Лантене еще немного помолчал и вытер рукой пот, градом катившийся по лбу.
— Да, — сказал он, — жизнь ваша вне опасности. А что до свободы… об этом поговорим.
Убедившись, что его не убьют, Лойола улыбнулся дьявольской улыбкой.
— Вы оба еще очень молоды, — сказал он, — и я прощаю ваши ложные суждения о человеке, которого вы должны были бы почитать по многим причинам. Но не подобает мне обсуждать с вами все мои поступки и цели, которые их вдохновляли. Скажите мне только, как вы хотите со мной поступить. Но подумайте вот о чем: сегодня сила на вашей стороне, но так будет не всегда. Если вы оставите меня в заключении, король Франции, у которого я в гостях, обеспокоится моим исчезновением и станет меня разыскивать. В конце концов все станет известно. Так что я забочусь о ваших интересах, не о своих: я-то давно приучил свой ум к мысли о гонениях, которые мне предстоит претерпеть, служа Богу и святой церкви…
— О гонениях, милостивый государь, мы говорить не будем, — возразил Манфред. — Мы далеко бы зашли, перечисляя всех, кого гнали вы. Поговорим лучше о наших делах.
— Извольте! — миролюбиво сказал Лойола.
— Итак, — продолжал Манфред, — обсудим теперь ваше освобождение — то есть условия, которые мы ставим для этого освобождения.
— Условия?
— Ну да; что удивительного? Итак, нам предстоит поговорить на эту интересную тему. Но прежде, чем приступить к этому разговору, сперва мой брат Лантене побеседует с вами о предмете, который живо его касается…
Лойола вопрошающе взглянул на Лантена.
— Милостивый государь, — сказал тот, — помните ли вы слова, которые говорили мне нынче утром?
— Слова христианского утешения, — уклончиво прошептал Лойола.
— Нет, слова проклятия, которые жгут мне сердце! Вы говорили мне, милостивый государь, что я отправляюсь на эшафот с согласия графа де Монклара.
— Так оно и было…
— Теперь я спрашиваю вас: вы не солгали?
— Служитель Христов никогда не лжет.
— Имейте в виду, — продолжал Лантене с таким ледяным спокойствием, что монах весь похолодел, — имейте в виду: я требую от вас совершенной истины… требую, чтобы вы говорили от всей души… Быть может, граф де Монклар был принужден к этому согласию? Скажите… Если так — я довольно вас знаю: вы могли играть словом «согласие». Как именно соглашался великий прево? Вот что я желаю знать…
— Кто изведает истинные помыслы человеков?
— Вижу, что мы друг друга не понимаем. Вот что я вам скажу, милостивый государь. Мой друг Манфред — вот он здесь — недавно столкнулся с графом де Монкларом на улице.
Лантене остановился перевести дух: он задыхался…
— Знаете ли вы, что понял Манфред? — продолжал он.
— Ожидаю узнать от вас.
Лантене схватил монаха за руку и прохрипел:
— Граф де Монклар безумен! Безумен — слышите? Он ищет сына своего, он зовет его со слезами… Почему граф де Монклар потерял рассудок? Говорите, милостивый государь! Вы это знаете…
— Странные вещи вы говорите! — сказал Лойола.
— Почему, когда меня уводили из его дома, отец мой вырывался от стражников? Вы и это знаете! Говорите! Признайся, негодяй, что ты ужасно солгал! Признайся: только твое нахальное плутовство приготовило эту казнь…
— Вы ошибаетесь, верно вам говорю! Сейчас-то мне нет никакой выгоды лгать… Я действительно заметил в распоряжениях великого прево на ваш счет странные противоречия. Я сам слышал, как он велел отправить вас на эшафот. А потом я видел, как он кидался на стражников. Тут я ушел и больше ничего не знаю. Разрежьте мне грудь, копайтесь в моем сердце — вы не найдете там той лжи, которую ищете.
Лантене обернулся и посмотрел на Манфреда. Тот пожал плечами: ничего из него не вытянуть!
— О, — прошептал Лантене, — двадцать лет жизни я бы отдал, чтобы знать, что мой отец не соглашался на казнь!
Лойола плотно сжал губы.
«Хорошо! — подумал он. — Эта мука навсегда останется в твоем сердце. А насчет остального посмотрим!»
Лантене отпустил руку монаха и в отчаяньи отступил на пару шагов назад.
— Что ж, милостивый государь, — сказал Манфред, — раз вы так упорно молчите — уладим теперь вопрос о вашем освобождении.
Лойола вздрогнул, но ничего не сказал.
— Сначала мы думали выкинуть вас в Париже на улицу — после того как окажемся вне вашей досягаемости. Но потом рассудили, что парижане проклянут нас и будут правы. С другой стороны, мы по натуре не мучители, как вы и вам подобные, нам претит оставлять вас в темнице. К тому же в конце концов вы бы совратили своими проповедями славных людей, которым поручили бы стеречь вас.
Лойола по-прежнему молчал. Манфред продолжал:
— Чтобы все устроилось к общему удовольствию, мы решили просто выпроводить вас из Парижа.
— Охотно! — невольно вырвалось у Лойолы.
— Представляю вам Кокардэра и Фанфара, которые будут иметь честь сопровождать вас.
— Вы, по крайней мере, предоставите мне выбор города, в котором я желал бы высадиться?
— Скажите… Куда желаете отправиться? Только это должно быть достаточно далеко от Парижа.
— Правда, город, в который я хотел бы поехать, от Парижа недалеко, но могу дать вам клятву на распятии не выезжать оттуда в течение недели. Это, в общем, соответствует вашему плану.
— Итак, что ж это за город?
— Фонтенбло! — сказал Лойола. Он понятия не имел, что Манфред имеет отношение к поездке короля.
Манфред расхохотался:
— Вы что, просите, чтобы я своими руками доставил вас к французскому королю — вашему достойному другу, — а вы бы тотчас же испросили моей головы?
— Французскому королю? — растерянно пробормотал Лойола. — Вы ошибаетесь… я хотел затвориться там в монастыре.
Манфред посмотрел через плечо на Кокардэра:
— Ты видел в Фонтенбло какой-нибудь монастырь?
— Право, не видел.
— Как понимаете, милостивый государь, отправить вас в Фонтенбло никак нельзя.
— Что ж! Выбирайте город для меня сами. Только один вопрос: когда я должен отправиться?
— Сию же минуту.
— Что ж! — сказал Лойола, как будто решался на жертву, но на самом деле с радостью, не ускользнувшей от Манфреда. Молодой человек продолжал:
— Наверху, у двери этого дома, стоит как нельзя более удобная дорожная карета со шторками, запирающимися на ключ. Имей в виду, Кокардэр: в ящике под козлами лежит все, что нужно в дороге.
— Понял! — сказал Кокардэр.
— Стало быть, делаем так: все вместе поднимаемся на улицу. Преподобный отец садится в карету, но не кричит, потому что знает: при первом звуке он получит в горло три дюйма этого клинка. Затем наш славный друг Фанфар садится с ним, опускает и запирает шторки, а Кокардэр занимает место на козлах и знай себе погоняет пару сильных нормандских жеребцов, которые будут иметь честь везти вас.
— Я готов повиноваться без сопротивления. Вы злоупотребляете силой, но да не скажут, что служитель Господа на силу ответил силой. Скажите только, в каком месте вы собираетесь меня высадить.
— Вы сейчас не раскрыли своего секрета — и я своего не раскрою, — сурово сказал Манфред.
Манфред вышел из погреба, за ним Кокардэр.
Их не было больше часа. Очевидно, Манфред давал Кокардэру подробные наставления.
Через час Манфред опять вошел в погреб.
— Следуйте за мной, милостивый государь, — сказал он Лойоле.
— Могу я хотя бы узнать, сколько времени продлится путешествие?
— Пустяки! Несколько часов. Идите, только помните: одно движение — и вы покойник.
Манфред поднялся. За ним шел Лойола. За монахом следовал Лантене с кинжалом в руке. Фанфар замыкал шествие.
Перед дверью шорника в самом деле стояла дорожная карета. По знаку Манфреда Фанфар занял место в ней, а Кокардэр уже сидел на козлах.
Переступив порог, Лойола быстро посмотрел налево и направо. Но улица была совсем пуста.
Лойола затрясся от бешенства и сел в карету, шепча про себя:
— Проклятье Господне на вас!
— Доброго пути! — крикнул Манфред.
Пара лошадей понеслась вскачь, увозя карету.
В полумраке дорожной тюрьмы Лойола обдумывал все, что случилось. Его не просто провели, не просто наголову разбили: сорвалась главная цель его поездки во Францию. Цель эта была — поставить при французском короле человека, который держал бы его в курсе всех дел и помышлений монарха. И вот мысль генерала иезуитов уже обратилась к будущему. В уме он заряжал новые батареи.
Как только ему вернут свободу, он сбросит сутану, купит коня и во весь опор помчится в Фонтенбло. Там он прежде всего добьется, чтобы Франциск I утвердил на место графа де Монклара в должности великого прево Парижа кого-нибудь, указанного Лойолой. И тогда он перевернет весь Париж, пока в его руки не попадут Манфред и Лантене…
Стемнело, но карета не останавливалась. Фанфар все это время зевал так, что чуть не вывихнул челюсть. Он валился с ног от усталости и голода, но засыпать не смел. Наконец он не выдержал и постучал в окошко.
— Сейчас! — откликнулся снаружи Кокардэр. — Потерпите, черт вас дери!
Когда карета остановилась, было часов десять вечера. Лойола сидел, как на иголках.
— Открывай! — крикнул Кокардэр.
Фанфар поспешно повиновался.
— Что за чертову комиссию поручил нам Манфред! — крикнул он. — Разве можно так церемониться с таким гусаком? Да сейчас я просто сверну ему шею!
— Не вздумай! Мы должны отвезти преподобного отца куда надо — и отвезем.
— Я сдохну с голода!
— Не беспокойся, сейчас будем ужинать.
Лойола с надеждой выглянул из-за поднятой шторки. К его великому изумлению и еще более великой тревоге, он увидел, что карета стоит в чистом поле на совершенно пустынной и темной дороге.
— Куда же вы меня везете? — сурово спросил он.
— Знаете, ваше преподобие — не буду вас больше томить. Мы везем вас в Бургундию, в Дижон.
— В Дижон! — воскликнул монах. — А почему именно в Дижон?
— Не имею понятия, преподобный отец.
— Но туда же добрых четыре дня езды!