— Там же, где сегодня, — засмеялся Лапидис.
— Ой, Лапидис, — покачала головой мадам Малая, — со своими дурацкими шутками ты плохо кончишь.
— Малая, — перевел разговор Лапидис, — ты лучше скажи: у Ани Котляр будут ко мне вопросы по экономике и строительству?
— Смотря какая экономика, — Клава Ивановна за жмурила правый глаз, — и смотря какое строительство.
— Соцэкономика и соцстроительство, — уточнил Лапидис, — меня другое не интересует.
Клава Ивановна заменила в первых двух словах начальные буквы на «п», отчего получился немножко неприличный смысл, и велела Лапидису не вилять хвостом, потому что она все равно видит его насквозь через пиджак, брюки и сподники. Кроме того, пусть он придержит свой язык: у Иосифа еще крепкая рука.
— Но наш бронепоезд стоит на запасном пути! — вдруг запел Лапидис.
Дети, проходя в большой форпост, оглядывались на дядю Лапидиса и крутили пальцем возле виска. Дядя Лапидис весело подмигивал им и, в ответ, тоже крутил пальцем возле виска.
Раньше всех пришла на консультацию Аня Котляр. Под мышкой у нее была книга. Клава Ивановна поинтересовалась, это что-то серьезное или просто какой-нибудь роман. А, махнула рукой Аня, один пустяк, «Отец Горио», Оноре де Бальзака, она уже четвертый или пятый раз читает. Клава Ивановна удивилась: зачем же читать пятый раз подряд одну книгу, если за это время можно прочитать еще четыре?
Слова мадам Малой застигли Аню врасплох, потому что в глубине души она рассчитывала на другое отношение: когда человек пятый раз подряд читает Бальзака, люди удивляются, откуда у него берется терпение.
— Товарищ Малая, — сказал Лапидис, — здесь ты ошибаешься.
— По-твоему! — отпарировала Клава Ивановна.
— Не только по-моему, — хитро подмигнул Лапидис, — по мнению Маркса — тоже.
— Какого Маркса? — вскинулась Клава Ивановна.
— Маркс у нас один, — ответил Лапидис, — и он лично писал в своем письме Энгельсу, что по книгам Бальзака узнал жизнь больше и глубже, чем по книгам ученых-экономистов.
— И у тебя есть это письмо?
В данный момент, ответил Лапидис, письма у него под рукой нет, но найти можно в любой библиотеке. А впрочем, одна секунда, пусть Аня передаст ему книжку.
Лапидис быстро провел пальцем по первой странице, перевернул и громко прочитал вслух: «Маркс хотел написать о Бальзаке отдельную книгу, но не успел».
Хорошо, уступила мадам Малая, допустим, Лапидис говорит правду и такое письмо действительно есть, но теперь у нее вопрос к Ане Котляр: почему она сразу не ответила, как относится Карл Маркс к этому писателю?
Аня пожала плечами: про Карла Маркса написано в предисловии, а она считала, что предисловие не обязательно читать.
— А кто же будет читать предисловие? — поразилась Клава Ивановна. — Дюк?
Аня молчала: она хорошо понимала, что мадам Малая права здесь на все сто процентов, но сразу признать свою вину — для этого тоже надо иметь мужество. От долгого молчания, когда рядом сидят три человека, делается тяжело на душе, и Лапидис весело, как будто в цирке, обратился к публике:
— Уважаемые дамы и господа, а теперь от экономики перейдем к строительству! Какие вопросы будут по строительству?
По строительству, сказала Аня, у нее есть один вопрос: она хочет провести к себе в квартиру самостоятельный кран, чтобы иметь свою воду и ни от кого не зависеть, но она не знает, закон дает на это право или не дает.
— Ты притворяешься или ты в самом деле! — опять поразилась Клава Ивановна. — Здесь агитпункт, человек дает консультацию по выборам в Верховный Совет СССР, а тебя волнует, как завести себе отдельный кран в своей квартире.
— Подожди, Малая, — перебил консультант Лапидис, — вопросы можно задавать всякие — главное, как отвечать. Что же касается конкретно водопровода и отдельного крана, надо объяснить избирательнице Котляр, что в данном случае мы имеем дело с капитальным строительством и на это требуется разрешение райисполкома, а практика показывает, что таких разрешений райисполком не дает.
— Что же делать? — спросила Аня.
— Что делать? — развела руками Клава Ивановна. — Можно подумать, что ты и твоя мама всю жизнь купались в собственной ванне. Если у тебя нет хорошей эмалированной миски, надо зайти в хозмагазин, Преображенская, угол Привозной, спросить у продавцов, когда, приблизительно, может поступить товар, но не лежать после этого на печке и ждать, пока тебе привезут домой, а наведываться каждый день.
— У меня есть двухведерная эмалированная миска, — сказала Аня.
— Есть? — переспросила Клава Ивановна. — Тогда я вообще не понимаю: тебе еще мало? Чего же ты хочешь?
— Я хочу иметь свой кран, — Аня опустила голову, — но если нельзя, значит, нельзя.
— Аня, — тихо произнесла Клава Ивановна, — ты не глупая женщина, а Лапидис может подумать, что имеет дело с круглой дурой. Тебе это надо?
Аня еще ниже опустила голову, сделалось трудно дышать, пришлось расстегнуть кофточку, хотя Лапидис целиком взял ее сторону и прямо заявил: женщина, которая так заботится о своем доме, достойна большого уважения.
— Лысый черт, оставь свои галантерейные штуки и не крути женщине голову! — Клава Ивановна обняла Аню за талию, чтобы загородить постороннему все дороги.
Аня немножечко сопротивлялась, но на самом деле хорошо было видно, что ей приятна защита мадам Малой, и она сама еще крепче прижалась.
— О, — сказал Иона Овсеич прямо с порога, — теперь ясно видно, где кончается экономика и где начинается строительство. А я, старый дурак, сижу на фабкоме, и все мои мысли здесь. Мы, кажется, забыли поздороваться: здравствуйте вам, товарищи.
Иона Овсеич каждому, по старшинству, пожал руку, сел рядом с Лапидисом, попросил не обращать внимание на Дегтяря и продолжать консультацию.
— Ты нам не помешал, — сказала Клава Ивановна. — Наоборот.
— Спасибо, — поблагодарил Иона Овсеич, — тогда позвольте присоединиться. Котляр, у меня есть к вам один вопрос.
Аня вздрогнула, сбросила руку Клавы Ивановны со своей талии, Дегтярь придвинул стул поближе к консультанту и повторил:
— Котляр, у меня есть к вам один вопрос. Я знаю, что вы живете на два дома, сыновья в Николаеве, у бабушки, но Иосиф совсем неплохо зарабатывает на заводе Ленина, возле своего штампа. Так?
— Почему неплохо! — ответила Аня. — По-моему, хорошо. Я довольна.
— Тем более, — Иона Овсеич положил обе ладони на стол. — Так зачем, спрашивается, чтобы каждый показывал пальцем: Иосиф Котляр работает гвозди у себя дома, Иосиф Котляр — частник!
— Но мы же имеем разрешение от государства. — Аня с силой прижала руки к сердцу, пальцы немного дрожали.
— Если бы вы не имели разрешения, — ответил Иона Овсеич, — был бы совсем другой разговор. На носу выборы, по всей стране невиданный подъем, а Иосиф Котляр работает у себя дома гвозди. Человек, который имеет такое имя, в прошлом — красный партизан, должен понимать, что время меняется: сегодня уже нельзя жить, как вчера, сегодня надо жить иначе, а то болото может засосать с головой, и не успеешь заметить.
Лапидис взял себя пальцами за подбородок и смотрел по очереди то на Иону Овсеича, то на Аню, то на мадам Малую, которая тоже переводила глаза с Ионы Овсеича на Аню Котляр и обратно.
— Дегтярь прав, — сказала Клава Ивановна, — на носу выборы, и надо говорить не красивые слова, а показать на деле. Когда Иосиф закончит работу сегодня вечером и ляжет к тебе в постель, объясни ему по-хорошему, что всякая жена хочет не только любить своего мужа, но и гордиться. А какая гордость может сегодня быть за кустаря?
— Клава Ивановна, — тихо произнесла Аня, — вы же знаете, у себя на заводе Ленина он не слышал плохого слова.
— Котляр, — ласково улыбнулся Иона Овсеич, — представь себе на минуту, что ты работаешь в школе. Ученик Сидоров имеет хорошую память и помнит наизусть все стихи Пушкина, а по арифметике не знает дважды два. Какую отметку ты поставишь ему по арифметике: отлично — за то, что он помнит наизусть стихи Пушкина, или плохо — за то, что не знает таблицу умножения?
— Я бы его заставила выучить таблицу умножения, — сказала Аня.
— Правильно, — похвалил Иона Овсеич, — потому что человек, если он в одном месте хороший, должен быть хороший и в другом месте, а иначе — где его настоящее лицо? Теперь тебе ясно?
Да, кивнула Аня, теперь ей ясно, но Иосиф же не ворует, после целой смены на заводе он делает себе еще одну смену дома — что здесь плохого?
Дегтярь полминуты жмурился, как от сильного солнца, а когда открыл глаза, в разговор вдруг встрял консультант Лапидис:
— Овсеич, твой пример насчет Сидорова — хороший пример, но при чем здесь Иосиф Котляр? Человек никого не обманывает, человек помнит наизусть стихи Пушкина и знает таблицу умножения — так пусть ему за каждый предмет ставят то, что он заслужил.
— Лапидис, — покачал головой Иона Овсеич, — мы тебя посадили здесь не для таких консультаций. За такие консультации тоже надо ставить, кто как заслужил. И давай не будем говорить на белое, что это черное.
Лапидис сложил руки на груди и заявил, что он не говорит на белое — это черное, а вопросы надо ставить ясно, без библейских притч и поэтических фигур.
— Хорошо, — Иона Овсеич хлопнул по столу, — с этого дня ты будешь давать консультации только по строительству, а экономику я беру на себя.
— Овсеич, — Лапидис наклонился вперед и уперся руками в колени, — я ничего не имею против, главное, чтобы дело было в выигрыше, но, может, ты сначала посоветуешься с активом?
— Считай, что он уже посоветовался, — вмешалась Клава Ивановна, — и скажи спасибо человеку, который переложил твою нагрузку на свои плечи.
— Малая, — поморщился Иона Овсеич, — никто ничего не перекладывает — каждый выполняет то, что он должен выполнять, а если Лапидису трудно, так мы ему поможем. А нашей помощи будет мало, так помогут другие: мы не в пустыне, я уже говорил тебе.
— Слушай, Овсеич, — Лапидис поднялся со своего стула, — у меня есть одна просьба: когда я провожу консультацию, тебе не обязательно терять здесь время, а если ты придешь, проводи консультацию сам — я найду себе другое дело.