Пораженные, мужчины повиновались.
— Садитесь сюда! — приказала Мадлен Маржантине, открыв дверцу кареты. — Обещаете сидеть здесь тихо?
— Здесь и буду дожидаться! — решительно сказала Маржантина.
Изнемогая от боли и от потери крови, она из последних сил рухнула на подушки сиденья.
— Пошли в парк! — скомандовала Мадлен и направилась к дверце.
У мужчин сердце от волнения колотилось. Мадлен спокойно заперла калитку.
— Возьмите ключ, шевалье, — сказала она, отдавая Рагастену ключ от калитки. — Здесь вы и выйдете. Я, как вы знаете, останусь. Теперь идите за мной.
Все молча повиновались.
«У калитки должен был стоять часовой. Что же она с ним сделала?» — думал Рагастен.
Тут он как раз споткнулся о тело на земле. Шевалье наклонился и нащупал что-то мягкое и теплое. Он разогнулся, посмотрел на свою руку и увидел, что рука в крови.
«Вот оно что!» — подумал Рагастен, содрогаясь от неожиданности и ужаса.
Проходя мимо Караульного павильона, Мадлен вдруг остановилась и жестом остановила всех остальных. К павильону подходил какой-то человек.
Он вошел внутрь: Мадлен, уходя с Маржантиной, оставила дверь незапертой. Это был Сансак.
Как мы видели, Сансак сопровождал короля к павильону. Больше никого не было: они ведь рассчитывали иметь дело только с двумя женщинами.
— Ты займись матерью, — сказал Франциск I, — а я дочерью.
Предприятие закончилось для короля как нельзя желать лучше. Во дворце Франциск бегом вбежал в свои покои.
— Ступай туда назад, — сказал он Сансаку. — Не надо, чтобы мать своими воплями перебудила весь замок.
— А если она все-таки будет кричать, государь?
— Разберись!
И король сделал недвусмысленный жест.
Сансак бросился к павильону.
Король вошел в опочивальню, распахнув дверь ногой, и швырнул девушку на постель.
— Бассиньяк! — прохрипел он.
Камердинер тотчас явился.
— Государь?
— Все ведь спят, не правда ли?
— Да, государь!
— Я желаю, чтобы спали все, слышишь?
В его голосе звучало начало безумия.
— Слушаю, государь, — сказал Бассиньяк.
— Скажи Монтгомери. Пусть поставит часового у передней и чтобы никто близко не подходил к моим покоям.
— Слушаю, государь!
Сансак бегом бросился к Караульному павильону. Он думал, что найдет там бесчувственную Маржантину, и на ходу рассуждал, заткнуть ли ей только рот или убить. Наконец он решил:
— Король хочет, чтобы она не кричала, а совсем не кричат только мертвые.
Он хладнокровно вытащил кинжал и попробовал острие о колено. Ни звука не было слышно. За приоткрытой дверью Сансак увидел все тот же мирный луч света. Он вошел и сразу же увидел, что Маржантины нет.
«Переползла в соседнюю комнату?» — подумал он.
Фаворит обошел все три комнаты, никого не нашел, вернулся и собрался уходить, ворча под нос:
— К черту старуху! Поди ищи ее теперь в парке… Там темно, как у дьявола в печке… О, кто это там? Уж не сам ли мессир Сатана?
Дело в том, что, подойдя к двери, он увидел перед собой силуэт, потом другой… Сансак насчитал шестерых. Они тихо вошли в павильон и затворили за собой дверь.
— Кто вы? — храбро спросил Сансак.
Один из шестерых выступил вперед и заявил:
— Этот человек мой. Стойте все на месте. Государь мой, — обратился он к Сансаку, — не вы ли один из тех подонков, которые прошлой зимой как-то взялись вчетвером похитить одну девушку из дома близ Трагуарского Креста?
— Дьявольщина! — возопил Сансак. — Да это же тот разбойник!
— А, узнал! Я-то тебя сразу узнал по тому удару, который располосовал тебе лицо, чтобы ты вечно носил знак моего презрения… Защищайся!
И Манфред, сбросив плащ, встал в позицию со шпагой в руке.
Сансак, весь побелев от ярости, тоже вытащил шпагу, приговаривая:
— Я тебя давно искал, бандит!
Клинки сомкнулись; противники сошлись.
— Чего ты сюда явился? — говорил Манфред. — Опять девицу воровать? Вы, господа хорошие, только с девушками храбрые, да и то когда вас много!
— И вы, ворье, такие же: приходите вшестером убивать одного. Но этот один не сдастся, пока вас не пощиплет!
— Посторонитесь, господа! — крикнул Манфред своим товарищам. — Пусть разбойник не думает, что мы идем на него вшестером. Одного нашего хватит против четверых ихних!
— Берегись, сын! — в тревоге крикнул шевалье де Рагастен.
И действительно Сансак не только умело защищался, но и со страшным хладнокровием контратаковал.
Вдруг на руке у Манфреда появилась капля крови: он был ранен.
— Это для затравки! — усмехнулся Сансак.
Молниеносным движением Манфред перебросил шпагу в другую руку, встал в левостороннюю стойку и внезапно, перехватив атаку противника, сильно оттолкнул его к стене, собрался, потом расслабился, прыгнул, его клинок вонзился в грудь противника, прошел насквозь и сломался о стену.
Сансак еще пару секунд постоял с выкаченными глазами и кровавой пеной изо рта.
Потом, не вскрикнув, а только с невыразимой печалью вздохнув, он скользнул вдоль стены и тяжело повалился набок.
— Теперь поговорим, — сказал Манфред, поворачиваясь к своим и уже не обращая внимания на Сансака.
Он только взял у покойника шпагу взамен своей сломанной.
— Господа, — сказала Мадлен Феррон, — я привела вас сюда, чтобы мы могли спокойно обсудить, как нам действовать. Еще два часа назад Жилет и Маржантина были в этом павильоне. Я собиралась привести их обеих к потайной калитке. Вышла убедиться, что это возможно. Когда я вернулась, Жилет уже не было.
У Манфреда вырвалось хриплое ругательство.
— Не торопись, сын, — сказал шевалье.
— Маржантину, господа, — продолжала Мадлен, — я нашла без сознания. Привела ее в чувство. Она мне сказала, что без меня сюда явился король и утащил девушку, а ее уложили ударом по голове. Вот такое положение. Жилет сейчас в замке. Но где?
Стон, более грозный, чем смертная угроза, сорвался с губ Манфреда.
Мадлен говорила дальше с хладнокровием хирурга, препарирующего труп:
— Заметьте, господа: сперва король отвел Жилет покои во дворце. Потом он рассудил, что ее будет легче одолеть в этом павильоне и перевел сюда. Наконец, сегодня, очевидно, под влиянием какого-то лихорадочного бреда (уж я-то знаю короля, господа!), какой-то мысли, которые разом переворачивают в нем все, он является сюда, хватает девушку и уносит. Я утверждаю: она теперь может быть только в королевских покоях.
— Пошли туда! — воскликнул Манфред.
— Я пойду впереди, — вызвался Флёриаль, — я знаю эти покои.
Когда перед ними явился, выступив из тьмы, силуэт огромного дворца, они невольно сбились в кучу. Через несколько минут они уже неслись вверх по лестницам.
Вдруг Трибуле поднял руку и остановил их.
— Там! — крикнул он громко, уже ничего не остерегаясь.
Он указал на широкий коридор с запертой дверью в конце — дверью королевских покоев.
Две секунды спустя они уже были у этой двери. Рагастен распахнул ее. За дверью была передняя.
В передней Монтгомери тихонько беседовал с тремя офицерами. На скамьях дремали четыре лакея, а в глубине, перед дверью, стояли два огромных алебардщика.
Рагастен увидел все это сразу, как только открыл дверь. Его товарищи ворвались за ним. Он закрыл дверь и встал перед ней.
— Тревога, тревога! — закричал Монтгомери.
Ворвавшиеся остановились во мгновение ока, подобные кабанам, выбирающим, какой собаке вспороть брюхо.
Первым же ударом кинжала Мадлен уложила одного огромного алебардщика, а после схватилась с другим.
Манфред и Лантене набросились на трех офицеров.
Те обнажили шпаги, но Манфред с Лантене своих вытаскивать не стали, а кинулись вперед с кинжалами в руках. Через две секунды они сами были в крови от полученных ран, но три тела на полу корчились в агонии.
Тут же расхохоталась Мадлен Феррон: проскользнув под алебардой, она ударом кинжала вспорола великану живот.
Четверо обезумевших от ужаса слуг, стоя на коленях, протянули руки к Спадакаппе. Тот связал их.
Монтгомери же, крикнувший «Тревога!», как только открылась дверь, попытался вырваться наружу. У двери он столкнулся с Рагастеном.
— Дорогу! — прокричал капитан.
В этот миг он почувствовал на спине какую-то тяжесть. Это Трибуле прыгнул на него и, весь бледный, весь потный, растянув рот в боевом хохоте, произнес:
— Ваш покорный слуга, господин де Монтгомери!
Он всеми десятью пальцами впился капитану в горло. Тот повалился — то ли мертвый, то ли просто без чувств.
— Помогите! Помогите!
Это жалобный девичий крик прорезал ночь. Все кинулись к двери.
— Матушка, матушка, помогите!
— Да замолчи ты!
Крик ужаса чередовался с хриплым рыком припадочного.
Шестеро товарищей расчистили себе дорогу, но наткнулись на дверь.
Раздались вопли отчаянного бешенства:
— Заперта! Проклятье! Заперта!
— На помощь, Манфред! Ко мне, любимый!
В стоне Жилет было нечто трагическое: такие голоса звучат иногда во сне; он словно исходил из эмпирея ужаса…
Манфред таранил дверь плечом, колотил кулаком…
При каждом ударе из его груди вырывался звериный храп.
— На помощь! Помоги, Манфред!
В эту минуту она забыла мать, отца — всех: один любимый мог ее спасти!
Шум свирепой борьбы за дверью затихал. Это был уже крик агонии. И вот прозвучал победный рык хищника, настигшего добычу — короля, который ничего не слышал:
— Не помогут! Ты моя!
— Скамья! — крикнул вдруг Рагастен.
Все шестеро подскочили к огромной дубовой скамье, тяжелой и длинной.
Какой невероятной силой они подняли и понесли эту катапульту, которая первым же ударом с грохотом высадила тяжелую дверь?
И все шестеро, не разбирая дороги, в крови, не похожие даже на людей, ворвались в опочивальню.
Жилет стояла за грудой кресел и еще отбивалась…