ья –
— Как и сказала моя леди, — протянул Рис, — она не должна объясняться с тобой.
Берон откинулся на своем стуле.
— Тогда, полагаю, мне тоже не нужно объяснять свои мотивы.
Рис выгнул бровь.
— Оставь свое ошеломляющее великодушие в стороне, будешь ли ты присоединяться к нашим силам?
— Я все еще не решил.
Эрис зашел так далеко, что посмотрел на отца взглядом, граничащим с упреком. Я не могла сказать, сделал он это из-за искренней тревоги или из-за того, что отказ может значить для нашего собственного тайного союза.
— Армиям нужно время на подготовку, — сказал Кассиан. — Вы не можете позволить себе роскошь просиживания своих задниц. Вам нужно уже сейчас собирать своих воинов.
Берон лишь усмехнулся.
— Я не слушаюсь приказов бастарда, рожденного шлюхой-низшей фейри.
Мое сердцебиение было настолько диким, что я могла слышать его в каждом уголке своего тела, чувствовала пульс в руках, в животе. Но это было ничто по сравнению с гневом на лице Кассиана — или ледяной яростью на лице Азриэля и Риса. И отвращением на лице Мор.
— Этот бастард, — сказала Нэста с абсолютной холодностью, хотя ее глаза запылали, — может стать единственным, кто будет стоять на пути войск Хайберна к твоим людям.
Она почти не смотрела на Кассиана, говоря это. Но он впился в нее взглядом — будто никогда раньше ее не видел.
Этот аргумент был бессмысленным. И меня не волновало, кто они или кем была я, когда сказала Берону:
— Убирайся, если не собираешься быть полезным.
Эрис благоразумно сидел с обеспокоенным видом. Но Берон продолжал игнорировать пристальный взгляд своего сына и зашипел на меня:
— Ты знала, что, пока твой мейт согревал постель Амаранты, большинство наших людей были заперты под той горой?
Я не соизволила ответить на его вопрос.
— Ты знала, что, пока его голова была между ее ног, большинство из нас сражались, чтобы наши семьи окончательно не стали ночными развлечениями?
Я попыталась выбросить эти образы из своей головы. Ослепительная ярость от того, что было сделано, что он делал, чтобы отвлекать Амаранту — секреты, которые он все еще скрывал из-за стыда или из-за нежелания делиться ими. Кассиан теперь дрожал, сдерживая себя. И Рис ничего не сказал.
Тарквин пробормотал:
— Этого достаточно, Берон.
Тарквин, который догадывался о жертве Рисанда, о его мотивах.
Берон проигнорировал его.
— И теперь Рисанд хочет сыграть героя. Шлюха Амаранты станет Истребителем Хайберна. Но если дело примет плохой оборот… — жестокая, холодная улыбка. — Встанет ли он на колени перед Хайберном? Или просто высунет свой –
Я перестала слышать слова. Перестала слышать все, кроме стука своего сердца и своего дыхания.
Пламя вырвалось из меня.
Яростное, раскаленное пламя, которое со взрывом полетело в Берона, как копье.
Глава 46
Берон едва успел выставить щит, чтобы заблокировать мой удар, но пламя опалило руку Эриса — прямо через одежду. И бледную, милую руку матери Люсьена.
Остальные закричали, вскакивая на ноги, но я не могла думать, не могла слышать ничего, кроме слов Эриса, видеть эти моменты в Подгорье, свой ночной кошмар о том, как Амаранта ведет Риса через зал, испытания, что пришлось вынести Рису –
Фейра.
Я проигнорировала это слово, поднимаясь на ноги. И послала волну воды из пруда, чтобы окружить Берона и его стул. Создать пузырь без воздуха внутри.
Пламя врезалось в него, превращая воду в пар, но я надавила сильнее.
Я убью его. Убью его и с удовольствием покончу с этим.
Фейра.
Я не могла сказать, кричит ли это Рисанд или шепчет по связи. Возможно, и то, и другое.
Стена огня Берона врезалась в мою воду достаточно сильно, чтобы образовалась рябь, а пар зашипел, испаряясь.
Поэтому я обнажила зубы, посылая белый свет из кулака, пробивая его огненный щит — белый свет Дня. Разрушитель Заклинаний. Очищающий Барьеры.
Глаза Берона расширились, когда его щиты начали становиться тоньше. Когда вода начала прорываться сквозь него.
Потом на моем лице были ладони. И передо мной появились фиолетовые глаза, спокойные и все же настойчивые.
— Ты доказала свою точку зрения, моя любовь, — сказал Рис. — Убей его, и ужасный Эрис займет его место.
Тогда я убью их всех.
— Как эксперимент, это было бы очень интересно, — пропел Рис, — но это лишь усложнит дело.
В моем уме он прошептал, Я люблю тебя. Слова этого ублюдка, полного ненависти, ничего не значат. В его жизни нет радости. Нет ничего хорошего. А у нас есть.
Я начала слышать звуки — воду, стекающую в пруд, потрескивание пламени, дыхание окружающих нас людей, ругательства Берона, пойманного в ловушку затягивающегося кокона света и воды.
Я люблю тебя, снова сказал Рис.
И я отпустила свою магию.
Пламя Берона, словно цветок, раскрывающий свои лепестки, взорвалось — и отскочило от щита Риса, который он установил вокруг нас, не причинив никакого вреда.
Рис сделал это не для того, чтобы защититься от Берона.
А из-за того, что другие Высшие Лорды повскакивали со своих мест.
— Так вот как вы прорвались сквозь мои защитные заклинания, — пробормотал Тарквин.
Берон тяжело дышал, отчего выглядел так, будто может извергать огонь.
Но Гелион потер подбородок, снова садясь на свое место.
— Я все думал, куда она пропала — эта частичка. Такая маленькая — будто рыба потеряла чешуйку. Но я все еще ощущал ее, когда что-то задевало эту самую пустую точку.
Он ухмыльнулся Рису.
— Неудивительно, что ты сделал ее Высшей Леди.
— Я сделал ее Высшей Леди, — просто сказал Рис, выпуская мое лицо из своих ладоней, но все же не отходя от меня, — потому, что люблю ее. Ее сила была последним, что заставило меня принять такое решение.
У меня не было слов, лишь чувства.
Гелион спросил Тамлина:
— Ты знал о ее силах?
Тамлин смотрел на меня и Риса, и слова моего мейта повисли между нами.
— Это не ваше дело, — сказал он Гелиону. Всем им.
— Эти силы принадлежат нам. Так что думаю, что это наше дело, — буркнул Берон.
Мор так посмотрела на Берона, что этот взгляд заставил бы других мужчин бежать.
Леди Осени держалась за свою руку, где на ее коже цвета белой луны разрасталось красное воспаление. Тем не менее, на ее лице не было ни капли боли. Когда я вернулась на свое место, я сказала ей:
— Мне очень жаль.
Ее круглые как блюдца глаза метнулись ко мне.
Берон выплюнул:
— Не разговаривай с ней, ты, мерзкая человечишка.
Рис разбил щит Берона, его огонь, его защиту.
Прорвался сквозь них как камень, брошенный в окно, и так сильно ударил своей темной силой по Берону, что его откинуло на спинку стула. А потом его стул распался, образовав под ним черную, сверкающую пыль.
Из-за чего Берон грохнулся на задницу.
Блестящая эбеновая пыль, движимая призрачным ветром, осела на пунцовый камзол Берона, оседая в его коричневых волосах клочками пепла.
— Никогда больше, — сказал Рис, засовывая руки в карманы, — не говори с моим мейтом в такой манере.
Берон поднялся на ноги, не удосуживаясь стряхнуть пыль, и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Эта встреча окончена. Надеюсь, что Хайберн убьет вас всех.
Но Нэста поднялась со своего стула.
— Эта встреча не окончена.
Даже Берон остановился от ее тона. Эрис оценивающе осмотрел расстояние между моей сестрой и своим отцом.
Она стояла, гордо расправив плечи, неподвижная, как стальная колонна.
— Вы — это все, — сказала она Берону, всем нам. — Вы все, что стоит между Хайберном и концом всего хорошего и достойного.
Ее взгляд, непоколебимый и жесткий, остановился на Бероне.
— Ты сражался против Хайберна в прошлой войне. Почему же тогда отказываешься сделать то же самое сейчас?
Берон не соизволил ответить. Но он не ушел. Эрис незаметно показал рукой своим братьям, чтобы они садились.
Нэста заметила это движение — призадумываясь. Будто осознавая, что она действительно привлекла все их внимание. Что важно каждое слово.
— Вы можете ненавидеть нас. Мне не важно, даже если сейчас ненавидите. Но мне не все равно, что вы позволите страдать и умирать невиновным. По крайней мере, постойте за них. За своих людей. Потому что Хайберн сделает их них пример другим. Из всех нас.
— И откуда ты это знаешь? — усмехнулся Берон.
— Я была в Котле, — решительно сказала Нэста. — Он показал мне свое сердце. Он снесет стену, а потом убьет всех, не зависимо от того, по какую ее сторону вы живете.
Я не могла сказать, было это правдой или ложью. Лицо Нэсты ничего не выражало. И никто не осмелился отрицать ее слова.
Она посмотрела на Каллиаса и Вивиан.
— Я сожалею о потере тех детей. Потеря даже одного ужасна, — она покачала головой. — Но за стеной, я видела детей — целые семьи — которые умерли от голода, — она указала подбородком на меня. — Если бы не моя сестра… я была бы среди них.
Мои глаза горели, но я сморгнула слезы.
— Слишком долго, — сказала Нэста. — Слишком долго люди за стеной страдали и умирали, пока вы процветали в Прифиане. Не во время этого — царствования королевы, — она отшатнулась, словно ненавидела даже произносить имя Амаранты. — Но задолго до этого. Если вы сражаетесь за что-то — сражайтесь сейчас, чтобы защитить тех, о ком вы забыли. Дайте им знать, что они не забыты. Хотя бы в этот раз.
Тэсан прочистил горло.
— Несмотря на благородные стремления, условия Договора не требовали, чтобы мы присматривали за своими соседями-людьми. Их нужно было оставить в покое. Так что мы повиновались.
Нэста все еще стояла.
— Прошлое осталось в прошлом. Меня волнует то, что будет впереди. Я забочусь о том, что детям — как Фэ, так и людям — не причинили вреда. На вас возложили обязанности защищать эти земли, — она посмотрела в лица всем, кто стоял вокруг нее. — Как вы можете не сражаться за это?