824.
Во-вторых, к 1910 г. императрица Александра Федоровна определилась с кандидатурой своего неофициального духовника. Несмотря на то что в 1909 г. состоялись хиротония архимандрита Феофана в епископы и его назначение на должность ректора Санкт-Петербургской духовной академии, влияние Г. Е. Распутина, не занимавшего никаких официальных должностей при императорском дворе, стало безусловным. Епископ Феофан пытался бороться с создавшейся ситуацией, но исходом этой борьбы стало его удаление из Петербурга на Таврическую кафедру в 1910 г. При этом епископ Феофан пытался бороться с Распутиным и позже. В 1911 г. он предложил церковным иерархам обратиться с коллективным письмом к царю, целью которого было «раскрыть ему глаза» на Распутина. Однако иерархи отказались, сославшись на то, что Феофан – духовник императрицы, и это его личный долг. И Феофан пошел до конца. Осенью 1911 г. он добился личной аудиенции у Александры Федоровны в Ливадии. Встреча продолжалась полтора часа. Собеседники друг друга не поняли, и вскоре епископ Феофан попросил перевести его в Астрахань, подальше от царского дворца в Ливадии.
В-третьих, в 1910 г., после смерти И. Л. Янышева, все занимаемые им ранее должности были разделены между четырьмя священниками. Протопресвитером армии и морского флота стал Георгий Иванович Шавельский. Заведующим придворным духовенством был назначен духовник вдовствующей императрицы Марии Федоровны Петр Афанасьевич Благовещенский. Духовником императорской семьи стал протоиерей Николай Григорьевич Кедринский, а законоучителем царских детей – протоиерей Александр Петрович Васильев.
В целом это были довольно слабые назначения. Протопресвитер армии и морского флота Г. И. Шавельский оказался самой сильной кандидатурой в этом списке. Среди офицерства и солдат он пользовался авторитетом. Николай II, заняв в августе 1915 г. должность Верховного главнокомандующего и почти постоянно живя в Ставке, с большим уважением относился к нему. Следует отметить, что Шавельский не был для армии чужим человеком. Он участвовал в Русско-японской войне и «в деле» под Ляояном как священник 33-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, был контужен.
Глава придворного духовенства П. А. Благовещенский на момент назначения был немощным 80-летним старцем, теряющим память и больше озабоченным материальными благами, чем делами придворной службы.
Законоучитель царских детей протоиерей А. П. Васильев не имел должного влияния и ограничивался только учебными занятиями «по предмету». Когда подрос цесаревич Алексей Николаевич, его начали учить Закону Божиему. В 1915–1916 учебном году в расписании цесаревича Алексея значились три урока Закона Божиего в неделю.
Царский духовник всегда занимал особое положение в придворной иерархии, поскольку принимал исповедь царей. По словам Г. П. Шавельского, протоиерей Н. Г. Кедринский «еще при Янышеве попал в духовники по какому-то непонятному недоразумению»825. Н. Г. Кедринский имел диплом Санкт-Петербургской духовной академии и стаж долгой придворной службы, на которую он попал через «взятие», женившись на дочери пресвитера собора Зимнего дворца, протоиерея Щепина. Шавельский характеризовал его как «тип простеца, не злого по душе, но который себе на уме, довольно хитрого и недалекого»826.
Это назначение, состоявшееся в 1910 г., конечно, не было случайным. В это время влияние Г. Е. Распутина и А. А. Вырубовой на царскую семью было весьма значительным. При этом Распутин уже являлся фактическим и высокочтимым царским духовником. В этой ситуации назначение Н. Г. Кедринского можно считать не более чем формальностью, поскольку фактически место царского духовника было прочно занято Распутиным. Видимо, такое положение вещей вполне устраивало Николая II и его супругу. О том, как по-разному в царской семье относились к Распутину и Кедринскому, свидетельствуют дневниковые записи царя. С одной стороны, 13 января 1913 г. Николай II коротко фиксирует: «Принял Кедринского»; 10 апреля 1913 г.: «В 10 час. исповедывались у о. Кедринского». А с другой стороны, 18 января 1913 г. Николай II записал: «В 4 часа приняли доброго Григория, который остался у нас час с И».
Судя по всему, судьба отца Кедринского решилась осенью 1913 г. По крайней мере, уже в октябре 1913 г. Николай II с семьей исповедовались отцу Васильеву «в молельне» (20 октября 1913 г.). Высочайшим указом от 2 февраля 1914 г. Н. Г. Кедринский был смещен с должности официального царского духовника. Это смещение подсластили назначением его на пост помощника заведующего придворным духовенством. Следует подчеркнуть, что факт смещения царского духовника высочайшим указом не имел прецедентов, по крайней мере, в имперский период истории России. Интересно, что Александра Федоровна в личной переписке после 1917 г. называла А. Ф. Керенского – «Кедринским».
Причиной этого решения, нарушившего все придворные традиции, стало поведение самого отца Кедринского. По воспоминаниям Шавельского, «ни ученых, ни общественных заслуг за ним не значилось. Его малоразвитость, бестактность и угловатость давали пищу бесконечным разговорам и насмешкам. Более неудачного «царского» духовника трудно было подыскать. При дворе это скоро поняли, ибо трудно было не понять его. Придворные относились к нему с насмешкой. Царь и царица терпели его. Но и их многотерпению пришел конец».
В результате духовником семьи Николая II с февраля 1914 г. стал отец Васильев. Александр Петрович Васильев родился в крестьянской семье, проживавшей в Смоленской губернии. Он окончил курс Петербургской духовной академии в 1893 г., но ученой степени кандидата богословия не получил. Свою карьеру он начал в церкви Крестовоздвиженской общины сестер милосердия в Петербурге, преподавал Закон Божий в нескольких гимназиях и очень много проповедовал среди рабочих Нарвского района. До назначения ко двору он пользовался в Петербурге известностью народного проповедника, дельного законоучителя и любимого духовника. Прекрасные душевные качества, доброта, отзывчивость, простота, честность, усердие к делу Божьему, приветливость расположили к нему и его учеников, и его паству. Кроме того, отцу Васильеву нельзя было отказать не только в уме, но и в известной талантливости827.
Сразу же по назначении на столь почетную должность отцу Васильеву пришлось определяться с отношением к Распутину, от которого прямо зависела его карьера. Только при определенной лояльности Васильев мог рассчитывать сохранить свою должность. При этом на него давили многочисленные противники Распутина, пытаясь использовать его новое положение.
Конечно, будучи вхож в царскую семью с января 1910 г., к февралю 1914 г. Васильев был уже в курсе ситуации. Кроме того, его весьма ценила императрица Александра Федоровна. В своих письмах она периодически упоминала о проповедях протоиерея Васильева, давая им самую высокую оценку. Так что, судя по всему, Васильев смог достаточно лояльно отнестись к Распутину. Однажды с ним беседовал на эту тему Шавельский. В разговоре, продолжавшемся более трех часов, Шавельский уяснил для себя со слов Васильева, что «Александра Федоровна считала Распутина не только народным целителем, но и духовным авторитетом: «Он (Распутин) совсем не то, что наши митрополиты и епископы. Спросишь их совета, а они в ответ: «Как угодно будет вашему величеству!» Ужель я их спрашиваю за тем, чтобы узнать, что мне угодно?» А Григорий Ефимович всегда свое скажет, настойчиво, повелительно»828.
Основой этой повелительности была искренняя вера Распутина в самого себя829. По воспоминаниям Шавельского, «отец Васильев не отрицал ни близости Распутина к царской семье, ни его огромного влияния на царя и царицу, но объяснял это тем, что Распутин – действительно человек, отмеченный Богом, особо одаренный, владеющий силой, какой не дано обыкновенным смертным, что поэтому и близость его к царской семье, и его влияние на нее совершенно естественны и понятны. О. Васильев не называл Распутина святым, но из всей его речи выходило, что он считает его чем-то вроде святого».
Из этого разговора Г. И. Шавельский вынес твердое убеждение, что при всех положительных качествах официального царского духовника Г. Е. Распутин – «фактически негласный духовник и наставник в царской семье, лицо, пользовавшееся в ней таким бесспорным авторитетом, каким не пользовался ни талантливый, образованнейший протоиерей Янышев, ни все три вместе заместителя его… Распутин стал как бы обер-духовником царской семьи. После краткой, в течение нескольких минут, исповеди у своего духовника на первой неделе Великого поста 1916 г. государь более часу вел духовную беседу со «старцем» Григорием Ефимовичем».
В заключение мы можем констатировать, что религиозные традиции, бытовавшие в царской семье, на протяжении XIX в. постепенно менялись. Начало этих изменений можно отнести к царствованию Николая I, заложившего основы «национальной модели» управления. Новый импульс развитию этой модели придали царствования Александра III и Николая II. Однако если православная религиозность Александра III стала органичной частью его внутренней политики, то религиозность его сына не только не вышла за рамки его «закрытой» личной жизни, но и привела к созданию кризисной внутриполитической ситуации, когда либеральной оппозиции удалось успешно разыграть «карту Распутина», дискредитируя царскую семью.
Роль царских духовников на протяжении всего XIX в. не выходила за жестко очерченные служебные рамки. Они совершали все необходимые при дворе службы, занимались административной, научной и педагогической деятельностью, однако серьезного воздействия на души членов императорской фамилии не оказывали. Только Распутин, который сумел стать фактическим духовником царской семьи, оказывал действенное влияние и на ее духовную жизнь, и на принятие вполне светских решений. Характер и степень этого влияния выходят за рамки данного повествования, поэтому и не рассматриваются. Однако стоит отметить, что едва только Распутин получил доступ в императорские покои, немедленно началась ожесточенная борьба придворных группировок как за возможность манипулирования самим Распутиным, так и за полную ликвидацию его воздействия на императорскую семью, что и вылилось в убийство Распутина в декабре 1916 г.