оказался результат, какого никто не мог ожидать: голоса разделились точно пополам. Андрей Петрович сказал, что надо учесть мнение одной и другой половины или провести общедворовое собрание. Адя Лапидис заявил, что отзывает свой голос и, таким образом, его предложение не проходит, но все равно он уверен, что на практике увидят необходимость ежедневного учета, а пока можно обходиться устной информацией, которую будет получать ответственный за кампанию от жильцов двора.
Клава Ивановна в заключительном слове выразила благодарность Аде Лапидису, который, как всегда, поступил благородно и не поставил свои амбиции выше интересов двора.
Андрей Петрович воздержался от публичной оценки, а после собрания сказал Аде лично:
— Радий Иванович, я считал вас более принципиальным человеком.
Зиновий, который при этом стоял рядом и внимательно смотрел на Адю, дал свою оценку:
— А он не мог согласиться, чтобы предложение оставалось в силе, когда большинство не приняло. Адя уверен, что придет день и двор скажет: «А помните, Лапидис предлагал!»
Адя засмеялся:
— И еще листок будут вывешивать в подъезде, как было при Дегтяре, когда строили форпост, кто во дворе хороший, а кто плохой! Плохие возмущались, а когда делались хорошими, сами следили, чтоб вывешивали листок.
Тетя Аня дома сначала не желала разговаривать с Адей, а потом назвала его провокатором, который хочет, чтобы люди своими действиями сами показали, какие они на самом деле.
Адя в ответ обнял тетю Аню, поцеловал, как родной сын, и спросил: а провокация в чем? Так и христианских святых, и еврейских цадиков можно считать провокаторами, потому что ставили всякого человека перед самим собою, как перед зеркалом, чтоб мог видеть себя, какой на самом деле.
— А Зюня наш, — сказала тетя Аня, — с тех пор, как Бирюк устроил ему квартиру, меняется прямо на глазах.
Адя покачал головой: не очень-то Зюнька наш меняется — порода не та! Да и Бирюк хрущевский не прежний, не сталинский Бирюк.
— Здоровый буц, а наивный мальчик! — Аня закрыла лицо руками, шрам, который остался от ранения на фронте, сделался совсем синий. — Я им не верю, никому не верю: ни тем, сталинским, ни этим, хрущевским. Обещали открыть лагеря, уже почти три года, а от папы как не было пятнадцать лет ни слова, гадали, на каком свете, так продолжаем гадать.
Андрей Петрович, хоть не на все сто процентов получилось, как было бы с максимальной пользой для дела, с собрания пришел в хорошем настроении. Марине сказал, что чувствует, как в людях перемены идут. Кампанию по сбору пищевых отходов, суди не суди, а каждому дополнительный гембель с хранением отбросов, которые прежде просто сбрасывали в мусорник, принимают, в целом, со знаком плюс. Адя Лапидис, вечный критикан, сделал предложение, чтобы с контейнерами для пищевых отходов соседи сами контролировали друг друга, потом пошел на попятный, но с дальним прицелом: все равно вернутся соседи к его предложению, да еще сами чесать в затылке будут, как сразу не увидели.
— Дело, — сказала Марина, — известное: всегда были задним умом крепки. В одну пятилетку не поумнеем.
Утром позвонили из промышленного отдела обкома партии: в двенадцать ноль-ноль на проходной Бирюка будет ждать пропуск к завотделом.
Марина забеспокоилась: отчего такая спешка, не по квартирному ли делу, откуда стройматериалы, сантехнику, арматуру достаем?
— Ты, мать, чего несешь! — то ли с упреком, то ли с насмешкой отозвался Бирюк. — Промышленный отдел вызывает, а не какая-нибудь парафия по контрольной части.
— Ой, Андрюша, — облегченно вздохнула Марина, — сама не знаю отчего, а всегда какая-то струна в душе натянута, как будто ждет своего момента, чтоб забренчать.
— Санацию, — весело воскликнул Бирюк, — санацию, Марина Игнатьевна, совести своей сама устраивай, а не жди, чтоб прислали со стороны!
— Ну, слава Богу, — сказала Марина, — вижу, у тебя хорошее предчувствие. Я верю в предчувствия.
Предчувствие, как и ожидали, не обмануло. Андрей Петрович воротился из обкома с новостью, в которой была и радость, и тревожная нота, как всегда при больших неожиданных переменах. Предстояло еще, сказали в отделе, утверждение на бюро обкома, но в общем дело было решенное: Андрея Петровича ставили секретарем парторганизации на швейной фабрике имени Воровского, где штат, работницы и инженерно-технический персонал, перевалил за тысячу человек. Причем намечалось создание швейного объединения с общей администрацией для всех предприятий швейного и ткацкого профиля, так что штат, по расчетам, увеличивался минимум в три раза.
Самое, однако, главное, по словам заведующего промышленным отделом, было не само по себе укрупнение, а изменение всего технологического процесса массового пошива одежды. Июльский Пленум ЦК партии принял постановление о дальнейшем подъеме промышленности и техническом прогрессе. На швейной фабрике Воровского при массовом выпуске изделий переход с одного фасона костюма или пальто на другой неизбежно вызывал остановку всего производственного процесса. От этого страдали и сами изготовители, и, что особенно важно, тысячи и десятки тысяч потребителей, которые предъявляли спрос на одежду разных видов, фасонов и мод.
Выйти из этого тупика можно было только путем создания многофасонного секционного потока, который дал бы возможность одновременно шить на конвейере одежду разных видов и фасонов.
На фабрике был пущен первый в Советском Союзе цех, в котором можно одновременно изготовлять десять фасонов одежды. Теперь задача, как формулировали в обкоме, состоит в том, чтобы частный, по сути экспериментальный, успех превратить в общепроизводственный. Для этого нужны новые конвейерные линии и сложное оборудование диспетчерской системы управления производством.
Когда Андрей Петрович рассказал об этом своей Марине, она схватилась за голову:
— Ой, Андрюша, да это же не твое, ты же в этом деле ни бельмеса!
Бирюк, хотя и другими словами, сам говорил это в обкоме заву промышленным отделом.
— Ну, а он? — спросила Марина.
— А он, — сказал Бирюк, — похлопал по плечу и говорит: «Ты кавалер Золотой Звезды. Учи других — сам научишься!»
Матвей Фабрикант, когда Бирюк сообщил ему новость, с ходу дал оценку и прогноз:
— Ну, Петрович, теперь ты в обойме. Рассчитывали, что пойдешь по строительной части, а партия решила, что швейпрому Бирюк нужнее.
Андрею Петровичу тон не понравился, сказал Фабриканту:
— Ты хохмочки свои, Мотька, оставь. Чувство у меня, знаешь, какое?
— Знаю, — кивнул Матвей. — А у Серго Орджоникидзе, когда Политбюро и товарищ Сталин поставили его, фельдшера, наркомом тяжпрома, какое чувство было, знаешь? И ничего, справился. Сейчас у нас что главное? Июльский Пленум определил: главное у нас сейчас — технический прогресс. Вот и налегай на инженеров, пусть обеспечивают технический прогресс. Четырнадцатого февраля открывается XX съезд партии. А ты за неделю до того, в крайнем случае за три дня, пусти на фабрике новую линию. Не только у тебя, у всего коллектива, сам понимаешь, какое чувство будет! И Марине Игнатьевне праздник будет.
На швейной фабрике, отозвалась Марина, без нее есть кому радоваться: полно баб. А насчет технического прогресса хорошо бы попросить Зиновия, чтоб из конструкторского бюро завода Кирова, станки которого идут за границу, привел на фабрику пару мозговитых ребят, пусть посмотрят, обязательно чего-нибудь сообразят по линии рационализации.
Матвей сказал, сообразят не сообразят, вреда не будет, а польза может быть, потому что сам по себе визит инженеров с завода Кирова, где впервые в мировой практике на координатно-расточном станке применен электроиндуктивный метод отсчета расстояния между заданными точками детали, наверняка встряхнет фабричных технарей.
Андрей Петрович, когда стал входить в дела фабрики и на техническом совете предложил проконсультироваться со специалистами по электронике из КБ завода Кирова, не нашел, вопреки ожиданию, энтузиазма, на который рассчитывал. Главный мотив был, как объясняли инженеры, в специфике швейного производства, где точность, конечно, нужна, но электроиндуктивного метода отсчета координат-расстояний между заданными точками на выкройках, по которым производится раскрой ткани, нет никакой надобности применять, если бы даже было возможно, потому что точность в швейном производстве исчисляется не в микронах, а с помощью сантиметра.
Зиновий и друг его Миша Кацнельсон из КБ завода Кирова, когда Бирюк привел их на фабрику и устроил встречу с технарями-швейниками, говорили после встречи, что ребята хорошие, но у всех одна болезнь: технофобия. Заряда технического прогресса, какой имелся у них, хватило на один цех, который был новым словом на экспериментальной стадии многофасонного пошива. Теперь нужны новые конвейерные линии, автоматическая телефонная станция для диспетчерской службы, свой, фабричный, радиоузел, сигнализация с командами управления, оповещения и оперативной корректировкой.
На производственном совещании, где присутствовали наряду с администрацией и инженерно-техническим начальством цеховые мастера и рядовые швейницы, секретарь парторганизации Бирюк еще раз заверил, что XX съезд партии фабрика встретит новым цехом многофасонного пошива, в создании которого примут участие, кроме наших фабричных инженеров и техников, опытные ленинградские специалисты, а подольский завод имени Калинина оснастит цех уникальными швейными машинами, недавно созданными заводскими изобретателями и конструкторами, но уже получившими признание за рубежом.
За три дня до начала съезда, как и намечали, был пущен новый цех. Митинг по поводу пуска провели прямо в помещении цеха, работницы оставались на своих рабочих местах и благодарили строителей за удобства, за освещение, как во дворцах, о каком еще вчера можно было только мечтать, а сегодня, в завершающие дни перед съездом, сказала закройщица Ангелина Щербань, это уже вошло в жизнь фабрики, как будто настоящее чудо по щучьему велению в наших русских народных сказках.