— Их обязательно нужно проверить сегодня, завтра у этих ребят первые уроки.
Она точно была бы их отличницей. Ваня тоже одним глотком допил свой кофе и предложил:
— Тогда давайте я помогу. Какой там у вас класс?
— Седьмой.
— Что писали?
— Орфографию.
— За седьмой класс? Ну так это ж легкотня, давайте! Вы одну пачку, я вторую.
Яна склонила голову.
— Это слишком заманчивое предложение, чтобы от него отказываться. Тебе точно не надо домой? — спросила она, пока он садился за свою парту напротив неё.
— Точно. Будет ещё один подарок от меня на день учителя.
Яна радостно промурлыкала:
— Очень щедро с твоей стороны, милый Ванечка! Ладно. Держи ручку.
Ваня ухмыльнулся и протянул руку.
— Красная ручка «смерти». Прямо чувствую, как меня наполняет власть.
— Приятное чувство, правда? — весело спросила Яна. — Вот ответы.
— Мне не нужны ответы, я умный, — Ваня отмахнулся, и Яна засмеялась.
— А главное — скромный. Ну ладно, не нужны так не нужны. Если что, спрашивай.
— Оценки я не ставлю?
— Да нет, почему, ставь, давай я тебе разбалловку напишу.
— Ещё больше власти, отлично! — Ваня потёр руки, изображая дьявольский взгляд.
Хихикнув, Яна дала ему листочек, где было написано, за сколько ошибок какие оценки ставить, и они начали проверять. Работали в тишине, и Ваня отметил, что ему в этой тишине очень комфортно и спокойно. Он проверил несколько тетрадей, где не было ни единой ошибки, потом поставил тройку незадачливому Решетникову из седьмого «В» и поднял взгляд. На уроке Яна всегда сидела с прямой спиной, но сейчас расслабленно облокотилась на руку и подперла ладонью подбородок. Из её причёски выбились несколько локонов и красиво легли вдоль линии скул. Глаза Яны бегали по строчкам, а губы, с которых за день стёрлась коричневая помада, уступив место естественному алому оттенку, беззвучно шептали слова. Ваня понял, что пялится на её губы, только когда она оторвала взгляд от тетради и посмотрела на него.
— Всё в порядке? Если ты устал, оставляй всё и беги домой.
— Нет, я… Просто задумался, как правильно: в аэропорте или в аэропорту, — сходу ляпнул Ваня, хотя до этого уже проверил пять тетрадей.
— В аэропорту. Кстати, ты знаешь, что в русском языке есть местный падеж? Тут как раз он и есть.
— Местный падеж? Обозначающий место?
— Да. Его в школе не проходят, потому что не хотят забивать вам голову, он часто совпадает с предложным. Но есть случаи, когда не совпадает: например, об аэропорте — это предложный, но в аэропорту или на балу — местный.
— Круто, я не знал! Это интересно.
— Очень! Обожаю русский язык.
Ваня хмыкнул и кивнул.
— Это заметно.
Яна с улыбкой опустила взгляд в тетрадь, и Ваня, не позволив себе снова отвлечься, тоже продолжил проверять. Полчаса спустя он закрыл последнюю работу и потянулся.
— Как вы можете столько проверять целыми днями?
Яна хмыкнула.
— Только по большой любви!
Она тоже уже закончила проверку и сейчас щёлкала клавиатурой ноутбука, выставляя оценки в электронный журнал.
— Понимаю, — ответил Ваня, глядя на неё. Затем прочистил горло и спросил: — Вам ещё чем-то помочь?
— Нет, уже почти всё. Ты и так очень помог, спасибо большое. И накормил, и тетради проверил, — сказала она, оторвавшись от экрана и посмотрев на него. Потом с нежной полуулыбкой добавила: — Ты снова мой герой.
— Да ладно, мне не сложно. — Ваня подхватил с пола рюкзак и прошёл к двери, чувствуя, что пульс у него снова выше, чем следовало бы. Он обернулся и встретился с Яной взглядом.
— До свидания, Яна... Сергеевна.
— До свидания… Милый Ванечка.
Ваня дёрнул ручку двери, а Яна вернулась к тетрадям. Ему послышалось, что она тихо вздохнула.
ПЕТЯ
Петя с Милей вышли из актового зала и направились к кабинету химии.
— Как ты? — спросил Петя, пристально глядя на Милю и всё ещё обнимая её за плечи.
— Нормально, — сдавленно ответила она, не встречаясь с ним взглядом. — Прости, что подвела.
— Ты никого не подвела. Я виноват перед тобой. Я же знаю, что ты нервничаешь и что тебе тяжело даётся сцена. Это ты прости!
— Всё хорошо, Петруша. — Миля положила голову ему на плечо, и Петя замедлил шаг. — Без меня у вас даже лучше получилось. Не так уж плохо ты поёшь. И Ваня тоже.
Петя ничего не ответил. Надежда попасть на прослушивание к Зиновьеву уже расцвела буйным цветом против его воли. Они с Милей дошли до кабинета одновременно с Мариной Викторовной.
— Заходите, Пётр, вы сегодня наша звезда, учителя в восторге от вас с Ваней. Кстати, где он?
Учительница обвела взглядом класс. Ванина парта была пуста.
— Наверное, пошёл отнести гитару, скоро придёт, — сказала Вика неуверенно.
— Ну что ж. Семеро одного не ждут, напиши ему, Вика, чтобы поспешил. А нас ждёт голосование за старост.
Петя коротко вздохнул и поднял руку.
— Марина Викторовна, я снимаю свою кандидатуру.
В классе резко наступила тишина. Учительница пристально посмотрела на него:
— Почему? Что случилось?
— Ничего не случилось. — Петя как можно равнодушнее пожал плечами, сунув руку в карман брюк. — Просто немного надоело. Пусть Вольская наслаждается властью и миллионом поручений.
— Ну не таким уж и миллионом, — растерянно пробормотала Марина Викторовна. — Если поручений слишком много, мы можем это обсудить и договориться…
Петя почувствовал, что горло его засаднило.
— Нет, Марина Викторовна, я не так выразился, простите, вы здесь ни при чём. Просто я староста уже три года, хочу уступить место Вике. Преемственность власти — и всё такое. К тому же, — добавил Петя чуть громче, увидев, что учительница снова собирается с ним спорить. — К тому же, Вольская отлично справляется. График дежурств, сбор ребят, отсутствующие… Она даже с опозданиями решила проблему. Из неё получается отличная староста. Так что…
Петя встал и подошёл к столу классного руководителя.
— Так что голосование можно не устраивать.
С этими словами он быстро отцепил от жёлтого галстука сине-золотой значок старосты и положил на стол Марины Викторовны.
Петя хотел пройти к своей парте, но сдавленный голос учительницы его остановил.
— Петя.
Он обернулся, и Марина Викторовна, почему-то неожиданно печальная, сказала:
— Твой пропуск. Его тоже нужно сдать…
Петя изо всех сил старался не обращать внимания на то, как неприятно у него кольнуло в груди. Он вытащил из внутреннего кармана пиджака карточку, которая последние три года открывала ему все школьные двери и сердца учителей, и медленно положил рядом со значком. Повернувшись, он увидел, что весь класс молча уставился на него. Все смотрели ошарашенно, и только Вольская — нахмурившись. Когда он шёл мимо её парты, и их взгляды встретились, она тихо сказала ему:
— Давай проведём голосование. Я не хочу, чтобы класс меня возненавидел. Мне не нужны твои подачки.
— А мне — твоя жалость. У нас был уговор, ты свою часть выполнила. И помогла Миле сегодня. Так что… — Петя развёл руки, слегка склонился перед ней и чуть громче, чтобы слышали все, сказал: — Поздравляю.
Он негромко похлопал, многозначительно посмотрел на класс, и ребята нерешительно присоединились к аплодисментам. Петя вышел из класса, отпросившись в туалет, но на классный час так и не вернулся.
Он не хотел домой, на работу к отцу ему тоже сегодня не надо — отец знал, что у них концерт и классный час. Так что, не желая отвечать на вопросы одноклассников, Петя зашёл в кабинет музыки. Только сев за ударную установку, он понял, что кто-то, во-первых, перенёс её обратно — он совсем об этом забыл. А во-вторых, этот кто-то оставил кабинет открытым. Петя покачал головой, сокрушаясь бестолковым старостам младших классов. Но сегодня их беспечность сыграла ему на руку — без своего пропуска он бы сюда не зашёл.
Мысленно поблагодарив неизвестного забывчивого ученика, Петя достал палочки и занёс их над барабанами. Но не опустил. Он вдруг почувствовал, что ему тяжело дышать, поэтому рывком встал, скинул с себя пиджак, сорвал чёртов жёлтый галстук, кинул его на ближайший стул и закатал рукава рубашки, как Низовцев. Который, кстати, на классный час так и не пришёл. Интересно, почему. Впрочем, так даже лучше. Видеть, как он радуется победе своей подружки было бы совсем невыносимо.
Расстёгивая верхние пуговицы рубашки, Петя снова сел за установку. На сей раз ничто не помешало его суматошным истеричным ударам, которые сначала были абсолютно хаотичными, но постепенно перешли в осознанный ритм. Очень быстрый ритм. Петя всё бил и бил, выплёскивая напряжение последних недель, гнев на отца, переживания за Милю и мысли о том, что он больше не староста. Без пропуска было ощущение, что он внезапно лишился суперсилы, к которой привык. Наконец он остановился. Тяжело дыша, Петя вытер пот со лба и только тогда заметил, что в классе он не один. У входа, прислонившись к стене, стояла Вика с его рюкзаком у ног. Петя не знал, давно ли она здесь, он играл так громко, что и взрыва бы не услышал. Сейчас он молча смотрел, как она подошла и придвинула к Пете стул, на котором висел его галстук. Вольская взяла в руки жёлтую полоску ткани и села.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он устало. У него не было настроения слушать её издёвки.
— Пришла отдать тебе это, — ответила Вика и положила на барабан значок старосты и пропуск с Петиной фотографией.
Петя задержал на них взгляд, потом, прищурившись, посмотрел на Вику.
— Зачем? Я же сказал, мне твоя жалость не нужна…
— Да-да, я поняла, что Пётр Певцов очень гордый и держит слово, бла-бла-бла. Но вспомни, наш уговор был, что ты откажешься от должности, если вы выступите нормально. Так вот. — Вика поправила волосы и посмотрела на Петю, подняв подбородок. — Сыграли вы не очень, мне не понравилось.
Петя не смог сдержать улыбки:
— После концерта ты говорила иначе.
— Я врала, — пожала плечами Вика и взяла в руки Петин значок. — И раз выступили вы так себе, то и уговор наш не имеет силы. Когда ты ушёл, я сказала ребятам и Марише, что у тебя постстрессовое расстройство из-за концерта и что ты бредишь. А потом предложила оставить нас обоих старостами до конца года, напомнив, как ловко ты флиртуешь с учителями.