— Это мы сделаем, — заверяет. — Не переживай!
Мы ещё некоторое время сидим у воды, общаемся на отвлечённые темы. На душе вновь воцаряется спокойствие и умиротворение. Все невзгоды не в счёт.
Кира пристроена. Она будет молчать и сделает ровно то, что я ей скажу. Иван тоже, иначе лишится и сына, и любимой женщины. Ради того, чтобы быть с ними, Иван выдержит всё.
Татьяна Игоревна теперь тоже угрозы не представляет. Завтра покинет страну и больше никогда не сможет сюда вернуться. Её новый супруг об этом позаботится. Он слово дал.
Прощаюсь с другом, возвращаюсь в свою тачку. Пожалуй, осталось сделать ещё один звонок и можно возвращаться к своей Зае.
— Сергей Александрович, добрый день.
Глава 45. Матвей
— Марат! Старшая Зайцева ещё на месте? — влетаю в кабинет своего друга. Эмоции бьют через край.
Я позвонил человеку, расследующему моё дело. Тому, кто смог докопаться до сути и снять с меня обвинение. Удивительно, но мне оказалось проще решить вопрос с сотрудником из спецслужб, чем вываливать тонну бабла адвокату. Собственно, адвокат нас сам и свёл. За определенную мзду.
Сегодняшний разговор со следователем выбил меня из колеи и перевернул ситуацию с ног на голову. Мне срочно нужно понять, правда ли то, что я узнал.
Потому что если правда ЭТО, то ситуация с Апрельским в корне меняется.
— Твои люди её ещё не отвезли в аэропорт? — спрашиваю. В голове роем кружатся мысли. Их так много, что вот-вот разорвёт черепную коробку.
— Нет, — Торковский отрывает голову от бумаг. Смотрит на меня. — Что случилось? На тебе лица нет, — хмурится.
— Цензурных слов не хватит, чтобы всё описать! — подхожу к бару, в горле пересохло. Внутри меня аж колотит, настолько сильное потрясение. — Налью? — показываю на пузатую бутылку.
— Наливай, — ухмыляется друг. — И на мою долю не забудь плеснуть, — отшвыривает в сторону телефон. Марат тоже не в форме.
— Личное? — уточняю кивая на аппарат.
— Теперь уже нет, — произносит с горечью в голосе. — Я свободен! — ухмыляется не скрывая боли, которая разъедает его сердце. — Впервые в жизни влюбился и впервые в жизни остался ни с чем! — откидывается на спинку кресла.
— Поделишься? — наливаю янтарную жидкость по стаканам.
— Сейчас я не в том состоянии, чтобы об этом говорить, — залпом выпивает первую порцию. Ставит пустой стакан на стол. — Обновишь?
— Не сомневайся, — ухмыляюсь. Я прекрасно понимаю переживания друга. И как бы мне ни хотелось помочь, так же понимаю, что этого сделать сейчас не смогу. Торковский не станет изливать душу и открывать сердце, он сделан из другого теста. Такие люди всегда всё держат в себе.
Всё, что я могу сделать для него, просто побыть рядом. Выдернуть из разъедающих душу и сердце мыслей, помочь переключиться на другой лад.
Женщины создания с другой планеты. Они слабые. Но они единственные, кто способны причинять нам душевную боль.
Любовь, зараза, слишком сложное чувство. Она не поддаётся ни анализу, ни планированию, ни контролю. Щелкнуло, влюбился и всё тут. Дальше либо ты счастлив всю оставшуюся жизнь, либо страдаешь. Иного варианта нет.
Перед ней мы все равны. Вне зависимости от благосостояния и власти. Хотя, при наличии этих двух составляющих, отказ легче пережить. Можно с головой уйти в работу.
Провожу с Маратом ещё некоторое время. Он похож на раненого дикого зверя, который истекает кровью, но никого не подпускает к себе, чтобы раны перевязать. Сам залижет. Но оставаться с ним дольше уже не могу. Время поджимает.
Выхожу от друга, поднимаюсь к единственному человеку, который может пролить свет на происходящее вокруг. У меня накопились вопросы и ответы получить я смогу лишь от неё. От своей дражайшей некогда тёщи.
Слишком много лжи. Слишком много нестыковок. Слишком сильный враг передо мной.
Есть лишь один человек, кто способен расставить все по местам, упускать подобный шанс нельзя. Я обязан во всём досконально разобраться.
— Татьяна Игоревна, — захожу в комнату, где держат мою уже бывшую тёщу. — Добрый вечер, — сухо произношу. Она удивляется моему визиту.
— Зачем пришёл? — огрызается. Поднимается с кровати, на которой лежала. Садится.
— Ответы нужны, — смотрю на неё не моргая. Женщина выглядит не самым лучшим образом. Мне даже становится её в некотором роде жаль.
— Ты ведь избавиться от меня собирался, — говорит с ненавистью. — Думаешь, я тебе отвечу хоть на один вопрос после этого?!
— Ответишь! — гневно сверкаю глазами. Жалости как не бывало. — Иначе ты никогда в жизни больше не сможешь увидеть дочь!
Женщина открывает рот, чтобы мне возразить, но тут же замолкает на полуслове.
— Только от меня зависит будешь ли ты общаться с Кирой или же нет, — продолжаю гнуть свою линию. — Я могу сделать так, что ты ничего никогда про нее не узнаешь!
В глазах Татьяны Игоревны плещется страх. Впервые я вижу, что женщина чего-то боится.
— Хорошо, — говорит высоко задрав голову. — Я отвечу на твои вопросы, — нехотя соглашается. — Но ты должен будешь сдержать слово и позволить мне с ней общаться.
— Обещаю, — киваю. — У тебя и у Киры будет пятнадцать минут в месяц на общение, — умалчиваю, что под присмотром. Никакой конфиденциальности в их разговорах не будет. Ни с одной, ни с другой стороны.
— Согласна, — отвечает с ходу. Видимо, наконец поняла, со мной шутить не стоит. — Что ты хочешь узнать.
— Кто биологический отец Киры? — впиваюсь в женщину взглядом.
— Апрельский, — выдает с ходу. Продолжаю смотреть на неё. Молчу. — Апрельский! — говорит уже более громко. — У Киры и у Светки один отец! — произносит с жаром.
— Зайцев, — произношу лишь одно слово. По ужасу в глазах женщины понимаю, что попал в точку.
— Нет! — шепчет побледневшими вмиг губами, жадно ловит воздух приоткрытым ртом.
— Да! — киваю.
— Кто ещё знает? — поднимется на ноги, подходит ко мне вплотную, хватает за грудь. Её трясёт. — Отвечай! — истерика прорывается наружу. Она уже плохо контролирует себя.
— Значит, я угадал, — произношу с леденящей душу ухмылкой. — А теперь рассказывай, что за хрень происходит вокруг!
Татьяна Игоревна слегка отстраняется. Понимает, что я банально развел её на эмоции и выбил правду. Но у женщины нет выбора, промолчать не получится. Поэтому она садится на кресло и начинает рассказ.
— Я любила Гену, — вздыхает. — Сколько себя помню, столько и любила. Но он всегда был увлечён кем-то другим, — делает глоток воды из стакана. — Сначала я считала, что слишком мала для него, потом, что неопытна, некрасива и так дальше по списку. А потом появилась Она. Мать Светы, — выплёвывает с ненавистью. — Гена влюбился в неё и забыл обо всём. Я не могла этого терпеть. Ой, чего только не делала, чтобы их разлучить! И в конечном итоге пришлось идти на преступление. Гена был мой! Только мой и ничей больше!
— Но у несчастной женщины осталась дочь, — добавляю. — И муж, чьего уничтожения Апрельский желал.
— Да, — кивает. — Миша для Гены был как бельмо на глазу. Гена его ненавидел.
— Это я знаю, — перебиваю. — Что было потом.
— После смерти своей возлюбленной, Апрельский стал ещё опаснее. Его жестокость переходила все мыслимые и немыслимые границы. А когда он узнал, что это я приложила руку, — содрогается. — Гнев мужчины был крайне суров, — потирает горло. Морщится словно от боли. — Он заставил меня соблазнить Зайцева и выйти за него замуж. Но никто из нас не ожидал, что я смогу забеременеть.
— От Зайцева, — подвожу итог.
— Апрельский считает, что от него, — вносит поправку.
— Почему это все всплывает именно сейчас, спустя столько лет? Почему нельзя было оставить Свету и Киру в покое? Каким боком вам оказался нужен именно я? — заваливаю женщину вопросами. Догадки у меня есть, но я хочу услышать ответ от неё.
— Апрельский не может иметь детей. Он бесплоден, — озвучивает то, о чем я догадался и так. — Мать Светы успела это понять гораздо раньше меня, — ухмыляется. — Она любила своего мужа.
Да и была более сильной морально, чем я. Поэтому пришла к Зайцеву и обо всём ему рассказала, — поднимает на меня полные боли глаза. Ловит взгляд. Отворачивается в сторону. — Но Зайцев тогда уже был болен. Он знал, что долго не проживет и Апрельский уничтожит и его супругу, и дочь. Поэтому Зайцев настоял, чтобы его жена наврала Гене. Тот поверил. Поэтому после смерти Миши не тронул Свету.
— А ты? — требую ответ. — Зачем к Зайцеву полезла ты?
— Для двух вещей. Первая, узнать точно ли он болен. И вторая, — закрывает глаза. — Добить его.
— Нафига добивать того, кто сам вот-вот умрёт? — не понимаю.
— Гене надоело ждать смерти врага, — пожимает плечами. — Я уже хотела уйти от Геннадия. В своей жажде мести и в своей ненависти он потерял все разумные границы и рамки.
— Но ты забеременела, — подвожу итог.
— Да, — кивает. — И я поняла, что отец моего ребенка не Гена, — смотрит на меня. В глазах страх. — Пришлось срочно связываться с Апрельским, убеждать мужчину, что Кира его дочь. Иначе он бы убил и меня, и Киру, и Свету.
— Но я? Я-то вам нафига?!!
— У тебя хватило бы сил защитить мою дочь, — подводит итог. Мне становится смешно.
— Поэтому она хрен знает сколько по времени опаивала меня? — большего бреда не слышал.
— Она не могла иначе, — ухмыляется. — Если б не опаивала, то Гена не поверил ни Кире, ни мне.
Видимо, у меня на лице написаны все эмоции, которые я испытываю. Потому что это всё слишком сильно похоже на бред!
— Пойми! Гена болен! У него практически неизлечимая болезнь! — вспыхивает. — Единственный вариант, пересадка костного мозга. И то! Это всё на стадии экспериментов и разработок только! — говорит с жаром. — Если вскроется, что Кира или Света не его дочери, то он всех нас убьёт! И твоих детей тоже! Они все потомки Зайцева! Они ему не нужны!
— И ты хочешь сказать, что Апрельский до сих пор не знает, что бесплоден? — смеюсь. Это полнейший бред!