– Вы так смотрите, как будто никогда не видели вежливых парней.
– Вежливых парней, предлагающих помыть чашку, точно не видела.
– Не везло вам, значит, с парнями.
Яна подняла бровь:
– Довольно дерзко говорить такое учительнице, Низовцев.
Ваня усмехнулся и притворно вздохнул:
– И вот я уже не вежливый Ваня, а дерзкий Низовцев.
– Одно другому не мешает, полагаю, – Яна сказала это с улыбкой и с какой-то новой ноткой в голосе.
Ваня довольно кивнул:
– Очень надеюсь, что так.
С чашками в руках он дошёл до туалета и, споласкивая посуду, стал думать о том, как странно начался сегодняшний день. Странно, но приятно. Мог ли он, выходя утром из дома, представить, что будет пить с Яной кофе, вот так просто, поедая жутко невкусные вафли и болтая о пустяках. Ваня осознал, что, несмотря на разницу в возрасте, пусть и очевидно небольшую, находиться рядом с Яной было удивительно легко. И комфортно. И не только Ване – весь класс отзывался о ней очень доброжелательно. Ребят подкупало, что она вела себя совсем не по-учительски – без напускной строгости и отчуждённости, общалась с ребятами на равных. Постоянно с ними шутила, задавала вопросы и внимательно слушала ответы. Интересовалась ими. А иногда она выглядела до смешного наивной, и эта её наивность, этот свет и доброта чертовски притягивали Ваню. По какой-то необъяснимой причине рядом с ней он чувствовал себя старше. Взрослее. И ему это нравилось.
Когда Ваня вернулся с чистой посудой, Яна уже сидела за своим столом и проверяла тетради.
– Спасибо большое! Поставь, пожалуйста, на нижнюю полку, – она махнула в сторону одного из шкафов.
Ваня поставил чашки на место, подошёл к своей парте и осторожно опустил чехол с гитарой на пол, прислонив к столу.
– Ты так весь день и собираешься с ней ходить? – Яна показала взглядом на чехол.
– Придётся. – Ваня слегка поправил гитару, чтобы она точно не упала кому-нибудь на ноги. – В гардеробе не рискнул оставить.
– У меня есть отличная идея: ты можешь оставить её здесь. Закинь на шкаф, там её никто не потревожит, – сказала Яна и, перехватив взгляд сомневающегося Вани, добавила: – Если кто-то рискнёт, будет потом исправлять вагон двоек до самого нового года.
Ваня рассмеялся:
– Какая охрана! Я польщён.
Ваня аккуратно положил чехол на книжные шкафы и вернулся к своему месту напротив учительского стола.
– Пока ты не сел, открой, пожалуйста, окно, – попросила Яна, не отрываясь от тетради, которую проверяла.
Он приоткрыл окно, и через минуту кабинет заполнил прохладный утренний воздух. Ваня сидел за своей партой, смотрел, как Яна то и дело оставляет красные пометки на полях в тетради какого-то незадачливого ученика, слушал пение птиц за окном, медленно, размеренно дышал и чувствовал странное умиротворение. Но это чувство продлилось недолго – через несколько минут кабинет начал заполняться одноклассниками, и Ваня уткнулся в телефон. Рядом с ним отодвинулся стул.
– Привет.
Ваня поднял глаза. Миля, одетая в тёмно-коричневое платье чуть выше колена, села за парту Вики и кокетливо закинула ногу на ногу, как бы невзначай демонстрируя Ване их красоту. Ноги Ваня оценил. А вот с Милей разговаривать ему не хотелось, в ответ он просто кивнул, но её это нисколько не смутило.
– Сегодня в четыре встречаемся на репетиции, ты в курсе?
Ваня выдохнул через нос:
– В курсе. Я же есть в чате «Лучшая группа всех вселенных», – Ваня жестом изобразил кавычки и наполнил голос иронией.
Миля улыбнулась и заправила за ухо прядь светлых волос:
– Да, Петруша бывает душной занозой, но организатор он хороший. Ты же придёшь?
Ваня коротко кивнул:
– Выбора у меня особо нет.
Миля уже собиралась ему ответить, но тут за их спинами раздался звонкий голос Вики:
– Какой в этой школе классный сервис – стулья с подогревом! А подогрев обеспечивают задницы одноклассников. Отдаю должное взаимовыручке в нашем коллективе.
Ваня улыбнулся и махнул Вике в знак приветствия, а Миля резко вскочила со стула.
– Почему ты вечно ведёшь себя так по-хамски? – обратилась она к Вике, которая уже выкладывала вещи на свою парту. После этих слов Вика замерла и картинно задумалась, глядя в потолок.
– Даже не знаю, к какому слову прицепиться в первую очередь – к «вечно» или к «по-хамски». Пожалуй, я просто посоветую тебе прогуляться вон до того шкафа, – Вика указала рукой на один из книжных стеллажей в конце кабинета. – Видишь, там толковый словарь Ожегова стоит? Глянь в нём сначала слово «чувство», потом слово «юмор» и постарайся соединить в голове всё, что прочитаешь. Будет непросто, но ты справишься.
Ваня беззвучно рассмеялся, а Миля резко отвернулась от Вики и села на своё место. Вика тоже села, испустила глубокий вздох и прилегла на парту, положив вытянутую руку под голову.
– Еще только восемь сорок пять, а этот день уже меня утомил, – простонала она и посмотрела на Ваню: – Удачи на репетиции. С этими двумя она будет сплошным удовольствием, – Вика указала взглядом на Петю, который только что зашёл в класс. В новом костюме. Староста был чернее тучи, что не слишком сочеталось со светло-бежевым цветом его пиджака.
– Ну, надеюсь, всё будет не так плохо.
– Надейся, надейся. На концерте я сяду в первый ряд и буду бросать тебе цветы. Или помидоры. Смотря как будешь играть.
– В первом ряду сидят учителя, – вклинилась Яна, которая, по-видимому, слышала всё, что говорилось за первыми партами. – Так что помидоры придётся бросать мне. Извини, – она улыбнулась Вике.
– О, я не против, так даже ещё лучше, – хихикнув, ответила Вика.
Ваня с усмешкой поднял брови, глядя на Яну:
– То есть вы в меня вообще не верите и принесёте только помидоры?
– Верю, конечно, но давай добавим тебе мотивации: если плохо сыграешь, получишь помидор, а если хорошо… не получишь помидор! Отличная мотивация!
– И чисто учительская логика, – Ваня засмеялся. – Не сделал домашку – два, а сделал – просто молодец, но оценку не ставим.
Вика с Яной тоже засмеялись, а Яна согласилась:
– Да, примерно так это и работает.
Отсмеявшись, Вика снова посмотрела через плечо, туда, где сидел Певцов и хмуро глядел в пространство перед собой.
– Что это с нашим стилягой сегодня? Никак не мог подобрать носки под цвет ниток на трусах?
Ваня ухмыльнулся и очень вовремя бросил взгляд на Яну. Он успел поймать ту секунду, когда после Викиной фразы у неё тоже чуть заметно дрогнули уголки губ, хотя она смотрела не на ребят, а в учебник. Хорошо, что ей в словаре слово «юмор» показывать не нужно.
Прозвенел звонок. Ребята встали перед Яной.
– Здравствуйте, присаживайтесь! – с улыбкой сказала Яна Сергеевна.
Петя сел и рывком открыл тетрадь. Он был зол. Вместе со всеми он записывал число, а в ушах у него до сих пор гремели слова отца:
– Какие ещё репетиции? Ты после школы будешь ездить ко мне на работу. Каждый день! Практика перед вузом не помешает. Света всё тебе покажет.
Они ехали в машине. Отец неожиданно предложил его подвезти, и Петя почему-то согласился. Оказывается, отец хотел сообщить ему новость о практике именно здесь, в замкнутом пространстве, где Пете некуда деться. Он был полностью во власти отца, который вёл машину. Петя сидел на переднем сиденье, отвернул голову к окну и, глядя на проносящиеся мимо жилые дома, резко выдохнул:
– Что же она мне покажет? Как кофе подавать на совещаниях?
– Если я скажу, будешь и кофе подавать, и посуду мыть, и мусор выносить! – рявкнул отец. – У тебя поступление на носу, экзамены, тебе учиться нужно и получать бесценный опыт, а ты всё брякаешь себе. Выкину твои барабаны к чёртовой матери!
– Но это же для концерта! К Дню учителя! – Пете хотелось придушить себя за то, как жалобно это прозвучало.
Отец перестроился в соседний ряд и сердито хмыкнул:
– А что у вас там, выступать больше некому? Ты вроде бы не один в классе учишься.
– Да, некому. Сейчас нужно выступить, а на Новый год будут другие.
– Сейчас тоже будут другие. Никаких выступлений, за тобой к четырём приедет шофёр. Тебе ясно?
К лицу Пети хлынул жар:
– Но я уже в школе сказал, что…
– Мне плевать, что и кому ты там сказал. – Отец снова перестроился, громко просигналив водителю перед ним. – Мне ты тоже много чего говоришь. В четыре тридцать ты должен стоять передо мной в кабинете.
Петя ничего не ответил и сейчас ненавидел себя за это. Ненавидел за то, что не может возразить отцу, за то, что всегда делает, как он скажет. Обычно эти мысли переходили в обжигающую волну гнева, унять которую могли только удары. И Петя бил. Бил по ударной установке как одержимый, пока не начинал задыхаться, пока палочки не падали из рук. Он любил музыку, любил чёткость барабанного ритма, любил ту власть, которую он имеет над любой композицией. Стоит только чуть сменить темп, и она звучит иначе. Он любил это ощущение контроля, которое возвращало его к жизни, когда казалось, что земля уходит из-под ног.
Доехали до школы в молчании под аккомпанемент «Машины времени», тошнотворно бодро звучащий из динамиков. Когда отец припарковался, Петя вышел из машины, не попрощавшись. Сейчас, сидя на уроке и бездумно переписывая что-то с доски, Петя в красках представлял сцену, как в кино, где он в порыве гнева дёргает ручник, выпрыгивает из машины, орёт отцу, что ни за что не придёт к нему на практику, даже если ему приставят пистолет к виску. И отец пугается и соглашается на концерт. Но на деле Петя даже дверью машины хлопнуть побоялся – тихо закрыл её и молча пошёл к школьному крыльцу.
После урока в коридоре он заметил Милю, которая сразу отлепилась от стены и подошла к нему.
– Как дела? – аккуратно спросила она.
– Он запретил мне репетировать, – без всяких предисловий выпалил Петя.
Миля вытаращила глаза. Она сразу поняла, о ком речь.
– Что? Почему?
Петя горько усмехнулся: