нелись фигуры. Ваня сглотнул. Ладони вспотели, и он взмолился, чтобы в самый ответственный момент не выронить из рук медиатор. Они с Петей потащили стойки с микрофонами в центр зала. Петя всё ещё тяжело дышал, когда повернулся к Ване и хрипло сказал:
– Начинаем с кавера.
Это шло вразрез с планом: они хотели начинать с их песни, где было мощное красивое соло Пети, а завершать выступление кавером, чтобы комиссия, разогретая их шедевром, окончательно в них влюбилась после «Зверей» и Ваниного соло. Ваня, собираясь спросить о причинах перестановки, повернулся к Пете, но слова застряли в горле.
– Что… Что с тобой случилось?
На Петиной щеке красовались ссадины, галстука не было, а пиджак и брюки были… грязными? Петя провёл дрожащей рукой по костюму в бесполезной попытке его отряхнуть.
– Пустяки. Небольшое недопонимание Певцовых по вопросу родительской поддержки.
Петя отвёл взгляд и прошёл к ударной установке. Ваня продолжал смотреть на него. Он видел, как осторожно Петя касается рукой стойки микрофона, видел, что все ладони у него были разодраны и, похоже, до сих пор кровоточили. У Пети горели щёки, а руки так тряслись, что он даже не с первой попытки смог достать из кармана палочки. Другие палочки.
– Где твои? – шёпотом спросил Ваня, вынимая гитару из чехла.
– Мои выпали, когда я выпрыгнул из машины.
– Что?!
– Низовцев, милый, сейчас не время для расспросов. Эти палочки я одолжил у какого-то парня в коридоре, отдав всю наличку, что нашёл в кармане. Мы начинаем с кавера, потому что вывести своё соло я сейчас с ходу не смогу. Начинай первым. Пожалуйста.
На последнем слове голос Певцова так дрогнул, что у Вани пересохло в горле. Что могло заставить его выпрыгнуть из машины? Как им играть, если Петя настолько выбит из колеи?..
Но он прав – для расспросов не время, так что Ваня серьёзно кивнул и повернулся к стеклу. Лучшее, что он может сейчас сделать, – это сыграть кавер и выложиться на сто процентов. На тысячу. Однако, когда Ваня приложил медиатор к струнам и подошёл к микрофону, его затрясло. Вид Певцова, кажется, сбил и его.
Из динамиков раздался мужской голос:
– Мы готовы. Начинайте.
Ваня кивнул и сделал глубокий вдох. Закрыл глаза. Нужно собраться. Забыть обо всём. Сосредоточиться на аккордах, которые Ваня слышал даже во сне. Но как только Ваня сомкнул веки, перед ним тут же возник облик растерянного Пети в рваном костюме. Ваня распахнул глаза, сжал зубы и… заиграл. Не дав себе ни секунды на тревожные мысли. Он всё же нервничал – кажется, даже первый такт сыграл немного медленнее, чем нужно, но, слава богу, почти сразу поймал ритм, ведь Петя вступил вместе с ним. Как они и репетировали. Певцов может играть. Значит, всё в порядке.
У Пети болело всё тело. Пока он бежал до академии, его трясло от адреналина и страха, что он может опоздать. Ссадин и ушибов он не чувствовал. Но стоило сесть за установку, боль накрыла его с головой. Догнало и раскаяние. На кой чёрт он выпрыгнул из машины? Слова отца настолько его разозлили, что он ни на миг не задумался о последствиях. Не задумался о том, как будет играть. И теперь расплачивался за свою горячность. Всё то время, что они с Ваней репетировали, Петя был непоколебимо уверен, что они сыграют лучше всех, но сейчас он едва мог удержать палочки в руках и нервничал, как никогда в жизни. Вторая волна адреналина, к сожалению, уже не приглушала боль. Она добивала Петю.
Когда он выпал из машины, рефлекторно выставил вперед руки, и теперь все ладони были разодраны, отчего палочки выскальзывали. Несколько капель крови уже попали на барабаны, но остановить игру не мог. Он должен справиться. Они столько репетировали. Низовцев отказался от поступления. Петя не может его подвести. Поэтому он сделал единственное, что ему сейчас оставалось, – до боли сжал зубы и перестал обращать внимание на горящие ладони. Да. Вот так. Они играют, и Низовцев хорош, как всегда. Ваня немного ошибся вначале, но сейчас его игра не могла не впечатлить комиссию, если они не глухие.
Постепенно мелодия заполнила Петю, вытеснив всё остальное. Ритм и аккорды электрогитары звучали ровно и слаженно. И громко. И чертовски быстро. Свой голос Петя оценить не мог, но вокал Вани звучал чисто и бодро. Их обязаны взять. Этот кавер был сложным. Гораздо сложнее оригинала. И они его сыграли.
Когда песня подошла к последнему аккорду, Ваня подпрыгнул и резко оборвал звук, а Петя одновременно с ним сделал завершающий удар. Глубоко дыша, Петя снова почувствовал, как палочки выскальзывают из рук. Он скинул пиджак, вытер им ладони, протёр насухо палочки, барабаны и снова сел. Ваня протянул ему бутылку воды. Петя благодарно кивнул и отпил. Бутылка ходила в руках ходуном.
Из динамиков снова раздался мужской голос:
– Спасибо за игру. Мы не даём обратную связь сразу, результат вы узнаете по почте, но… это было впечатляюще. Отличный выбор. Давайте следующую. Как будете готовы.
Ваня приложился к своей бутылке воды и осушил её полностью. Он ободряюще улыбнулся Пете. Хорошо, что Низовцев не заметил, в каком состоянии Петины руки. Петя изобразил в ответ что-то, что, как он надеялся, было похоже на дерзкую ухмылку, и поставил ногу на педаль. Ваня подошёл к микрофону. Петя поднял руки с палочками. Всего одна песня. Всего одно соло. Обычно он мог играть часами, сейчас ему нужно было выдержать пять минут. Забыть обо всём. Вывезти своё сложное соло. Он сможет.
Петя ударил палочками друг об друга, отсчитав четыре четверти, и парни заиграли вступление. Ваня прислонил губы вплотную к микрофону и запел. Здесь его вокала было больше, Петя вступил чуть позже, порадовавшись, что, в отличие от рук, голос у него не дрожит. «Лучше бы наоборот», – подумал Петя, понимая, что игнорировать огонь в ладонях становится всё труднее. Но Ваня звучал до того чисто, звонко и уверенно, что Петя доверился и последовал за ним. За звуковой волной, которая шла от Вани, как тёплый луч. Сейчас для Пети существовало только это – только луч надежды, что он не один, что рядом с ним друг, который подставит ему плечо и поддержит. Петя пел вместе с Ваней и боялся приближающегося соло. После второго куплета Ваня отошёл от микрофона, и ровно через три удара сердца Петя заиграл. Палочки скользили между пальцами, так что Пете приходилось держать их крепче, что едва не сказалось на ритме, но он справлялся. Да. Он играет, и он справляется. Всё хорошо. Они поступят. «Мама была бы тобой разочарована». Голос отца внезапно прорезался в Петином сознании так громко, что его руку свело судорогой. Он пропустил несколько ударов, но продолжил партию. Ничего. Не критично. Со стороны это могло выглядеть как их задумка. «Мама была бы разочарована. Мама была бы разочарована. Разочарована… Тобой». Палочка выскользнула из правой руки. Петя зажмурился и, не думая больше ни о чём, продолжил играть. Изо всех сил пытаясь левой рукой сделать то, что должны были играть две. Его соло. Сложнейшее техничное барабанное соло, которое он пытался спасти, на ходу импровизируя и латая дыры. Играющая рука горела от кончиков пальцев до самого сердца. Петя не мог отвести взгляд от установки, но чувствовал на себе полный ужаса взгляд Вани, который играл свой перебор и, конечно, знал, какой звук должен был раздаваться от ударной установки.
Наконец наступил последний припев. Петя допел, даже не понимая, попадает ли в ноты. Он просто стремился доиграть. Одной рукой. Не испортить Ванину песню. Не облажаться.
Они сыграли последнюю ноту. Зазвенела тишина. Рубашку на Пете можно было выжимать.
– Спасибо, – раздался голос из динамика. – Вы получите от нас письмо с результатами через неделю.
Петя поднял с пола пиджак, снова вытер им ладони и лицо. Руки болели так, что он едва мог шевелить пальцами.
Ваня убирал гитару в чехол, когда Петя прошёл мимо него в коридор, не встречаясь взглядом. Он облажался.
Глава 26Ответы
Они вышли из академии и, после приглушённого освещения в студии, зажмурились от яркого солнца. По-весеннему тёплая погода и бодрая трель птиц, встретившие их на улице, совершенно не сочетались с отвратительным настроением Пети. Он рухнул на скамейку возле входа и, устало откинувшись на спинку, пересказал Ване разговор с отцом.
– В итоге я отвлёкся. И ужасно сыграл. И всё провалил, – уныло закончил Петя, с усилием приподнявшись и потянувшись к сумке. Ладони горели и пульсировали.
– Ты не был ужасен и ничего не провалил. Мы же всё сыграли. Нормально сыграли.
– Вот именно, – сердито буркнул Петя, с силой протирая руки влажными салфетками и морщась от жжения. – Мы сыграли нормально. Как обычные дилетанты.
Ваня собирался заспорить, но Петя его перебил:
– Низовцев, я уронил палочку.
– Все иногда роняют. Уверен, даже у Джона Бонэма такое случалось.
– У него на концертах всегда были запасные.
– Слушай, если они не возьмут барабанщика, который, уронив палочку, продолжает играть в диком темпе, то они идиоты и нам с ними не по пути.
Петя кисло хмыкнул:
– Ладно. Посмотрим.
С отцом Петя не разговаривал. Совсем. Вернувшись поздно вечером, он не застал отца дома. Очевидно, тот снова поехал в офис. Гордость не позволила позвонить и спросить сына о прослушивании. Что ж. Гордость была и у Пети. И после их ссоры она продолжала гневно пульсировать в груди. Зайдя на кухню, Петя достал из кошелька карту, куда отец регулярно кидал ему деньги, и разрезал её кухонными ножницами. Немного подумав, он разрезал и другую – его счёт с доходами по акциям, которые отец купил ему на совершеннолетие. На третьей хранилась его зарплата за подработку у отца в офисе. Эту он резать не стал, решив, что раз честно заработал, то может этими деньгами пользоваться как своими, а не отцовскими. Обломки карточек он красноречиво оставил на кухонном столе. Затем Петя тщательно промыл царапины и порезы на руках, перевязал ладони и, запершись в своей комнате, почти сразу уснул. Он не слышал, когда отец вернулся, но утром они встретились на кухне. Отец, обнаружив на столе карточный бунт, попытался поговорить с Петей, но тот попытку полностью проигнорировал, отложил нетронутый завтрак и, подхватив сумку, выскочил из дома.