Он выслушивал каждого, задавал интересующие его вопросы, а затем отпускал с обещанием вскоре отправить им ответ. Мне потребовалось несколько приемов, чтобы понять, какие именно вопросы он задавал и как он слушал. Рис не заставлял меня вмешиваться, если в этом нет было необходимости, предоставлял мне возможность влиться в ритм и стиль этих встреч и начать задавать уже свои вопросы. И начинать отвечать на письма просящих. Рис лично отвечал на каждое из них. И я теперь тоже.
Именно поэтому во многих комнатах в городском доме, были постоянно растущие стопки бумаг.
Как он продержался так долго без команды секретарей, помогавших ему, я понятия не имела.
Но когда я спускалась вниз по крутому склону улицы, яркие здания Радуги, светились вокруг меня, как мерцающее воспоминание о лете.
Веларис был отнюдь не беден, его люди хорошо заботились о городе, зданиях и улицах.
Моей сестре, казалось, удалось найти единственное, относительно близкое к трущобам место. И она настаивала на том, чтобы жить в здании, которое было намного старше Риса и остро нуждалось в ремонте.
В городе было всего несколько таких кварталов. Когда я спросила у Риса о них, о том, почему они не отремонтированы, он просто сказал, что пытался это исправить. Но переселять людей, в то время когда их дома будут снесены и заново отстроены… очень сложно.
Я не была удивлена два дня назад, когда Рис вручил мне лист бумаги и спросил, есть ли что-нибудь еще, что я хотела бы добавить к нему. На бумаге был список благотворительных организаций, которым он приносил пожертвования в день Солнцестояния, от помощи бедным, больным и пожилым людям до грантов для молодых матерей, чтобы те могли начать свой собственный бизнес. Я добавила только два пункта, это были сообщества, о которых я услышала, когда выполняла волонтерскую работу: пожертвования людям, переселенным в результате войны с Хэйберном, а также вдовам и их семьям. Суммы, которые мы выделили, были огромными, о таких деньгах я не могла даже и мечтать.
Когда-то все, чего я хотела, было достаточное количество еды, денег и времени, чтобы рисовать. И больше ничего. Я была бы счастлива, если бы мои сестры вышли замуж и продолжали заботиться о нашем отце.
Но помимо моего мэйта, моей семьи, помимо того, что я являлась Высшей Леди — сам факт того, что я сейчас жила здесь, что могла пройти через целый квартал художников в любое время…
Другая аллея разделяла улицу на полпути вниз по склону, и я повернула на нее, аккуратные ряды домов, галерей и студий. Но даже среди ярких цветов были пятна серого и пустого.
Я подошла к одному такому опустелому месту, полуразрушенному зданию. Его мятно-зеленая краска посерела, словно ее яркость потускнела от крови, когда здание разрушилось. Действительно, несколько зданий вокруг него стояли также опустевшими и полуразрушенными, окна в галереи через дорогу были заколочены.
Несколько месяцев назад я начала выделять часть своей зарплаты на пожертвования — идея поступать подобным образом все еще была совершенно невероятной — идея восстановления Радуги и оказания помощи ее художникам, но полученные шрамы все равно оставались, как на этих зданиях, так и на душах их жителей.
И холм из заснеженных щебней передо мной: кто там жил или работал? Они выжили или были убиты во время нападения?
Было много таких мест в Веларисе. Я видела их, когда раздавала зимние пальто и встречалась с семьями в их домах.
Я сделала еще один вдох. Я знала, что задерживаюсь слишком часто, слишком долго на таких улицах. Я знала, что должна продолжать улыбаться, словно меня ничего не беспокоит, словно все хорошо. И все же…
— Они вышли вовремя, — сказал позади меня женский голос.
Я повернулась, ботинки заскользили по гладким булыжникам. Выбросив руку, чтобы удержаться, я схватилась за первое, что оказалось под рукой: упавший кусок камня из разрушенного дома.
Но именно о того, кто стоял позади меня, глядящую на обломки, не заставило меня разочароваться.
Я помнила ее спустя несколько месяцев после нападения.
Я не забыла то, как она стояла за дверью магазина, держа в руках ржавую трубу и отбивающуюся от солдат Хэйберна, готовая вступить в бой ради испуганных людей, ютящихся внутри.
Слабый розовый румянец красиво светился на ее бледно-зеленой коже, ее соболиного цвета волосы доходили до груди. Она пряталась от холода в коричневое пальто, розовый шарф, обернутый вокруг шеи и нижней половины лица, а ее длинные, тонкие пальцы были в перчатках, когда она скрестила руки.
Фейри — таких я видела не слишком часто. Ее лицо и тело напоминали мне Высшую Фэ, хотя уши были длиннее моих. Ее формы были стройными и изящными, даже под тяжелым пальто.
Я встретилась с ее взглядом, яркая охра, которая заставила меня задаться вопросом, какие краски мне придется смешать и использовать, чтобы запечатлеть их сходство, и слегка улыбнулась.
— Я рада это слышать.
Тишина была прервана веселым пением нескольких людей гуляющих по улице и ветром, порывающимся с Сидры.
Фейри только склонила голову.
— Леди.
Я попыталась придумать что-то, что обычно говорят Высшие Леди, но ничего не пришло на ум, кроме:
— Идет снег.
Словно падающие снежинки могут быть чем-то другим.
Фейри снова склонила голову.
— Это так. — Она улыбнулась небу, снег цеплялся за ее волосы. — Замечательный первый снег.
Я осмотрела руины позади себя.
— Вы… вы знаете людей, которые здесь жили?
— Я помогла им. Сейчас они живут на ферме у родственников в низинах.
Она махнула рукой в сторону далекого моря.
— Ах, — все, что я смогла сказать, потом указала подбородком на заколоченный магазин через дорогу. — А что насчет этого?
Фейри посмотрела туда, куда я указала. Ее губы — окрашенные в ягодно-розовый — поджались.
— Боюсь, здесь не такой счастливый конец.
Мои ладони стали влажными от пота в шерстяных перчатках.
— Я вижу.
Она снова посмотрела на меня.
— Ее звали Полина. Это была ее галерея. На протяжении веков.
Теперь это были темные, тихие отголоски.
— Простите, — сказала я, не зная, что еще сказать.
Фейри нахмурила темные брови.
— Почему вы извиняетесь? — И добавила, — Миледи.
Я прикусила губу. Обсуждать такие вещи с незнакомцами… возможно, не очень хорошая идея. Поэтому я проигнорировала ее вопрос и спросила.
— У нее есть семья? — Я надеялась, что они выжили.
— Они тоже живут в низинах. Ее сестра, племянницы и племянники. — Фейри снова посмотрела на заколоченное здание. — Оно продается сейчас.
Я моргнула растерявшись.
— О, спрашивала не из-за этого. — Это даже не пришло мне в голову.
— Почему нет?
Ничего не подразумевающий вопрос. Возможно, более прямой, чем от большинства людей, конечно, незнакомые люди, были смелыми со мной.
— Я… какая мне от этого польза?
Она махнула мне рукой, движение было легким, грациозным.
— Ходят слухи, что вы прекрасный художник. Я могу придумать много применений для этого пространства.
Я отвернулась, немного возненавидев себя за это.
— Боюсь, что из меня не получится торговец.
Фейри пожала плечами.
— Ну, независимо от того, являетесь ли вы им или нет, вам не следует ходить здесь. Каждая дверь открыта для вас, вы знаете об этом.
— Как для Высшей Леди? — Осмелилась я спросить.
— Как для одной из нас, — просто сказала она.
Слова упали внутри меня, как кусочек пазла, который отсутствовал. Предложенная рука не подозревала, как сильно я хотела ухватиться за нее.
— Я Фейра, — сказала я, снимая перчатку и протягивая руку.
Фейри сжала мои пальцы, ее хватка была крепкой, несмотря на стройное телосложение.
— Рессина. — Не то, чтобы она улыбнулась, но в ней читалась доброта.
Полуденные колокола зазвенели в башне на краю Радуги, звук вскоре эхом разнесся по всему городу и в других башнях-сестрах.
— Я должна идти, — сказала я, отпуская руку Рессины и отступая на шаг. — Было приятно познакомиться.
Я натянула перчатку, мои пальцы уже горели от холода. Возможно, этой зимой мне понадобится время, чтобы получше освоить свои огненные дары. Научиться согревать одежду и кожу, не поджигая себя, это было бы очень полезно.
Рессина указала на здание вниз по улице-через перекресток, который я только что прошла. Это же самое здание она защищала, его стены были окрашены в малиново-розовый цвет, а двери и окна в ярко-бирюзовый, как вода вокруг Адриаты.
— Я один из художников, который использует то студийное пространство. Если ты когда-нибудь захочешь компании или помощи, я буду там. Я живу над студией. — Изящный взмах на крошечные круглые окна на втором этаже.
Я положила руку на грудь.
— Спасибо тебе.
Снова наступила тишина, и я помнила, как в дверной проем Рессина стояла раньше, охраняя ее дом и других.
— Мы помним это, вы знаете, — тихо сказала Рессина, отводя от меня взгляд. Но ее внимание упало на обломки позади нас, на заколоченную студию, на улицу, словно она тоже могла видеть сквозь снег кровь, которая текла по булыжникам. — Что вы пришли за нами в тот день.
Я не знала куда деть себя, поэтому просто промолчала.
Рессина наконец-то встретила мой взгляд, ее охристые глаза были яркими.
— Мы держимся в стороне, чтобы позволить вам иметь частную жизнь, но не думайте ни на минуту, что кто-то не знает и не помнит, кто не благодарен, что вы пришли сюда и боролись за нас.
Этого было недостаточно, даже если и было правдой. Разрушенное здание позади меня было тому доказательством. Люди все еще умирали.
Рессина сделала несколько неспешных шагов в сторону своей студии, затем остановилась.
— Есть небольшая группа, которая рисует в моей студии. Одну ночь в неделю. Мы встречаемся через два дня. Было бы честью, если бы вы присоединились к нам.
— Что вы рисуете? — Мой вопрос был мягким, как снег, падающий мимо нас.
Рессина слегка улыбнулась.