Душно каждому цветочку,
Дурно каждому листочку.
Только комары одни
Да трескучие цикады
Этакой жарище рады.
Оборвать? Поставить точку,
Потушить навек огни?..
Нет, поставлю многоточье.
Будут и другие дни,
И прохладней, и короче,
Будут и другие ночи,
Ну и прочее, и прочее —
Все переживу воочью.
Мне дышать не надоело,
Хоть «печален наш удел».
Жизнь – приятнейшее дело
Изо всех приятных дел.
Я во сне и наяву
С наслаждением живу.
«Гладью вышитый платок…»
Я. Н. Горбову
Гладью вышитый платок,
Мной забытый на окне,
Мной подаренный не мне,
Мной потерянный во сне.
Хореический прыжок
В нереальность повседневности,
Слез соленый кипяток
Между строф и между строк —
От влюбленности? Из ревности?
В небе звезды и гроза,
Небо – как его глаза.
Беззаконие закона,
Произвола благодать.
Не понять, не разгадать —
Осудить иль оправдать?
Слишком тяжела корона
Для курчавой головы.
Окна настежь. Крик совы,
На предсмертный стон похожий.
Над каналами Венеции
В розовом палаццо Дожей
Призрачно сияют свечи,
Отражаясь в зеркалах,
И с трапеции – балкона
Без приветствия-поклона
В спальню тихо входит страх.
– Дездемона, Дездемона,
Прелести земной цветок,
Где твой вышитый платок?
Отблеск лунного опала.
Обручальное кольцо
Падает на одеяло.
Как прозрачно, как устало,
До чего невинным стало
В мертвой прелести лицо.
…Все, что сердцу было мило,
Все, что здесь оно любило,
Все, о чем оно просило,
Все, чем мучилось оно, —
Так недавно, так давно —
Камнем кануло на дно…
– Хорошо ли, Дездемона,
Между звезд и молний спать
Хрупкогорлой и влюбленной,
С ним навеки разделенной,
Даже в сновиденьях врозь?
И тебе ли иль Офелии
В грозно-громовом веселии
Звездометной карусели
Выпало кометой стать?
Если б сердце не болело,
Не металось вкривь и вкось,
О себе и об Отелло
Позабыть бы удалось.
Как она про иву пела
И рукою влажной, белой…
Обе плакали и пели —
Дездемона и Офелия —
Перед тем как умереть
От любовного похмелия…
Нет, довольно. Хватит! Брось!
Ничего мне здесь не мило,
Ни о чем я не просила,
Никого я не любила.
Обо мне не надо петь,
Не за что меня жалеть.
«– За верность. За безумье тост…»
– За верность. За безумье тост.
За мщенье!.. —
Пенных кубков звон.
Какой сквозной тревожный сон:
Узорчатые рукава,
«Дочь пекаря, сова…
Слова, слова, слова…»
Белеет мост. Блестит погост.
О, вихри вздохов, волны слез!
Известно все заранее:
Средь звезд
И роз
Апофеоз
Непонимания.
Высокий королевский дом
В туманной Дании.
И королева с королем,
И принц на первом плане.
Прожечь вином,
Залить огнем,
Пронзить рапиры острием!
Ни хмеля, ни похмелия,
Цветы на память, на потом,
Цветы на новоселие.
Как тихо спит на дне речном,
В русалочьей постели,
Как сладко спит бессмертным сном
Офелия.
«Это молоточек-память…»
Это молоточек-память,
Искромечущее пламя,
Звездноплещущее знамя
В суматохе голубой,
Волн ликующий прибой,
Струн гитарных перебой,
Разговор сама с собой.
То, что скользкой льдинкой тает,
То, о чем сосед не знает,
То, чем пенится корыто,
То, о чем стучат копыта
По торцовой мостовой
В Петербурге над Невой,
То, что пляшет шито-крыто
Пляскою святого Витта
В подсознании, на дне,
Что потеряно во сне,
То, что белой ниткой шито,
То, что шито красным шелком,
То, что рыщет серым волком,
Крысою по книжным полкам,
То, о чем не скажешь толком,
То, чего не объяснить,
То, на чем порвется нить
Жизни.
И стихов.
«Не во мне, а там, вовне…»
Не во мне, а там, вовне,
В сердце ночи, в глубине,
Как на плоском дне колодца,
Светлодумная луна.
Лунный луч спиралью вьется,
Скользкою эмалью льется,
Образуя на стене
Искрометного уродца.
В сердце ночи у окна,
Где стихи и тишина,
Безысходно, точно встарь,
Мутностеклый длинный-длинный
Блоковский горит фонарь,
И в его бессмертном свете
В зеркалах и на паркете
Рябь отчаянья видна.
– Друг мой, незнакомый друг,
На одной со мной планете,
Очень мне «и ску и гру»,
Не с кем мне вести игру
Без ухаба, без ушиба,
Без азартного загиба,
Некому: пожатье рук,
Некому: – За все спасибо!
– Здравствуй, здравствуй! – поутру.
Вечером: – Спокойной ночи.
Спи, закрывши звезды-очи,
Спи до завтрашнего дня!..
Иль точнее и короче —
Нет в лазури одиноче,
Белопарусней меня!
Ночь в вагоне
Ренэ Герра
У окна качается пальто,
Как повешенный.
Не о том. Совсем не то.
Вместо имени – местоимение.
Он? Оно? Растерянность, смятение
С болью-солью смешаны.
Дребезжанье, лязг и треск.
За окном рога оленьи,
Между рог оленьих крест
Светится торжественно-неярко,
Как ляпис-лазурная лампадка.
До чего вагонно-гадко,
До чего вагонно-жарко!
Не забыть – в Вероне пересадка.
На одной руке перчатка,
А другая где?
Потеряна?
Все вперед бессмысленно расчислено,
По квадратикам размерено,
Прямо под откос —
К беде.
Не уснуть бы, не проспать,
Ведь в Вероне…
Треск колес,
И вот опять
Крест мелькает на лесной опушке.
Надоедливый вопрос:
– Есть ли у кукушки ушки,
Больно ль ей на каменной подушке
В перегаре папирос?
А вороне?
Надо помнить, что в Вероне
Пересадка.
Затекли колени.
Лязг и звон.
Прыжок олений
Под ритмический уклон
В железнодорожный сон.
Если бы суметь спасти
И другого, и себя,
Если бы суметь уйти,
Не ревнуя, не любя,
Без предчувствий, без воспоминаний,
Как идут на первое свиданье
В празднично расцветший сад.
В лунном свете блекнет повилика,
В лунатичности серебряного блика
Воскресает призрачно и дико
Прошлое на новый лад.
– Не оглядывайся, Эвридика,
На тобой пройденный ад!
Не оглядывайся! Не огляд…
Провались поглубже, Эвридика,
В белый беспредметный сон,
В звон, скользящий под уклон.
…Ты проснешься впотьмах,
Ты проснешься в слезах,
Ты проснешься в тоске
С красной розой в руке,
На железнодорожном диване —
Ни надежд, ни воспоминаний,
Ни прощально-приветных огней.
…Лай собак, бегущих за оленем,
Все заливчатее, все нежней,
Все волшебней в воздухе весеннем,
Все прозрачнее, все розовей,
Словно трелями исходит соловей
Или фавн играет на свирели,
Нет, на флейте.
И летят часы, летят недели
Молньеносно, как с горы летели
Сани
В русский лунно-голубой сугроб…
…Это там. А это тут
На заумно-умном плане,
На воздушном океане.
– Херувимы, лейте, лейте,
Исполняйте светлый труд,
Лейте ужас с облаков
В розами завитый гроб!
Лейте, проливайте мимо,
Лейте, лейте, херувимы,
Как на розы Хирошимы,
Райский ужас между слов!..
«Ты говорил: – На вечную разлуку…»
Ты говорил: – На вечную разлуку. —
Мою бесчувственную руку
В последний, предпоследний раз…