прожектов дело не пошло. А война между тем шла полным ходом — та самая, роковая для Германии война, от которой так старался застраховать свое отечество генерал фон Сект.
Глава 23. Спрут как он есть
Начало войны с Советской Россией подавляющее большинство германского генералитета встретило восторженно. Только находившиеся в отставке последователи Секта — генералы Бек и Хаммерштейн-Экворд осуждали ее и говорили, что этот шаг Гитлера принесет поражение Германии. Когда эйфория первых успехов прошла, в правильности этой позиции смог убедиться Канарис, лично посетивший осенью Восточный фронт. Сразу после этого он отправился в Берн поделиться своими наблюдениями со знакомой ему английской шпионкой. «Если русская армия дезорганизована и истощена, — говорил он Галине Шиманской, — то и мы находимся в подобном же состоянии. Мы оторвались от наших баз снабжения; наши транспортные возможности недостаточны, чтобы обеспечить снабжение наших войск, ушедших далеко вперед. Возможно, положение России ужасно, но вряд ли оно может быть тяжелее нашего».