Я заставила себя сглотнуть. Опустить кисть. Не более чем нервная, неуверенная девушка, которой я когда-то давно была.
— Ты… поговорил с Ианфе? Она действительно придет?
Я еще не встречалась с ней. Верховная Жрица, которая предала моих сестер Хайберну, предала нас Хайберну.
И даже если мутные, быстрые отчеты Рисанда через связь мейтов успокоили некоторые мои страхи и ужасы… Она ответственна за это. За то, что произошло недели назад.
Ответил мне Люсьен, изучая мою картину так, будто она содержала доказательства, которые, я была уверена, он искал:
— Да. У нее… были свои причины. Она готова объяснить их тебе.
Возможно, вместе с причинами накладывания рук на всех мужчин, которые ей понравятся, хотят они того или нет. Причины, по которым она сделала это с Рисандом и Люсьеном.
Интересно, что Люсьен на самом деле об этом думает. И о факте, что залог ее дружбы с Хайберном оказался его мейтом. Элейн.
Мы не говорили о спасении Элейн, кроме одного раза, на следующий день после моего возвращения.
Несмотря на то, что подразумевал Юриан под отношением Рисанда к моим сестрам, сказала я ему, несмотря на то, как выглядит Ночной Двор, они не навредят Элейн или Нэсте таким способом — пока еще нет. У Рисанда есть более креативные способы нанести им вред.
Тем не менее, Люсьен все еще сомневался.
Но опять же, таким образом я подразумевала, с моими «провалами» в памяти, что, возможно, я не была удостоена этой креативности и вежливости.
То, что они поверили так легко, что они думали, что Рисанд может принудить кого-то… Я добавила это оскорбление в длинный-длинный список вещей, за которые я отплачу им.
Я положила кисть и стянула с себя халат, измазанный краской, аккуратно уложив его на табурет, на котором сидела два часа.
— Я схожу переодеться, — пробормотала я, перекидывая свою свободную косу через плечо.
Тамлин кивнул, следя за каждым моим движением, пока я шла в его направлении.
— Картина выглядит красиво.
— Она еще далека до завершения, — ответила я, вытаскивая ту девушку, которая избегала похвалы и комплиментов, которая хотела быть незамеченной. — Она все еще в беспорядке.
Откровенно говоря, она была одной из лучших моих работ, даже если ее бездушность была очевидна только мне.
— Думаю, как и мы все, — сказал Тамлин с неуверенной улыбкой.
Я подавила желание закатать глаза, и ответила ему улыбкой, проведя рукой по его плечу, проходя мимо него.
Люсьен ждал возле моей новой комнаты, когда я вышла десятью минутами позднее.
Это заняло у меня два дня, чтобы перестать идти в свою старую комнату — поворачивать направо после лестницы, а не налево. Но в моей старой комнате не было ничего.
Я зашла туда однажды, в день своего возвращения.
Разрушенная мебель; изорванная в клочки постель; одежда в таком беспорядке, будто он искал меня в шкафу. Никто, кажется, не был пропущен сюда для уборки.
Но здесь были лозы — шипы — которые сделали ее непригодной. Моя старая комната была переполнена ими. Они изгибались и скользили по стенам, обвиваясь вокруг обломков. Как если бы они сползали со шпалеры под моим окном, как если бы прошли века, а не месяца.
Комната была сейчас как могила.
Я присобрала мягкие розовые юбки моего утонченного платья и закрыла дверь в комнату за мной. Люсьен по-прежнему стоял, прислонившись к двери через коридор.
Его комната.
Я не сомневалась, что это она обеспечил мое проживание напротив себя. Не сомневалась, что его металлический глаз всегда смотрит в сторону моих покоев, даже когда он спит.
— Я удивлен, что ты так спокойна, дав такие обещания у Хайберна, — сказал Люсьен вместо приветствия.
Обещание, которое я дала, убить человеческих королев, Короля Хайберна, Юриана и Ианфе за то, что они сделали с моими сестрами. С моими друзьями.
— Ты сам сказал, что у Ианфе были причины. Даже будучи в ярости, я могу выслушать ее.
Я не сказала Люсьену, что я знала о ее настоящей натуре. Это вызвало бы объяснения, что Рис выставил ее из своего дома, что Рис сделал это, чтобы защитить себя и свой Двор, и вызвало бы слишком много вопросов, подрывая так много тщательно выверенной лжи, которая держала его и его двор — мой двор — в безопасности.
Но я задавалась вопросом, была ли в этом необходимость после Велариса. Наши враги знали о городе, знали, что это место добра и мира. И они попытались разрушить его при первой возможности.
Вина за нападение на Веларис после того, как Рис показал его человеческим королевам, будет преследовать моего мейта на протяжении наших бессмертных жизней.
— Она придумает историю, которую ты захочешь услышать, — предупредил Люсьен.
Я пожала плечами, идя по пустому залу, устланному коврами.
— Я могу решить сама. Хотя, похоже, ты уже решил не верить ей.
Он шел со мной в ногу.
— Она втянула в это двух невинных женщин.
— Она сделала это, чтобы убедиться в силе союза с Хайберном.
Люсьен остановил меня, обхватив рукой вокруг моего локтя.
Я позволила это, потому что, если бы я не позволила ему так сделать, рассеясь, как я сделала это несколько месяцев назад в лесу, или использовала иллирийский защитный прием, чтобы усадить его на задницу, то разрушила бы свою хитросплетенную ложь.
— Ты умнее этого.
Я изучала широкую загорелую руку, обернутую вокруг моего локтя. Потом я встретила взгляд его красновато-коричневого и жужжащего золотого глаз.
— Где он держит ее? — выдохнул Люсьен.
Я знала, кого он имеет в виду.
— Я не знаю. У Рисанда есть сотни мест, где они могут быть, но я сомневаюсь, что он использовал бы одно из них, чтобы спрятать Элейн, зная о моей осведомленности об их расположении, — покачала я головой.
— Скажи мне в любом случае. Список их всех.
— Ты умрешь в тот же момент, как ступишь на его территорию.
— Я более чем выжил, когда нашел тебя.
— Ты не смог увидеть, что он держал меня в рабстве. Ты позволил ему забрать меня обратно, — ложь, ложь, ложь.
Но я увидела боли и вины, как ожидала. Люсьен медленно ослабил свою хватку.
— Мне нужно найти ее.
— Ты даже не знаешь Элейн. Связь мейтов это всего лишь физическая реакция, управляющая твоим здравым смыслом.
— Это то, что было между тобой и Рисом?
Тихий, опасный вопрос. Но я заставила страх появиться в моих глазах, позволила себе вспомнить Ткачиху, Резчика, Мидденгардского Червя, позволяя старому ужасу пропитать мой запах.
— Я не хочу говорить об этом, — сказала я голосом, похожим на грубый вопль.
На главном этаже пробили часы, и я мысленно поблагодарила Мать и устремилась вперед быстрым шагом.
— Мы опоздаем.
Люсьен лишь кивнул. Но я чувствовала его взгляд на своей спине, сфокусированный прямо на позвоночник, когда спускалась по лестнице. Для встречи с Ианфе.
И я в последний раз решила, каким способом я собираюсь разорвать ее на части.
Верховная Жрица выглядела точно так, как я ее помнила, как из воспоминаний Риса, которые он мне показал, так и из своих собственных мечтаний об использовании когтей, спрятанных под моими ногтями, чтобы вырвать ее глаза, затем язык, а потом вскрыть ей глотку.
Мой гнев стал живым существом у меня в груди, эхом сердцебиения, которое успокаивало меня во сне и пробуждало меня. Я утихомирила его, смотря на Ианфе через обеденный стол для официальных встреч, с Тамлином и Люсьеном по бокам от меня.
Она все еще носила бледный капюшон и серебряный обруч с прозрачным голубым камнем.
Похожим на Сифон — драгоценный камень в его центре напомнил мне о Сифонах Азриэля и Кассиана. И мне стало любопытно, что если, как и у иллирийских воинов, драгоценность каким-то образом помогала сформировать огромную силу магии во что-то более утонченное, смертоносное. Она никогда не снимала его — но опять же, я никогда не видела, чтобы Ианфе показывала большую силу, чем зажигание шара фэйского света в комнате.
Верховная Жрица опустила глаза на стол из темного дерева, на ее идеальном лице плясали тени, отбрасываемые ее капюшоном.
— Я хотела бы начать с того, что действительно раскаиваюсь. Мною двигало желание… воплотить, как мне казалось, то, что ты, возможно, желала, но не решалась высказать, а также доказать нашу верность нашим союзникам в Хайберне.
Прекрасная, отравленная ложь. Но выявление ее настоящих мотивов… Я ждала эту встречу все это время. Проводя эти недели в притворном выздоровлении, исцелении от ужасов, пережитых от рук Риса.
— Зачем мне вообще желать, чтобы мои сестры вытерпели такое? — голос получился дрожащим, холодным.
Ианфе подняла голову, изучая мое неуверенное, если даже не отстраненное, лицо:
— Чтобы мы могла быть с ними вечно. И если бы Люсьен узнал, что Элейн — его мейт, раньше, для него это было бы… катастрофой, осознавать, что у него будут лишь пару десятилетий.
При звуке имени Элейн, срывающегося с ее губ, во мне начало нарастать рычание. Но я заглушила его, натянув маску болезненного безмолвия, новейшую в моем арсенале.
— Если ты ожидаешь нашей благодарности, то тебе придется подождать некоторое время, Ианфе — ответил Люсьен.
Тамлин послал ему предупреждающий взгляд — как за слова, так и за тон. Возможно, Люсьен убьёт Ианфе раньше, чем у меня появится такой шанс, уже просто за то, что она заставила его мейта пережить в тот день.
— Нет, — выдохнула Ианфе, широко раскрыв глаза, идеальная картина раскаяния и вины. — Нет, я не ожидаю ни малейшей благодарности. Или прощения. Но понимание… Это и мой дом тоже. — Она обвела тонкой рукой в серебряных кольцах и браслетах покои, поместье. — Мы все вынуждены заключать союзы, которые даже не думали, что заключим, — даже сомнительные, да, но… сила Хайберна слишком велика, чтобы остановить ее. Мы можем лишь переждать ее, как любую другую бурю. — Взгляд на Тамлина. — Мы упорно трудились, готовясь к неизбежному приезду Хайберна — все эти месяцы. Я совершила серьезную ошибку, и я всегда буду сожалеть о той боли, что причинила, но давайте продолжим нашу работу вместе. Давайте найдем способ убедиться, что наши земли и люди выживут.