Судя по довольному прищуру Костика, он её не озвученную мысль понял и даже, о чудо, оценил. И щёлкнул пальцами, заставив подпрыгнуть незаметно подкравшуюся официантку:
— Два «В-52», солнышко, — и добавил чуть тише, когда девушка ушла. — Надеюсь, ты понимаешь, Женечка, с какими людьми связываешься? Учти, у меня с прощальными речами на похоронах не очень.
— Не переживай, в случае неудачи, хоронить будет нечего, — отзеркалив его циничную усмешку, Сутулова довольно вздохнула. Вытащив телефон, принялась набирать сообщение одному ну очень уж надоедливому адвокату. Напрочь проигнорировав любые представления о правилах приличия, личном пространстве и праве на отдых после насыщенного трудового дня.
В конце концов, это ему нужна была информация, а Женечка…
Женечка всего лишь хотела жить красиво и безбедно, не оглядываясь на среднестатистическую зарплату граждан нашей великой родины. И если для этого надо будет сыграть на два фронта, то почему бы и да?
Глава 16
Ирина
— Ну что ж, Ирина Геннадьевна…
Пожилой врач устало на меня посмотрел и потёр переносицу. Его улыбка казалась кривой и ненастоящей. И весь он был как старая, круглая лампочка на потолке — пустая и без эмоций, пока кто-то не щёлкнет выключателем.
— В принципе, анализы у вас хорошие. Гемоглобин, конечно, низковат… Но это не критично. Так что могу с чистой совестью выписать вас долечиваться дома, с семьёй… У вас же есть семья, госпожа Войнова?
— Потапова, — машинально поправив его, я облизала пересохшие губы. Сцепила пальцы в замок на коленях и сжала их так, что побелели костяшки — в нелепой попытке скрыть чёртову дрожь, что раз за разом проходила по телу. Я отчаянно пыталась притвориться, что всё нормально, что всё хорошо и что я действительно рада выбраться из цепких объятий больницы. И я не лгала.
Я была рада, что можно забыть, как страшный сон, операционный блок и вязкое марево наркоза, что ещё чуть-чуть, и я смогу прижать к себе своих детей и даже, о чудо, выпить самого настоящего кофе. Я была рада, да, действительно рада…
Только вот я понятия не имела, как справиться с удушливой паникой, поднявшейся где-то из глубины моей души. Накрывшей меня волной, как цунами, похоронившей меня под толщей страха и неуверенности в себе.
— А? — врач медленно моргнул, отвлекаясь от заполнения моей медкарты. Смотрел на меня целую минуту, внимательно и цепко. А потом махнул рукой, возвращаясь к своим бумагам. — Войнова… Потапова… Хоть горшком назовитесь, ток в моё отделение по скорой больше не попадайте.
В ответ на его замечание я тихо рассмеялась, невольно зябко передёрнув плечами. Я знала, что врач шутит, что это — его способ справиться со стрессом и всевозрастающей нагрузкой. Знала и всё равно сглотнула чуть горьковатую на вкус обиду, пряча её за слабой, едва заметной улыбкой. Потому что даже самый отъявленный пессимист не ждал такого оригинального пожелания здоровья.
Особенно в стерильных стенах больницы.
— Спасибо.
Я тихо уронила и встала, кутаясь в тонкую кофту. Слова благодарности дались легко, и я не кривила душой, когда думала об этом. Потому что знала: мне фантастически, просто нереально повезло. И с машиной, приехавшей быстро на вызов, и с больницей, куда меня привезли. Наверное, поэтому я легко закрывала глаза на безразличные слова хирурга, на циничность и едкость медсестёр и на нет-нет, но пробивавшуюся хамоватость санитарок.
Я просто понимала, что им нелегко. И радовалась, что они в первую очередь профессионалы, а всё остальное потом.
Выпав из ярко освещённого кабинета в коридор, я пару секунд моргала и щурилась, привыкая к новому освещению. Махала рукой бедолаге, сидящему здесь под дверью и медленно, шаркающей походкой шагала по отделению. Кивала головой в ответ на суховатое приветствие персонала и никак не могла отделаться от мысли, что не хочу.
Не хочу уходить, не хочу выписываться, не хочу покидать этот маленький замкнутый мир. И дело вовсе не в том, что мне здесь нравится или, что мне банально некуда идти. Вовсе нет.
Проблема была в том, что я не знала, что меня ждало дальше. Не имела ни малейшего представления о том, что будет завтра, через неделю или через год. И это било под дых сильнее всего, подкармливая и без того не дремлющую паранойю.
— Ну и дура ты, Потапова… — вздохнув, я проскользнула в двери своей палаты. Упала на кровать, едва заметно морщась от ноющей боли. Закрыла лицо рукой, в десятый, сотый раз проговаривая про себя все имеющиеся у меня аргументы и…
Всё равно боялась. Сжималась от чёртового страха, стянувшего все внутренности узлом. За эти два дня мы не раз, не два, не три всё обсудили с Потаповым. Обсуждали любой вариант развития событий, смеялись и ругались, ссорились и мирились. Да что там!
За это время мы, в общем-то, сполна отрепетировали целую совместную жизнь, пусть и не разбавленную разделённым на двоих бытом. И всё, вроде бы, было нормально, всё было хорошо, но…
— Да чтоб тебя… — зашипев сквозь зубы, я сжала пальцы в кулак и ударила по стене. Не сильно, без особого на то фанатизма, но так, чтоб хоть как-то себя отрезвить. Не помогло.
Я была по-прежнему как туго стянутый комок из чувств и противоречивых эмоций. И даже примерно не представляла, что надо сделать, чтоб хоть как-то ослабить сковавшее меня напряжение.
Не представляла и всё тут. Чёртов замкнутый круг.
Тихо вздохнув, я постаралась задавить волну раздражения, поднявшуюся в душе. Мне было страшно, мне было не комфортно и да, чёрт возьми, я злилась.
Злилась на нелогичную себя, на самоуверенного Потапова и наглого Ильина. На беспомощность и невозможность сопротивляться такому чужому, родному обаянию. На то, что крамольные жадные мысли приходили всё чаще и чаще, мешали спать и тревожили и без того беспокойное сердце и пробуждали совсем неуместные воспоминания. А чёртово тело, как будто издеваясь, помнило всё и даже больше. Помнило сильные мужские руки, скользящие по коже, крепкие, пьянящие поцелуи и море нежности, разбавленное обжигающим пламенем страсти. И от этого я чувствовала себя неуютно, когда горячая жадная сказка, приходящая ко мне по ночам, рассеивалась с первыми же лучами рассветного солнца. Оставляя на память болезненное ощущение пустоты и полынный привкус обиды на языке. Потому что…
Покачав головой, я прикусила губу. Ответ крутился на кончике языка, но я глотала вязкую слюну, скопившуюся во рту, и дёргала плечом. Не время и не место было думать об этом. Уж точно не тогда, когда всё, что у тебя есть — это почти фиктивный брак и двое детей, а твой муж — почти знакомый-незнакомец. Я знала Потапова как свои пять пальцев, помнила то, что предпочитала бы не вспоминать вовсе. Но именно сейчас, здесь я как-никогда остро осознавала — это не тот мужчина, с которым я встречалась. Он похож и не похож на него одновременно. И это тоже пугало.
Сумасшедшая опека против почти равнодушного безразличия, оглушающая нежность вместо отстранённой поддержки и яростное стремление быть всегда рядом. Рядом со мною, с детьми. Без привычной холодности и стопоров в виде работы и репутации. Без оглядок на людей и страха выглядеть нелепо. Каждый чёртов раз, получая очередное фото или связываясь по видеозвонку, я жадно искала новое отличие. Находила и терялась. А ещё тихо смеялась, когда всё та же Лёля называла своего начальника и приятеля по совместителю едко и уверенно «Яжебать». Что ж, тормоза у Макса явно отказывали, когда дело касалось его детей.
Наших детей. И меня.
Сердце пропустило удар от нечаянной и совершенно внезапной мысли. Она, эта мысль, отдавала привкусом безумия и надежды и напоминала что-то из разряда «А вдруг?!». Вот только поддаваться ей у меня не было ни сил, ни хоть какого-нибудь желания. Я нехотя признавала, что да, Максим изменился и очень сильно.
Но не настолько, чтоб вновь доверять ему без оглядки.
Настырный стук в дверь отвлек меня от очередного витка безуспешных попыток разобраться в себе и собственных эмоциях и чувствах. Медленно сев, я провела пальцами по волосам, путая их ещё больше, и негромко выдохнула, напряжённо сжимая пальцы в кулаки:
— Входите.
Заглянувшая в палату медсестра улыбнулась и радостно заявила, что все документы готовы для выписки. Что всё в порядке, и они уже связались с моим мужем и сообщили ему о том, во сколько меня можно будет забрать. И от этой внезапной новости я моментально почувствовала кожей свои защитные шипы, окутавшие меня с ног до головы. С трудом успела прикусить язык до того, как ляпнула что-то, и глубоко вздохнула, прежде, чем всё-таки сказать:
— Спасибо вам… За заботу.
Я все-таки не сдержалась и добавила яда в голос. Знала, что не права, что так даже лучше и всё равно по-детски бунтовала против такого произвола. Бессмысленно и беспощадно. Так, что руки чесались разбить что-нибудь хрупкое, сломать на сотню, тысячу мелких осколков. Мне пришлось досчитать до десяти и обратно пару раз, прежде, чем я осознала — всё, я спокойна и готова действовать дальше. Ровно настолько, чтобы встать с кровати и начать собираться. Искренне игнорируя иррациональное желание позвонить и устроить небольшой скандал одному ну очень настырному мужчине.
Настолько настырному и самостоятельному, что размышляя об этом, я забывала про все свои страхи и легкомысленно закрывала глаза на томящуюся в груди неуверенность. Трудно бояться встречи с тем, кого хочется придушить собственными руками. Кто умудряется на расстоянии не оставлять тебя равнодушной и бесить до умопомрачения. Пусть даже всего его действия и поступки продиктованы искренним желанием помочь, попыткой проявить заботу.
Неуклюже, грубо, совершенно не умело. Но всё же…
Недовольно поморщившись, я старательно гнала от себя все эти мысли. Складывала немногочисленные пожитки и сама не замечала, как пролетало отведённое на сборы время. Оно, это время, стремительно летело, не оставляя мне ни единого шанса на побег и я не успела моргнуть, как нашла себя стоящей на крыльце больницы.