Постепенно мелодия заполнила Петю, вытеснив всё остальное. Ритм и аккорды электрогитары звучали ровно и слаженно. И громко. И чертовски быстро. Свой голос Петя оценить не мог, но вокал Вани был чистым и бодрым. Их обязаны взять. Этот кавер был сложным. Гораздо сложнее оригинала. И они его сыграли.
Когда песня подошла к последнему аккорду, Ваня подпрыгнул и резко оборвал звук, а Петя одновременно с ним вскинул руки вверх и сделал завершающий удар. Глубоко дыша, Петя снова почувствовал, как палочки выскальзывают из рук. Он скинул пиджак, вытер им руки, протёр насухо палочки, барабаны и снова сел. Ваня протянул ему бутылку воды. Петя благодарно кивнул и отпил. Бутылка ходила в руках ходуном.
Из динамиков снова раздался мужской голос:
— Спасибо за игру. Мы не даём обратную связь сразу, результат вы узнаете по почте, но… это было впечатляюще. Отличный выбор. Давайте следующую. Как будете готовы.
Ваня приложился к своей бутылке воды и осушил её полностью. Он ободряюще улыбнулся Пете. Хорошо, что Низовцев не заметил, в каком состоянии Петины руки. Петя изобразил в ответ что-то, что, как он надеялся, было похоже на дерзкую ухмылку, и поставил ногу на педаль. Ваня подошёл к микрофону. Петя поднял руки с палочками. Всего одна песня. Всего одно соло. Обычно он мог играть часами, но сейчас ему нужно было выдержать пять минут. Забыть обо всём. Вывезти своё сложное соло. Он сможет.
Петя ударил палочками друг об друга, отсчитав четыре четверти, и парни заиграли вступление. Ваня прислонил губы вплотную к микрофону и запел. Здесь его вокала было больше, Петя вступил чуть позже, порадовавшись, что, в отличие от рук, голос у него не дрожит. Лучше бы было наоборот, подумал Петя, понимая, что игнорировать огонь в ладонях становится всё труднее. Но Ваня звучал до того чисто, звонко и уверенно, что Петя доверился и последовал за ним. За звуковой волной, которая шла от Вани, как тёплый луч. Сейчас у Пети было только это — только луч надежды, что он не один, что рядом с ним друг, который подставит ему плечо и поддержит. Петя пел вместе с Ваней и боялся приближающегося соло. После второго куплета Ваня отошёл от микрофона, и ровно через три удара сердца Петя заиграл. Палочки скользили между пальцами, так что Пете приходилось держать их крепче, что едва не сказалось на ритме, но он справлялся. Да. Он играет, и он справляется. Всё хорошо. Они поступят. «Мама была бы тобой разочарована». Голос отца внезапно прорезался в Петином сознании так громко, что его руку свело судорогой. Он пропустил несколько ударов, но продолжил партию. Ничего. Не критично. Со стороны это могло выглядеть, как их задумка. «Мама была бы разочарована. Мама была бы разочарована. Разочарована… Тобой». Палочка выскользнула из правой руки. Петя зажмурился и, не думая больше ни о чём, продолжил играть. Изо всех сил пытаясь левой рукой сделать то, что должны были играть две. Его соло. Сложнейшее техничное барабанное соло, которое он пытался спасти, на ходу импровизируя и латая дыры. Играющая рука горела от кончиков пальцев до самого сердца. Петя не мог отвести взгляд от установки, но чувствовал на себе полный ужаса взгляд Вани, который играл свой перебор и, конечно, знал, какой звук должен был раздаваться от ударной установки.
Наконец, наступил последний припев. Петя допел, даже не понимая, попадает ли в ноты. Он просто стремился доиграть. Одной рукой. Не испортить Ванину песню. Не облажаться.
Парни сыграли последнюю ноту. Зазвенела тишина. Рубашку на Пете можно было выжимать.
— Спасибо, — раздался голос из динамика. — Вы получите от нас письмо с результатами через неделю.
Петя поднял с пола пиджак, снова вытер им ладони и лицо. Руки у Пети болели так, что он едва мог ими шевелить.
Ваня убирал гитару в чехол, когда Петя прошёл мимо него в коридор, не встречаясь взглядом. Он облажался.
ПЕТЯ
Парни вышли из академии и, после приглушённого освещения в студии, оба зажмурились от яркого солнца. По-весеннему тёплая погода и бодрая трель птиц, встретившие их на улице, совершенно не сочетались с отвратительным настроением Пети. Он рухнул на скамейку возле входа и, устало откинувшись на спинку, пересказал Ване разговор с отцом.
— В итоге я отвлёкся. И ужасно сыграл. И всё провалил, — уныло закончил Петя, с усилием приподнявшись и потянувшись к сумке. Ладони горели и пульсировали.
— Ты не был ужасен и ничего не провалил. Мы же всё сыграли. Нормально сыграли.
— Вот именно, — сердито буркнул Петя, с силой протирая руки влажными салфетками и морщась от жжения. — Мы сыграли нормально. Как обычные дилетанты.
Ваня собирался заспорить, но Петя его перебил.
— Низовцев, я уронил палочку.
— Все иногда роняют. Уверен, даже у Джона Бонэма* такое случалось.
— У него на концертах всегда были запасные.
(*Джон Бонэм — барабанщик группы Led Zeppelin, один из величайших и влиятельнейших ударников в рок-музыке. Специалисты отмечали уникальную мощь его игры и чувство ритма).
— Слушай, если они не возьмут барабанщика, который, уронив палочку, продолжает играть в диком темпе, то они идиоты, и нам с ними не по пути.
Петя кисло хмыкнул.
— Ладно. Посмотрим.
С отцом Петя не разговаривал. Совсем. Вернувшись поздно вечером домой, он не застал отца. Очевидно, тот снова поехал в офис. Гордость не позволила отцу позвонить и спросить сына о прослушивании. Что ж. Гордость была и у Пети. И после их ссоры она продолжала гневно пульсировать в груди. Зайдя на кухню, Петя достал из кошелька карту, на которую отец регулярно кидал ему деньги, и разрезал её кухонными ножницами. Немного подумав, он разрезал и другую, к которой был привязан счёт с доходами по акциям, которые отец купил ему на совершеннолетие. На третьей хранилась его зарплата за подработку у отца в офисе. Эту он резать не стал, решив, что раз честно заработал, то может этими деньгами пользоваться как своими, а не отцовскими. Обломки карточек он красноречиво оставил на кухонном столе. Затем Петя тщательно промыл царапины и порезы на руках, перевязал себе ладони и, запершись в своей комнате, почти сразу уснул. Он не слышал, когда отец вернулся, но утром они встретились на кухне. Отец, обнаружив на столе Петин карточный бунт, попытался с ним поговорить, но Петя полностью его проигнорировал. Он отложил нетронутый завтрак и, подхватив сумку, выскочил из дома.
Петя шёл до школы пешком и думал, как ему теперь справляться без отцовского финансирования. Денег, заработанных в офисе отца, при очень аккуратном расходовании должно хватить до лета. Если их возьмут в академию, у Пети появится внушительная стипендия. Жить он сможет в общежитии, которое академия также предоставляла. Он не собирался задерживаться в доме отца дольше необходимого. Получается, что ему нужно только дождаться осеннего семестра и первой выплаты. А на лето он мог бы найти подработку, заниматься с детьми математикой, как Низовцев, например. Да, он справится.
Но если их не возьмут… В этом случае Пете придётся поступать в обычный вуз. В общежитии ему, скорее всего, откажут, поскольку он не приезжий. И совмещать работу с вузом будет непросто… Ладно. Об этом он подумает, когда они получат ответ. Может, Низовцев прав? Может, они действительно были не так уж и плохи?
Прошла неделя. Это было самое тревожное время за всю Петину школьную жизнь. До экзаменов оставался всего месяц, о чём учителя неустанно напоминали им на каждом уроке. Их класс заваливали тестами, экзаменационными вариантами, пробниками и обрушили на них лавину домашней работы. Одиннадцатые классы теперь легко узнавались в коридорах, поскольку в отличие от более младших параллелей, радующихся приближению летних каникул, будущие выпускники ходили по школе бледные, с синяками под глазами, и больше всего походили на зомби. На очень нервных зомби, поскольку, в добавок к огромной нагрузке от учителей, в конце апреля-начале мая многие ждали ответов зарубежных вузов. Петя с Ваней тоже ждали ответа из академии. И хотя они больше не обсуждали своё выступление, чтобы не нервировать друг друга, всё равно оба переживали. А постоянные вопросы от одноклассников и учителей спокойствия не добавляли.
Прошло ещё несколько дней, результаты отборочного прослушивания в академию должны были вот-вот появиться, и Петя проверял почту каждые полчаса, ненавидя себя за это. За тупую надежду, которая никак не желала его оставлять. Напряжение струилось у Пети по венам. Как бы он ни старался не показывать, что переживает, он был рассеяннее и раздражительнее, чем когда-либо. В один из дней, когда они с классом сидели после уроков в библиотеке, и Петя то и дело огрызался на вопросы одноклассников, Вика не выдержала. Она с хлопком закрыла свой учебник и, встав из-за стола, нависла над Петей.
— Петруша, так не пойдёт. Тебе явно требуется либо свежий воздух, либо хорошая пощёчина. Я могу предоставить и то, и другое, но по доброте душевной даю тебе право выбора.
— Интересно, что же он выберет, — с усмешкой пробормотал Трофимов.
— Свежий воздух, я полагаю? — вопросительно ответил Петя с лёгкой улыбкой.
Вика пожала плечами.
— Тогда на правах старосты я изгоняю тебя из библиотеки. Шуруй во двор и занимайся там!
Петя даже не обиделся. Он понимал, что Вика права, она просто уберегает его от ссоры с друзьями. Они не должны были терпеть его плохое настроение. Так что он молча кивнул и собрал все учебники со стола. Увидев, что Вика тоже собирается, он вопросительно поднял брови.
— Я же не сказала, что твоё изгнание одиночное. Я с тобой пойду. Позагораю. В такую погоду тухнуть в библиотеке — преступление, — с хитрой улыбкой сказала она и, взяв Петю под руку, повернулась к Ване. — Ванечка, ты тоже присоединяйся, мне жутко лень делать самой литературу.
Низовцев хмыкнул. Судя по тому, как быстро он закрыл свою тетрадь, идея позаниматься на солнце пришлась и ему по душе. Петя усмехнулся, глядя, как Ваня запихивает учебники в рюкзак, будто куда-то опаздывает, и перевёл взгляд на Милю.