Поля улыбнулась чему-то своему и поняла, что Аллуся теперь под авторитетной защитой, что сделка завершена, и все отныне с внучкой будет хорошо – она знала это наверняка. Видимо, договор с Господом Богом был крепким.
Он прибрал Полю к себе намного позже, в 1969-м, когда Аллуся была беременна уже второй дочкой, Ксенией.
Встреча с Берией
Живот потихоньку заживал. Аллуся стала ходить в школу рабочей молодежи, где училась Зинка, недалеко от дома, по ту сторону Садового, в переулках у парка имени Павлика Морозова. После уроков встречались в парке с Наташкой и бежали в зоопарк покупать мороженое, потом переходили Садовое и шли на Пионерские пруды (потом они снова Патриаршими стали), гуляли там, курили, прячась от прохожих, чтоб те не шикали, и к вечеру, покачивая тонкими обтертыми портфелями, в которых не было почти ничего, кроме припрятанных сигарет и нескольких тетрадок, возвращались домой.
Однажды по пути к площади Восстания увидели, как у массивных железных ворот, почти на углу, притормозил внушительный черный ЗИС. Девочки как раз проходили мимо, хорошенькие, в коричневых платьицах и аккуратных черных фартучках. Алла с Наташей были выше Зизи на голову, красивые, большеглазые, с тугими косами, переплетенными сзади. Все трое о чем-то спорили и смеялись, молодо, лихо и зазывно. Массивные ворота тяжело открывались, и уже можно было вроде въезжать, но ЗИС не двигался. Открылась передняя дверь, из нее торопливо выскочил крепкий мужик в костюме и суетливо, привычно кланяясь, распахнул заднюю дверь. Из салона, чуть кряхтя, вылез на свет божий Берия Лаврентий Палыч. Встал во весь свой приземистый рост, сладко потянулся, снял круглые очочки и стал протирать их синим полосатым галстуком, щурясь на девчонок. Разговор начал сразу. Те стали было пятиться: они знали, что особняк этот серенький пользовался в Москве дурной славой, что многие девушки и даже девочки, пойманные, как зверьё, на улице и заведенные внутрь, часто пропадали навсегда. Аллуся очень испугалась. Нехорошие слухи ходили про дом этот за высокими воротами и про его хозяина.
– Живете здесь? – спросил он, тщательно натирая очки.
– На Поварской, – ответила, хорохорясь, Зинка.
– На Поварской… Хорошо… – сказал он, внимательно и оценивающе посмотрел на Аллу с Наташкой и больше ни слова не сказав, вальяжно пошел во двор. Потом обернулся и сказал крепышу:
– Рафик, отвези девочек по адресу.
– Так точно, Лаврентий Палыч! Вас понял! – и уже обращаясь к девочкам: – Садитесь, мы сейчас доставим вас домой!
– Нет, спасибо, мы уже почти пришли, – пыталась возразить Алла, но солдат был непреклонен.
– Садитесь, говорю! Вам такая честь оказана – в машине самого Лаврентия Павловича прокатиться, а вы еще раздумываете тут. Любая на вашем месте счастлива была бы оказаться!
– Ну давайте, девчонки, прокатимся, зато всем расскажем потом, давайте, садитесь! – Зинка первая залезла в машину.
Они сели, и двери за ними захлопнулись. И ничего особенного не случилось. Машина тяжело развернулась, шелестя шинами, и свернула с Восстания прямо на Поварскую, не соблюдая ни единого правила движения.
– Вот! Сюда! – Зинка показала на ворота.
ЗИС резко затормозил, подняв облако теплой осенней пыли.
Мамина подруга Наташа. На всю жизнь.
– Ишь ты, прям совсем соседки, – сально произнес крепыш, улыбнувшись. – Ну, счастливо вам. И учитесь хорошо, это главное для нашей советской страны!
Тарас увидел девчонок, испуганно вылезающих из огромного авто. Он сделал себе деревянный протез и ходил уже без костылей, спокойно выполняя свою обычную работу по двору. Посмотрел на машину, на ухмыляющегося крепыша, покачал головой. Пошел проводить Аллу домой, потом пришел с Лизаветой и заставил девчонок рассказать, как они попали в большую черную машину и что произошло. Все мычал и показывал рукой на улицу.
– Мы не хотели, нас заставили, – пыталась оправдаться Алла. – Мы несколько раз уже видели эту машину прямо у тех самых ворот. Там же Наташка в доме полярников живет, прямо в следующем! Но никогда никто к нам не подходил. А сегодня вот вышел этот в очочках. Мы ж не могли убежать или спрятаться куда. Хорошо, что нас было трое.
– Может, это вас пока и спасло, – вздохнула Лидка. – Но то, что он теперь знает, где вы живете, плохо, очень плохо.
– Может, наоборот, неплохо, – сказал дед Яков. – Так близко, совсем рядом, они же понимают, что девочки не беспризорные, что семьи…
– Ох, папа, это его никогда не останавливало! Подумаешь, семьи! – Лидка обхватила голову руками.
– Столько всего о нем рассказывают, об изверге этом! – охнула Ида.
– Это ж надо, – охнула Лизавета. – Он же хуже фашиста! Хоть не тронул…
– Втроем были, вот что остановило, думаю все-таки, хотя теперь знает адрес… – тяжело вздохнула Поля.
Сидели, думали, позвали Милю с Мартой, больше никому сказать не решились. Марта, услышав, выпучила глаза и зарыдала – так знакома была ей эта ситуация.
– Что за рыдания, мать моя? – грозно спросила Поля. – Мы тут никого не провожаем, а думаем, что делать!
Марта высушила слезы и предложила:
– Может, отправить ее в Саратов?
– К кому? Не осталось никого там! Да и не дело это семью разбивать. Как ты себе это представляешь? Всех дворовых девок вывозить и прятать? – Поля сидела, чуть раскачиваясь, и сосредоточенно терла колени.
Думали, гадали, спорили и выработали смешные меры предосторожности: на этом опасном углу вообще никогда не появляться, в школу ходить, пересекая Садовую левее, мимо букинистического магазина – ничего, что дольше, зато надежнее, и самое главное – только втроем. Поодиночке было строго-настрого запрещено.
Страх
И снова начались бессонные ночи. В то время это была целая страна бессонных ночей. Лидка боялась заснуть – вдруг придут и тихо заберут Аллусю? Проберутся, закроют рот, чтоб не пикнула, и увезут в логово. Теперь для царских утех уже годится – вон какая красавица выросла!
А у Поли был свой план противостояния, самый действенный и самый проверенный, с ее точки зрения. Поскольку Берия – сатана, а в этом нельзя было и сомневаться, значит, с ним надо бороться старыми, можно сказать, древними проверенными средствами. Не первый сатана и не последний, авось справимся, думала она. Все для нее было очень просто и очень надежно: она молилась, сначала шептала, а потом писала молитвы на бумаге со своей конкретной просьбой в самом конце.
«О, Пресвятая Госпожа Владычица моя Богородица, Небесная Царица, спаси и избави грешную рабу Твою Аллу от всякой клеветы, от всякой беды и напасти и внезапной смерти.
Помилуй ее в дневных часах, во утренних и во всякое время. Сохрани ее стояще, сидяще, соблюди и на всяком пути ходяще. И в ночных часах спяще. Снабди, покрой, заступише и защити ее, Владычица Богородица от всех враг ее видимых и невидимых и от всякого злого обстояния и на всяком месте и на всякое время буди ей Мати Приблагая, необоримая стена и крепкое заступление всегда,
Ныне и присно и во веки веков, аминь».
Потом, чуть отступив от святых слов, она выводила своё, земное: «Господи, сбереги мне внучку, рабу божию Алену».
Она никогда не была многословна, ведь думала, что Бог не сверху, а во всем и внутри нее тоже – она же божья тварь, – что Он понимает, о чем речь, когда кто-то обращается к Нему с такой понятной просьбой – сберечь. Потом еще раз все внимательно перечитывала, чтобы не пропустить ни одной ошибки (это вообще было бы недопустимо – уж слишком высока инстанция, стыдно), потом тщательно, по-ученически, складывала листок и запечатывала для надежности поцелуем. Затем закладывала сложенную до букашечного размера записочку в потайной кармашек Аллусиной школьной формы и зашивала, чтоб ненароком не выпала. Делала это ночью, когда весь дом спал. Аллусе это знать совсем было не обязательно, проболталась бы Зинке, та – Наташке, Наташка – своей маме, и потом проблем не оберешься, затаскают по антирелигиозным собраниям. А так ходит девочка под охранной грамотой, и Поля спокойна. Раз в неделю, по воскресеньям, Поля переписывала молитву, иногда с новой лаконичной просьбой, иногда прося о том же, что и прошлый раз, для укрепления.
На следующей неделе обращалась уже к архангелу Михаилу, самому сильному защитнику от темных сил (ведь именно он дьявола в ад спровадил по Ветхому-то Завету, размышляла Поля). А кроме того, архангел Михаил и от вполне земных злодеев защищает, воров, насильников, убийц – как раз то, что требуется. Она сама себе была советчиком в этих вопросах, в то советское время не принято было по церквам ходить и вопросы задавать. Сама и решала, кому и как читать. А главное, верила точно, что бабушкина молитва самая что ни на есть сильная. Молитву архангелу Михаилу надо было читать каждый раз перед выходом из дома. Так разве Аллусю заставишь? Поля ей об этом и говорить не хотела. Пусть та в неведении ходит, иначе запротивилась бы, а это силу молитвы уймет, не надо. Поэтому каждый раз, как Аллуся выходила из дома, Поля читала сама:
«О, Господень Великий Архангеле Михаиле! Помоги рабе божей Алле и избави ея от труса, потопа, огня, меча и внезапной смерти, от великого зла, от врага льстивого, от бури поносимой, от лукавого избави нас навсегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь. Святой Архистратиг Божий Михаил, молниеносным мечом твоим отжени от рабы божьей Аллы духа лукавого, искушающего и томящего ея. Аминь».
Поля что-то путала, перевирая слова, читала пусть и не по-церковному, но мысль всегда доносила правильно: защити.
Потом во дворе (у Мили или у Марты) узнала, что в данном конкретном случае с девчонками, чтобы защитить их от ирода, надо молиться святителю Николаю Угоднику: он как раз девственные души оберегает, защищает от бесчестия и несчастий в пути – как раз то, что и было нужно. В общем, Поля с помощью молитв, иногда правильных, иногда придуманных, защищала любимую внучку с подругами как только могла, мощно и действенно, хотя об этом никто и не знал.