933.
Второго сына великого князя Константина Николаевича – Константина Константиновича уже в юности за высокий рост и худобу родственники прозвали «селедкой».
Дочь Александра II, великую княгиню Марию Александровну, будущую герцогиню Эдинбургскую, дома звали «уткой». Одна из мемуаристок приводила эпизод, когда у них, тогда маленьких детей, состоялся по этому поводу разговор с молодым императором: «Государь говорил нам, что и своей дочке Маше он дал прозвище. «Отгадайте, дети, какое?» Мы ничего не придумали. «Утка – за ее походку»934. Но у него были для дочери и более ласковые имена. В одном из писем Александр II, благодаря дочь за письмо, называет ее «душонком»935.
Второго сына Александра II, будущего императора Александра III, любящие родители за крепкое телосложение и некоторую мешковатость звали «бульдожкой», «мопсом» или «макой». Видимо, требовательные родители не были в восторге от внешности своего сына. В одном из писем к жене Александр II писал по поводу будущего Александра III: «О, как я хотел бы задушить поцелуями этого милого дурнушку»936.
Третьего сына Александра II, великого князя Владимира Александровича, который в детстве был пухлым мальчиком, называли «толстяком»937. Было у него и другое детское прозвище – «кукса», по всей видимости, связанное с особенностями характера. Конечно, к детям так обращались без всякой задней мысли, но от этого им, наверное, прозвища не казались менее обидными. Пятого сына Александра II – Сергея – императрица Мария Александровна называла «гегой»938, а родные в письмах – «сижиком». Шестого сына Александра II – великого князя Павла Александровича, родившегося в 1860 г., буквально с младенческих лет все домашние звали «пицем».
Традиция прозвищ бытовала и в детской среде. Для детей это было вполне естественно. Граф С. Д. Шереметев, описывая свои отроческие годы, пришедшиеся на середину XIX в., упоминал, что «был между всеми заведен обычай называть друг друга особыми прозвищами. Так Александр Петрович прозывался Ириний, Георгий Петрович – Баха, меня звали Макар, а Екатерина Петровна была Марлиночка»939. Следует только добавить, что все вышеперечисленные являлись принцами и принцессой Ольденбургскими, оставившими заметный след в истории России второй половины XIX в.
Однако к детям царя, даже во время игр, ровесники неизменно обращались по имени-отчеству, вне зависимости от возраста. Когда в 1865 г. у семилетнего великого князя Сергея Александровича один из его товарищей по играм спросил, можно ли его называть просто Сережа, мальчик ответил: «Не знаю, спроси у Дмитрия Сергеевича»940. Однако ребенок постеснялся обратиться к воспитателю и продолжал называть семилетнего великого князя Сергеем Александровичем. Следует отметить, что императрица Мария Александровна заблаговременно просила родителей приглашенных детей внушить им, чтобы те не угодничали перед маленьким великим князем, не называли его «ваше высочество», а просто обращались на «вы» и «Сергей Александрович»941.
В семье Александра III императрицу Марию Федоровну за взрывной характер между собой называли Гневной. Наследника цесаревича, будущего Николая II, – Ники или Nica, а второго сына, болезненного и худого великого князя Георгия Александровича, – Джоржи, причем невестка, императрица Александра Федоровна, прозвала его «плакучей ивой» – Weeping Willow.
Другого брата Николая II, великого князя Михаила Александровича, родные называли «милый Floppy». Это прозвище произошло от английского «flop» – «шлепаться». Долговязый Михаил имел обыкновение шлепаться в кресло, вытягивая перед собой свои длинные ноги942.
Как отмечали современники, Александр III изменил стереотип общения с подданными. Все единодушно утверждали, что, в отличие от предшественников, на «ты» царь обращался только к самым близким людям. То же самое относилось и к прозвищам. Александр III очень редко «допускал себе давать прозвища и говорить в полушутливом тоне с придворными»943. Тем не менее у него с отроческих лет остались прозвища для близких людей, которые он периодически использовал. Так, своего дядю, великого князя Константина Николаевича, с которым он очень не ладил, Александр III называл не иначе как Коко, а великую княгиню Екатерину Михайловну (дочь великого князя Михаила Николаевича) «еще неудобнее…». Над своим младшим братом Владимиром Александровичем царь подтрунивал, величая его «генералом»944. Оставались еще друзья юности, с которыми отношения постепенно менялись. Такого причудливого человека, со сложной репутацией, как князя В. П. Мещерского Александр III называл «Vovo», но без малейшего раздражения, скорее с чувством жалости и легкой иронии945.
Иногда весьма уничижительные прозвища получали и члены императорской семьи. Так, именно при Александре III великий князь Михаил Михайлович (1861–1829) получил незатейливое прозвище «Миша-дурак». Оставивших по себе мрачную память великих княгинь черногорок Милицу и Стану родственники за глаза величали «Сциллой» и «Харибдой»946. Надо сказать, что любящая родня «пригвоздила» нелестным прозвищем и Николая II. Великий князь Николай Михайлович за глаза называл своего племянника не иначе как «наш дурачок Ники».
Имелись свои прозвища и у многочисленной европейской родни. Английскую королеву Викторию при российском дворе привычно называли Гранни. Принца Прусского Сигзимунда-Вильгельма – Бобби, греческого короля Георга I – дядей Вилли. Марию Максимилиановну, принцессу Баденскую, попросту именовали тетей Марусей. Таких имен было множество. Поэтому европейская политика вплоть до начала XX в. внешне имела отчетливо выраженный семейный характер, когда бабушка Гранни могла по-семейному выговорить своему внуку, российскому императору Ники, в присутствии дяди Вилли (германского императора Вильгельма II).
Когда Николай II женился, то светские сплетники немедленно отметили, что молодая жена по-своему называет мужа. Если раньше его дома звали Nica, то молодая императрица стала звать его Коко947. Впрочем, это имя не закрепилось в семье, и Александра Федоровна стала, как все, называть супруга Ники.
У императрицы Александры Федоровны были свои прозвища. Так, в детстве она подписывала свои письма «М. К. № III». Это было сокращением детского прозвища – Маленькая Королева № III948. Свои послания к мужу она часто незатейливо подписывала «твоя старая курица», «твоя старая женушка». Однако, как правило, и за глаза, и в глаза ее называли Аликс.
Имелись домашние имена и у детей Николая II. Так, третью дочь, великую княжну Марию Николаевну, сестры звали Машкой. Четвертую, великую княжну Анастасию Николаевну, самую заводную и шкодливую – «швибздом»949. У долгожданного цесаревича Алексея были только комплиментарные домашние прозвища. Родители в переписке называли его на английский манер – «бэби», «крошкой» или «солнечным лучом».
Дошедшая до нас переписка Николая II и императрицы Александры Федоровны позволяет реконструировать и то, как они именовали часть своего окружения. В основном по имени-отчеству, но известны и прозвища. Анну Александровну Вырубову в письмах супруги называли Аней, Большой Бэби, в минуты раздражения – «коровой» или «инвалидом». Воспитателя и учителя французского языка Пьера Жильяра звали в глаза Жиликом. Гофлектриссу императрицы Екатерину Адольфовну Шнейдер – Триной или Шнейдерляйн. Камер-юнгферу Александры Федоровны, приехавшую с ней из Германии в 1894 г., Марию Густавовну Тутельберг в семье называли Тюдельс. Камердинера Александры Федоровны – Густава Генриховича Лио почему-то прозвали «листопадом».
Фрейлину Анастасию Васильевну Гендрикову ласково именовали Настенькой. Адмирала Константина Дмитриевича Нилова между собой прозвали «маленьким адмиралом», а другого моряка, контр-адмирала свиты его величества, командира императорской яхты «Штандарт», англомана Ивана Ивановича Чагина – Джонни. Друга детства Николая II Александра Илларионовича Воронцова-Дашкова в глаза и за глаза звали попросту Сашкой. Было прозвище и у министра императорского двора В. Б. Фредерикса, которого царственные супруги глубоко уважали. В своей переписке они называли его «стариком».
Когда в 1915 г. императрица Александра Федоровна начала плотно втягиваться в политическую жизнь страны и почувствовала вкус к принятию управленческих и кадровых решений, они с мужем изобрели шифрованные прозвища, по поводу которых до настоящего времени ведутся споры.
Например, известно, что принца Александра Петровича Ольденбургского супруги называли Алеком, а весьма пожилого премьера Ивана Логгиновича Горемыкина – «премудростью». Однако вопрос о том, кому принадлежат прозвища «красная шапочка», «цветущий» или «малина», до сих пор вызывает споры.
Часть 2Детский мир императорских резиденций
Глава 1Рождение детей в императорской семье
Рождение детей – это всегда радость. Рождение детей в императорской семье – радость двойная, поскольку дети обеспечивали устойчивость правящей династии, особенно мальчики. В целом со времен Павла I, имевшего четырех сыновей, и на протяжении всего XIX в. проблема наследника перед императорской семьей не вставала.
Все русские императрицы рожали дома, то есть в тех резиденциях, где у них начинались схватки. Ни одна из царственных особ не рожала в специализированных клиниках, которые в XIX в. уже существовали. Даже когда в 1904 г. на Васильевском острове лейб-акушер Д. О. Отт открыл роскошную акушерскую клинику, ни одна из особ императорской фамилии ею так и не воспользовалась. Рожали традиционно дома, приспосабливая одну из комнат под родильную палату.
Цесаревны и императрицы, вне зависимости от сроков беременности, неуклонно соблюдали график переездов из резиденции в резиденцию, при этом за беременной особой императорской фамилии неотступно следовал лейб-акушер. Так, Николай II родился в мае 1868 г. в правом крыле первого этажа Александровского дворца Царского Села, куда, следуя традиции, царская семья только-только переехала. Из пяти детей Николая II одна дочь родилась также в Александровском дворце, а три дочери и сын – в Нижнем (Новом) дворце в Петергофе. Лейб-акушеру Д. О. Отту во Фрейлинском доме возле Нижнего дворца была выделена отдельная двухкомнатная квартира, где он и жил, ожидая наступления очередных родов императрицы.
Как правило, при родах или в непосредственной близости от родильной комнаты присутствовали все члены большой императорской семьи, которые на тот момент оказывались поблизости, а муж буквально держал рожавшую жену за руку. Эта традиция восходила еще к временам средневековья. По древней европейской традиции, высшая аристократия имела право присутствовать при родах королевы, непосредственно удостоверяясь в истинности и родов, и самого наследника, будущего властителя.
При родах цесаревны или императрицы с той же целью в обязательном порядке присутствовал министр императорского двора. С начала XIX в. этого требования уже не придерживались столь буквально, и во время родов министр двора находился в соседней комнате, имея при себе пять вариантов манифеста о рождении ребенка. Царь сам выносил министру двора новорожденного и вписывал в указ заранее выбранное имя1. Когда императрица Александра Федоровна готовилась произвести на свет первого ребенка в 1895 г., в недрах канцелярии Министерства императорского двора, согласно принятой процедуре, были заранее заготовлены пять проектов правительственного указа о рождении ребенка. Эти проекты предусматривали все основные возможные варианты: 1) сын; 2) дочь; 3) двойня из двух сыновей; 4) двойня из двух дочерей; 5) двойня из сына и дочери. В документе пропускалось только имя ребенка и не указывался день его рождения. Проект указа на рождение сына формулировался следующим образом: «В день сего… Любезная Супруга Наша Государыня Императрица Александра Федоровна благополучно разрешилась от бремени рождением Нам Сына, нареченного…»2.
Таким образом, манифест сообщал подданным о рождении ребенка в императорской семье, официально провозглашая младенца «высочеством». Когда у Николая I в 1827 г. появился второй сын, в манифесте сообщалось: «Объявляем всем верным Нашим подданным, что в 9 день сего сентября любезнейшая Наша Супруга, Государыня Императрица Александра Федоровна разрешилась от бремени рождением Нам Сына, нареченного Константином…»3. Следует добавить, что общественность информировали не только о рождении ребенка, но и о наступлении беременности у императрицы. Такие объявления печатались в разделе официальной хроники «Правительственного вестника».
Кроме того, о рождении царственного младенца подданные узнавали по артиллерийским залпам орудий Петропавловской крепости. 101 залп означал рождение девочки, а 301 – мальчика. Вся дворцовая прислуга, находившаяся на дежурстве в день появления на свет ребенка, обязательно получала ценные памятные подарки4.
Отдельный манифест сообщал о новых высокоторжественных датах в имперском календаре. Так, в манифесте от 1 марта 1845 г. указывалось: «Рождение любезнейшего Внука Нашего Великого Князя Александра Александровича (будущего Александра III – И. З.) повелеваем праздновать в 26 день февраля, а тезоименитство в 30 день августа»5.
Начиная с Павла I, императорские и великокняжеские семьи были многодетными. Ни о каком ограничении рождаемости речи не шло, императрицы, цесаревны и великие княгини рожали, сколько «Бог давал». Так, у Павла I и Марии Федоровны были четыре сына и шесть дочерей. При этом первый ребенок родился в декабре 1777 г. (будущий император Александр I), а последний – в 1798 г. (великий князь Михаил Павлович), то есть за 22 года в семье появилось десять детей.
У Александра I не было сыновей. Императрица Елизавета Алексеевна произвела на свет двух дочерей, которые умерли в раннем возрасте. Надо заметить, что между супругами отношения были очень сложными, и Александр I имел побочных детей.
Образцовый семьянин Николай I с императрицей Александрой Федоровной за 14 лет родили семерых детей – четверых сыновей и трех дочерей. Первый ребенок был рожден в 1818 г. (будущий Александр II), последний (великий князь Михаил Николаевич) – в 1832 г.
В семье Александра II и Марии Александровны, несмотря на слабое здоровье императрицы, появились на свет две дочери и шестеро сыновей. Первого ребенка (великую княгиню Александру Александровну) императрица родила в 1842 г., последнего (великого князя Павла Александровича) – в 1860 г. Таким образом, за 18 лет Мария Александровна родила восьмерых детей.
У Александра III и Марии Федоровны в течение 14 лет родилось шестеро детей. Один ребенок в годовалом возрасте умер, и остались три сына и две дочери. Первое дитя (Николай II) родилось в 1868 г., последнее (великая княгиня Ольга Александровна) – в 1882 г.
В семье Николая II и Александры Федоровны появилось пятеро детей за девять лет: с 1895 по 1904 г. Однако только для императора Николая II проблема наследника обернулась серьезными политическими последствиями. Многочисленные представители младших ветвей дома Романовых имели огромное желание унаследовать трон, и это, естественно, совершенно не устраивало императорскую чету.
Таким образом, рождение сыновей в императорской семье носило не только характер обычной человеческой радости, но являлось также событием политического значения, создавая запас прочности правящей династии.
В 1817 г. бездетный император Александр I сообщил своему младшему брату Николаю Павловичу, что намерен передать трон ему. Об этом решении было известно только братьям: Александру I, великому князю Константину Павловичу и великому князю Николаю Павловичу. Позднее данное решение было оформлено юридически. Поэтому когда в 1818 г. в Москве родился Александр Николаевич, его в семье воспринимали уже как будущего наследника трона. При новом политическом раскладе Николай Павлович был заинтересован в рождении сыновей, и когда в августе 1819 г. его жена Александра Федоровна произвела на свет великую княжну Марию Николаевну, это было встречено им «не с особенной радостью: он ожидал сына; впоследствии он часто упрекал себя за это»6. Однако позже Бог дал ему сыновей, потомство которых, в свою очередь, упрочило династический фундамент российского императорского дома.
Рождение детей в семье Николая II
Проблема престолонаследия во множестве стран и во все времена тесно переплеталась с закулисными интригами. Особенно остро с этим вопросом столкнулась семья последнего русского императора Николая II. Главной династической задачей каждой императрицы всегда являлось рождение наследника престола, поэтому любое недомогание молодой женщины списывалось на ожидаемую всеми беременность. Достаточно характерна фраза, записанная в дневнике великого князя Константина Константиновича в декабре 1894 г., менее чем через три недели после бракосочетания Николая и Александры, но более чем через полгода после помолвки в Кобурге: «Молодой императрице опять сделалось дурно в церкви. Если это происходит от причины, желанной всей Россией, то слава Богу!»7
Акушер Дмитрий Оскарович Отт был крупнейшим специалистом-гинекологом своего времени. Еще при Александре III, в 1893 г. он был назначен директором Императорского клинического повивального института. Впервые Николай II упоминает профессора Отта в своем дневнике 26 сентября 1895 г. За месяц до рождения первенца в императорской семье лейб-акушер лично приехал в Зимний дворец, о чем Николай записал в дневнике: «Отт и Гюнст приехали осмотреть мою душку!» Через день он вновь упомянул, что «Отт и Гюнст довольны». Вскоре пришло время рожать, и в дневнике Николая II отмечено, что схватки продолжались почти сутки – с часа ночи и до позднего вечера. Только в 9 часов вечера 3 ноября 1895 г. императрица родила девочку, которую родители назвали Ольгой. Все это время рядом с ней находились профессор Отт и акушерка Евгения Конрадовна Гюнст.
Первые роды императрицы Александры Федоровны были тяжелыми. Хотя их готовились принимать в Зимнем дворце, рожала императрица в Александровском дворце Царского Села. Как упоминала младшая сестра царя, великая княгиня Ксения Александровна, младенца «тащили щипцами». Крестили Ольгу 14 ноября 1895 г. в Большой церкви Екатерининского двора в Царском Селе. Только спустя полтора месяца после родов, в 20-х числах декабря 1895 г. царская семья с маленькой дочерью перебралась в Зимний дворец.
Эти патологические роды были обусловлены как слабым здоровьем императрицы, которой на тот момент было 23 года, так и тем, что она с юношеского возраста страдала крестцово-поясничными болями. Боли в ногах преследовали ее всю жизнь, поэтому домочадцы часто видели императрицу в инвалидной коляске. При этом она, вопреки традициям, с 5 ноября сама начала кормить дочь, чем очень гордился ее супруг. Спустя несколько недель царь в дневнике вновь упомянул Д. О. Отта среди врачей, которые присутствовали во дворце при купании ребенка. Старшая сестра императрицы Елизавета Федоровна писала в письме к королеве Виктории, что уход во время родов «был прекрасный». Последний раз Николай II упомянул имя Д. О. Отта 30 ноября: «Присутствовал при ванне дочки. Отт тоже был там; теперь он приезжает редко». Акушерка Е. К. Гюнст простилась с царской семьей 20 декабря, пробыв в Зимнем дворце три месяца.
Успешные первые роды императрицы положили начало придворной карьере Д. О. Отта, продолжавшейся вплоть до февраля 1917 г. Именным высочайшим указом от 4 ноября 1895 г. на имя министра императорского двора Д. О. Отт был «всемилостивейше пожалован в лейб-акушеры двора его императорского величества с оставлением в занимаемых должностях и званиях». В формулярном списке Д. О. Отта на 1 декабря 1895 г. были зафиксированы эти должности и звания: «Директор Повивального института, лейб-акушер, консультант и почетный профессор по женским болезням при Клиническом институте великой княгини Елены Павловны, доктор медицины, действительный статский советник». Можно добавить, что на основании положения Придворной медицинской части Министерства императорского двора звание лейб-медика «производилось вне всяких правил, по усмотрению их величеств».
После столь тяжелых родов императрица встала на ноги только 18 ноября 1895 г. и сразу села в инвалидное кресло: «Сидел у Аликс, которая каталась в подвижном кресле и даже побывала у меня»8. Видимо, уже первые роды неблагоприятно сказались на ее слабом здоровье, поэтому были вновь возобновлены общеукрепляющие процедуры. Царь записал в дневнике 28 ноября 1895 г.: «Аликс опять купалась, теперь она будет по-прежнему принимать ежедневно соляные ванны»9.
Слабое здоровье императрицы и рождение девочки сразу же повлекли за собой распространение различных слухов. Даже старшая сестра Александры Федоровны великая княгиня Елизавета Федоровна в письме к королеве Виктории сочла нужным упомянуть: «…вы знаете об ужасных слухах, которые неизвестно кто распускает, будто Аликс опасно больна и не может иметь детей и что нужны операции».
Однако императрица родила вновь менее чем через два года. В письме к матери в январе 1897 г. Николай II сообщал: «Вчера Аликс решительно почувствовала движение – прыжки и толчки»10. Эта беременность тоже оказалась не самой простой. Видимо, на ранних сроках медики опасались выкидыша, поскольку в документах глухо упоминается, что императрица встала с постели только 22 января 1897 г., пролежав семь недель. Все это время рядом с ней находился лейб-акушер Д. О. Отт. В тех же документах упоминается, что он сам катал в коляске императрицу по саду рядом с Зимним дворцом. Угроза выкидыша подтверждается и упоминанием Николая II в письме к матери о том, что «мы более чем осторожны при движении и при всякой перемене положения на диване»11. Тем не менее царская семья буквально накануне родов по традиции переехала на лето в Александровский дворец Царского Села, где 29 мая 1897 г. появилась на свет Татьяна. В этот день великий князь Константин Константинович записал в дневнике: «Утром Бог дал их величествам… дочь. Известие быстро распространилось, и все были разочарованы, так как ждали сына»12.
В ноябре 1898 г. выяснилось, что императрица беременна в третий раз. Как и во время предыдущих беременностей, ее немедленно усадили в коляску, поскольку она не могла ходить из-за болей в ногах. 14 июня 1899 г. в Петергофе родилась третья дочь – Мария.
Череда дочерей в царской семье начала вызывать устойчивое разочарование в обществе. В 1913 г. кадет Обнинский писал: «Свет встречал бедных малюток хохотом. Оба родителя становились суеверны. и когда умер чахоточный Георгий, у нового наследника был отнят традиционный титул «цесаревича» из суеверной боязни, как говорили, что титул этот мешает появлению на свет мальчика»13. Граф В. Э. Шуленбург, служивший в лейб-гвардии уланском полку, вспоминал, что рождение Ольги было встречено «со злорадством», а после рождения двух других великих княжон среди офицеров начались бесчисленные «недостойные остроты и обвинения»14.
Даже ближайшие родственники царя неоднократно отмечали в дневниках, что известие о рождении очередной девочки вызывало вздох разочарования по всей стране. Младшая сестра Николая II Ксения Александровна констатировала еще в ноябре 1895 г.: «Рождение дочери Ники и Аликс – большое счастье, хотя жалко, что не сын»15. Сестра императрицы Елизавета Федоровна писала английской королеве Виктории: «Радость огромная, и разочарование, что это девочка, меркнет от сознания, что все хорошо»16.
Начало четвертой беременности было зафиксировано придворными медиками осенью 1900 г. Ожидание стало нестерпимым. В дневнике великого князя Константина Константиновича записано: «Она очень похорошела… все поэтому трепетно надеются, что на этот раз будет сын»17. В июне 1901 г. акушерка императрицы Е. К. Гюнст «ошибочно предположила» наступление преждевременных родов18, и поэтому был экстренно вызван из своего имения в Курской области профессор Попов. Его трижды приглашали для осмотра императрицы в Новый Петергоф19. Приглашение нового акушера свидетельствовало о том, что к этому времени отношения императрицы с лейб-акушером Д. О. Оттом были уже не те, что раньше. Дело в том что императрица терпела возле себя только тех медиков, которые подтверждали ее собственные диагнозы. 5 июня 1901 г. в Петергофе родилась четвертая дочь царя – Анастасия.
После появления на свет четвертой дочери сдержанные поначалу интонации недовольства в обществе прорвались. В июне 1901 г. в дневнике Ксении Александровны появилась запись: «Аликс чувствует себя отлично – но, боже мой! Какое разочарование!.. Четвертая девочка!»20 Дядя императора великий князь Константин Константинович записал тогда же в дневнике: «Прости Господи! Все вместо радости почувствовали разочарование, так ждали наследника, и вот – четвертая дочь»21.
Александра Федоровна была в отчаянии. Отсутствие прямого наследника у царя оживило проект осени 1900 г., когда прорабатывались юридические возможности передачи власти в обход существующих законов старшей дочери царя – Ольге Николаевне. А. В. Богданович записала в дневнике 9 июля 1901 г.: «Мясоедов-Иванов говорил, что Витте с Сольским проводят мысль об изменении престолонаследия, чтобы сделать наследницей дочь царя Ольгу»22. И совершенно не случайно в это же время около трона начали толпиться шарлатаны, обещавшие помочь царской семье решить эту деликатную проблему.
Итак, к 1901 г. в семье Николая II родились четыре девочки подряд. Следует отметить, что подобное уже случалось в семье Романовых. Так, супруга Павла I родила подряд пятерых девочек, правда, перед этим у нее уже были два мальчика – Александр и Константин Павловичи.
Проблема наследника
Отсутствие прямого наследника у императорской четы волновало не только ближайшие придворные круги. После рождения третьей дочери в Министерство императорского двора начали поступать письма из различных стран: Англии, Франции, Бельгии, США, Латинской Америки и Японии с предложениями сообщить секрет, гарантирующий рождение наследника.
Советы были не бескорыстны. Суммы запрашивались разные, в некоторых письмах они доходили до нескольких десятков тысяч долларов. Но при этом советы иностранцев, как правило, основывались на известной в то время теории австрийского эмбриолога, профессора Венского университета Шенка. Он опубликовал целый ряд исследований по развитию яйца и органов чувств у низших позвоночных и стал известен своими опытами по определению пола зародыша у млекопитающих, а также у человека при помощи организации соответствующего питания будущих родителей23.
Российские же подданные принялись давать советы своему царю «даром». Среди авторов писем были люди самого различного общественного положения: командир 2-й роты 8-го понтонного батальона Адам-Генрих Гласко из Тирасполя, отставной подполковник Ф. Ф. Лихачев из Могилевской губернии, помощник для ведения судебных дел И. В. Мясников из Владивостока, контролер-механик службы телеграфа Л. Зандман из Омска, таганрогский мещанин И. В. Ткаченко, жена генерал-лейтенанта Энгельгардта, мещанин Давид Сацевич из Ковенского уезда, земский фельдшер Н. Любский из Новгородской губернии и многие другие.
Чтобы представить содержание этих советов, обратимся, к примеру, к одному из них, написанному относительно сведущим в медицине человеком – фельдшером Н. Любским: «Можно предсказать, какого пола отделяется яйцо у женщины в данную менструацию, и, следовательно, можно иметь ребенка желаемого пола. Такую строгую последовательность в выделении яичек у женщин я осмеливаюсь назвать законом природы»24. Были советы и попроще: «Попросите государя, вашего супруга, ложиться с левой стороны, или, иначе сказать, к левому боку вашего величества, и надеюсь, что не пройдет и года, как вся Россия возликует появлением желанного наследника»25.
Вследствие обильного потока подобных писем (архивное дело насчитывает более 260 листов) сложился определенный порядок работы с ними. Заведующий канцелярией Министерства императорского двора полковник А. А. Мосолов писал, что «по установленному в Министерстве императорского двора порядку письма и ходатайства, заключающие в себе подобного рода советы, оставляются без ответа и без дальнейшего движения»26. Однако, как следует из этого же дела, некоторые письма все же принимались во внимание. В письме от 28 апреля 1905 г. крестьянин из деревни Хотунки Тульской губернии Д. А. Кирюшкин писал В. Б. Фредериксу о том, что «в 1902 г., 7 января я имел счастие быть во дворце у вашего высокопревосходительства по поводу рождения наследника престола. Я ходатайствовал перед вашим высокопревосходительством о допущении меня и докладе его императорскому величеству всемилостивейшему государю императору». В 1907 г. он вновь письмом напомнил о себе: «Я был во вверенном Вам дворце для объяснения, почему рождаются мальчики и девочки»27.
Крестьянин напористо требовал от министра двора гонорара, поскольку рождение цесаревича Алексея он связывал со своими советами.
Таким образом, внутриполитическая ситуация, особенности взаимоотношений императорской фамилии и характера императрицы Александры Федоровны подготовили появление при дворе французского шарлатана Филиппа, подробно описанное в «Воспоминаниях» С. Ю. Витте. По его словам, с Филиппом познакомилась за границей жена великого князя Петра Николаевича, Милица, через нее Филипп «влез к великим князьям Николаевичам» и затем к их величествам28.
В свое время Филипп вылечил сына Милицы – Романа. Витте упоминал, что Милица с сестрой Станой ходатайствовали о том, чтобы Филиппу разрешили медицинскую практику в России и выдали медицинский диплом. Пожалуй, это единственный случай в истории присуждения ученых степеней в России, когда «вопреки всем законам при военном министре Куропаткине ему дали доктора медицины от Петербургской военно-медицинской академии и чин действительного статского советника. Всё это без всяких оглашений. Святой Филипп пошел к военному портному и заказал себе военно-медицинскую форму»29.
Надо заметить, что информация об экстрасенсе поступала во дворец из различных источников. Заведующий парижской и женевской агентурами П. И. Рачковский, по просьбе дворцового коменданта П. П. Гессе, собрал на Филиппа досье, где представил его шарлатаном. Но вера императорской семьи в Филиппа была столь сильна, что руководитель заграничной агентуры Департамента полиции с 1882 г. был немедленно отстранен от должности.
Великий князь Александр Михайлович в «Воспоминаниях» писал: «Французский посланник предостерегал русское правительство против этого вкрадчивого иностранца, но царь и царица придерживались другого мнения… Он утверждал, что обладает силой внушения, которая может оказывать влияние на пол развивающегося в утробе матери ребенка. Он не прописывал никаких лекарств, которые могли бы быть проверены придворными медиками. Секрет его искусства заключался в серии гипнотических сеансов. После двух месяцев лечения он объявил, что императрица находится в ожидании ребенка»30.
Это была пятая беременность Александры Федоровны, которая началась в ноябре 1901 г. Поскольку эту беременность царская чета связывала исключительно с загадочными «пассами» Филиппа, ее скрывали даже от ближайших родственников. Сестра Николая II Ксения Александровна только в апреле 1902 г. узнала от императрицы о ее состоянии. В своем письме к ней Александра Федоровна писала: «Сейчас это уже трудно скрыть. Не пиши Матушке, так как я хочу сказать ей, когда она вернется на будущей неделе. Я так хорошо себя чувствую, слава Богу, в августе!»31
По рекомендации Филиппа императрица не допускала к себе медиков вплоть до августа 1902 г. К весне все заметили, что она сильно поправилась и перестала носить корсет. Об ее беременности было объявлено официально. Как писал Витте: «Императрица перестала ходить, все время лежала. Лейб-акушер Отт со своими ассистентами переселился в Петергоф, ожидая с часу на час это событие. Между тем роды не наступали. Тогда профессор Отт начал уговаривать императрицу и государя, чтобы ему позволили исследовать императрицу. Императрица по понятным причинам вообще не давала себя исследовать до родов. Наконец она согласилась. Отт исследовал и объявил, что императрица не беременна и не была беременна, что затем в соответствующей форме было объявлено России»32.
Это был страшный удар по психике Александры Федоровны. Ребенка, которого она вынашивала с ноября 1901 г., просто не существовало. И это стало потрясением для всех. Новость моментально разошлась среди аристократического бомонда. Ксения Александровна в письме от 19 августа 1902 г. к княгине А. А. Оболенской, фрейлине и ближайшей подруге императрицы Марии Федоровны, писала: «Мы все ходим как в воду опущенные со вчерашнего дня… бедная А. Ф. оказалась вовсе не беременна – девять месяцев у нее ничего не было и вдруг пришло, но совершенно нормально, без болей. Третьего дня Отт ее видел в первый раз и констатировал, что беременности никакой нет, но, к счастью, внутри все хорошо. Он говорит, что такие случаи бывают и что это происходит вследствие малокровия»33. Великий князь Константин Константинович записал в своем дневнике 20 августа 1902 г.: «С 8 августа ежедневно ждали разрешения от бремени императрицы.
Аликс очень плакала, когда наконец допущенные к ней доктор Отт и Гюнст определили, что беременности нет, но и не существовало»34.
Кроме того, требовалось внятно объяснить всей стране, куда делся ребенок императрицы. Ситуация создалась весьма щекотливая. 21 августа 1902 г. в официальном «Правительственном вестнике» было опубликовано сообщение: «Несколько месяцев назад в состоянии здоровья ее величества государыни императрицы Александры Федоровны произошли перемены, указывающие на беременность. В настоящее время, благодаря отклонению от нормального течения, прекратившаяся беременность окончилась выкидышем, совершившимся без всяких осложнений при нормальной температуре и пульсе. Лейб-акушер Д. О. Отт. Лейб-хирург Гирш. Петергоф, 20 августа 1902 г.». 27 августа 1902 г. последовал еще один бюллетень, в котором сообщалось, что ее величество «находится на пути к полному выздоровлению».
Это событие породило в народе множество слухов о том, что царица родила «неведому зверушку». Государственный секретарь А. А. Половцев в августе 1902 г. писал, что «во всех классах населения распространились самые нелепые слухи, как, например, что императрица родила урода с рогами»35. Он называл произошедшее «постыдным приключением императрицыных лжеродов». В аристократической среде эта информация также вызвала самые различные толки. Так, в Нижнем Новгороде полиция конфисковала календарь, на первом листе которого была изображена особа женского пола, несущая в корзине четырех маленьких поросят. После «выкидыша» полиция приказала исключить из оперы «Царь Салтан» слова: «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не собачку, не лягушку, так – неведому зверушку»36.
В августе 1902 г. великий князь Константин Константинович записал в дневнике: «Вчера за подписями лейб-акушера Дм. Отта и лейб-хирурга Гирша объявлен в газетах бюллетень… Текст бюллетеня критикуют, особенно слово «благодаря»37. В результате этой, в общем-то, трагической для царской семьи истории за императрицей окончательно закрепилась слава истерички. Великий князь Александр Михайлович писал об «остром нервном расстройстве»38, С. Ю. Витте назвал ее «ненормальной истеричной особой»39.
В 1928 г. сам Д. О. Отт рассказал об этой истории следующее: «Это была пятая беременность императрицы. Императрица переходила на два месяца тот срок, в который она, по ее расчетам, должна была родить. Чувствовала она себя хорошо, и я ее не осматривал, да и увидел я ее беременной впервые на седьмом месяце. Роды приближались, и меня пригласили жить в Петергофе. Поражал вид императрицы, фигура ничуть не изменилась, живот отсутствовал. Я ей указал на это и просил разрешения ее осмотреть. Она мне ответила: «Bleiben sie ruhig, das kind ist dahinten» («Будьте спокойны, ребенок там»). Образ жизни она вела малоподходящий, почти ежедневно часов в одиннадцать уезжала в Знаменку к великому князю Николаю Николаевичу и возвращалась часа в три ночи, но я не вмешивался. В один прекрасный день меня спешно зовут к императрице: она сидит взволнованная, на рубашке капли крови. Государь ходит по комнате, очень волнуется и просит ее осмотреть. Осмотр показал, что беременность была, но яйцо не развилось. Это то, что называется мясистый, или кровяной, закос. Благодаря кровотечению он вышел. Я объяснил, в чем дело. Государь просил меня спешно поехать к великому князю Владимиру Александровичу, где был весь двор на «целовании руки» по случаю бракосочетания Елены Владимировны, и поставить в известность министра двора Фредерикса. Я это сделал. Фредерикс спросил: «Какие распоряжения?». Я сказал, что не знаю. Фредерикс просил меня написать бюллетень. Я написал так, что всякий между строк мог понять, о чем шла речь. На другой день меня вновь вызывают во дворец. Там меня ждут Фредерикс и личный врач императрицы доктор Гирш, немец, и дают читать глупо составленную бумажку. Я говорю, что это никуда не годится, что я иначе писал. Мне говорят, что государь приказал, чтобы я подписал эту бумажку. Ну, я и подписал. Так появилось то извещение, которое всем известно»40.
Как мы видим, вся «беременность» императрицы патронировалась «святым» Филиппом, который жил в имении великого князя Николая Николаевича, где Александра Федоровна ежедневно его посещала. О Филиппе окружение царя знало очень мало, поскольку знакомство с ним не афишировалось. Великий князь Константин Константинович называл его в дневнике в августе 1901 г. «неким Филипповым, не то доктором, не то ученым, занимающимся прививкой и лечением различных болезней». Спустя несколько дней, однако, он познакомился с ним лично: «Мы пили чай у Милицы и увидели его. Это небольшого роста, черноволосый, с черными усами человек лет пятидесяти, очень невзрачной наружности, с дурным южнофранцузским выговором»41.
В действительности Филипп Низье-Вашо, уроженец Лиона, окончил только три курса медицинского факультета Лионского университета. Обнаружив у себя способности экстрасенса, он оставил университет и начал специализироваться на лечении нервных болезней. Особенно часто его клиентами являлись женщины, как правило, весьма состоятельные. На этом поприще он приобрел весьма широкую известность. Но поскольку медицинский диплом у него отсутствовал, его неоднократно привлекали к уголовной ответственности за незаконную медицинскую практику. Со временем Филипп сумел обойти это препятствие, взяв к себе в качестве «компаньона» дипломированного врача.
В дневнике Николая II и переписке императорской четы его называли «нашим дорогим другом». О степени влияния Филиппа на царя красноречиво говорит следующая запись в дневнике Николая II за июль 1902 г.: «Mr. Philippe говорил и поучал нас. Что за чудные часы!!!» Это тем более удивительно, если учесть, что Николай II отличался крайней скупостью на эмоции. К тому же учитель занимался не только здоровьем коронованной четы. 22 июля 1902 г. императрица писала супругу, отбывавшему в Германию для встречи с императором Вильгельмом II: «Рядом с тобой будет наш дорогой друг, он поможет тебе отвечать на вопросы Вильгельма». Видимо, лето 1902 г., когда супруги ожидали появления на свет «чудесно» зачатого мальчика-наследника, было временем наибольшего влияния Филиппа. И необходимо подчеркнуть, что это влияние начало принимать политический характер, что не могло не беспокоить ближайшее окружение царской семьи. О политической деятельности Филиппа упоминала также Н. Берберова в книге «Люди и ложи». Она писала: «В России оживилась деятельность «мартинистов» с помощью двух шарлатанов, Папюса и Филиппа»42.
Окружение Николая II достаточно хорошо представляло себе, насколько царь порой подвержен посторонним влияниям. Историк и политик П. Н. Милюков в «Воспоминаниях» даже пытался анализировать эти ситуации. В начале царствования на принятие решений влияли мать императора и его дядья, с 1901 г. начался этап влияния Филиппа, и «этот период ознаменовался столоверчением и переходом от Monsier Филиппа к собственным национальным юродивым, таким как фанатик Илиодор, идиотик Митя Козельский или – самый последний – сибирский «варнак» – Григорий Распутин, окончательно овладевший волей царя»43. Об этом же писал А. П. Извольский, министр иностранных дел (1906–1910): «Разве можно удивляться тому, что император мог попасть под влияние такого вульгарного проходимца, каким был известный Филипп, начавший свою карьеру в качестве мясника в Лионе, сделавшийся позже спиритом, гипнотизером и шарлатаном, который был осужден во Франции за различные мошенничества и кончил тем, что превратился в желанного гостя при русском императорском дворе и сделался советником императрицы и императора не только по делам личного характера, но даже по делам большой государственной важности»44.
Все попытки ближайшего окружения царя (императрица Мария Федоровна, сестра царя Ксения, сестра императрицы Елизавета Федоровна) нейтрализовать влияние Филиппа оказались безуспешными. Парадоксально, но и после замершей беременности императрица не утратила в него веры. В конце 1902 г. Филипп объявил ей, что она родит сына, если обратится к покровительству святого Серафима Саровского. После этого Филипп уехал во Францию, где и умер в 1905 г.
Несмотря на возражения обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева, Серафим Саровский был срочно канонизирован. В июле 1903 г. царская семья, следуя совету Филиппа, посетила Саровскую пустынь. После посещения села Дивеева (Саровской пустыни) императрица забеременела в шестой раз.
И эта беременность закончилась благополучным рождением в июле 1904 г. цесаревича Алексея.
В переписке между царем и царицей за 1914–1916 гг. имя Филиппа неоднократно упоминалось с благоговением. Как позже вспоминала А. А. Вырубова: «Когда я только что ближе познакомилась с ее величеством, я была удивлена ее мистическим рассказам про M. Philippe, который недавно умер». До конца жизни в царской семье бережно, как святыни, хранились подарки французского ясновидца. Вырубова упоминала, что «у их величеств в спальне всегда стояла картонная рамка с засушенными цветами, данная им M. Philippe, которые, по его словам, были тронуты рукой самого Спасителя»45.
Николай II и Александра Федоровна были абсолютно убеждены в том, что рождение цесаревича Алексея есть результат чудесного влияния экстрасенса. Об этом свидетельствует и записка, переданная царем Милице Николаевне в день рождения долгожданного наследника: «Дорогая Милица! Не хватает слов, чтобы достаточно благодарить Господа за Его великую милость. Пожалуйста, передай каким-нибудь образом нашу благодарность и радость… Ему. Все случилось так скоро, что я до сих пор не понимаю, что произошло. Ребенок огромный, с черными волосами и голубыми глазами. Он наречен Алексеем. Господь со всеми вами. Ники»46. «Он» – это, безусловно, Филипп, и именно ему царь передавал «нашу благодарность и радость».
Таким образом, описанный эпизод лета 1902 г. имел значительные политические последствия. Во-первых, была подготовлена почва для появления нового «дорогого друга», царская семья постепенно привыкала к различным влияниям, замешанным на мистицизме. Во-вторых, наметился разрыв царя и особенно царицы с императорской фамилией. В-третьих, за императрицей закрепилась репутация истерички, обладающей при этом маниакальным упрямством. Все это во многом подготовило стремительное падение авторитета императорской фамилии и сравнительную легкость падения 300-летней династии Романовых.
Рождение цесаревича Алексея
Долгожданный цесаревич Алексей Николаевич родился 30 июля (12 августа) 1904 г. в Петергофе. Надо отметить, что в феврале 1904 г. царская семья окончательно покинула Зимний дворец, в котором прожила около девяти лет, и переселилась в Царское Село.
В этот день Николай II писал в дневнике: «Незабвенный великий для нас день, в который так явно посетила нас милость Божья. В 1 % дня у Аликс родился сын, которого при молитве нарекли Алексеем. Все произошло замечательно скоро – для меня, по крайней мере. Утром побывал как всегда у Мама, затем принял доклад Коковцова и раненого при Вафангоу арт. офицера Клепикова и пошел к Аликс, чтобы завтракать. Она уже была наверху, и полчаса спустя произошло это счастливое событие. Нет слов, чтобы уметь достаточно благодарить Бога за ниспосланное нам утешение в эту годину трудных испытаний! Дорогая Аликс чувствовала себя очень хорошо. Мама приехала в 2 часа и долго просидела со мною, до первого свидания с новым внуком. В 5 часов поехал к молебну с детьми, к которому собралось все семейство. Писал массу телеграмм. Миша приехал из лагеря; он уверяет, что подал «в отставку». Обедал в спальне».
Императрица родила наследника очень легко – «за полчаса». В своей записной книжке она отметила: «Вес 4660, длина 58, окружность головы 38, груди 39… в пятницу 30 июля в 1 ч. 15 м. пополудни»47. А уже 1 августа в газетах начали печататься бюллетени о состоянии здоровья императрицы и наследника. Всего с 1 по 8 августа 1904 г. вышло девять бюллетеней, в которых отмечалось, что «состояние здоровья наследника цесаревича во всех отношениях удовлетворительно», и подчеркивалось, что императрица сама кормит его грудью. 8 августа в газетах было напечатано, что «кормление наследника цесаревича самой августейшей родительницей идет успешно». Кроме того, 1 августа 1904 г. был опубликован указ, по которому регентом «на случай кончины нашей… до совершеннолетия его, назначается нами любимый брат наш, великий князь Михаил Александрович». Крестником цесаревича стал германский император Вильгельм II48.
В день крещения наследника был опубликован манифест с обычными милостями и льготами.
На фоне этой праздничной суеты царственных родителей снедало беспокойство, не покажутся ли тревожные признаки страшной болезни. Обычно в исследованиях, посвященных этой теме, пишется, что о гемофилии стало известно через пять недель после его рождения. 8 сентября 1904 г. царь записал в дневнике: «Аликс и я были очень обеспокоены кровотечением у маленького Алексея, которое продолжалось с перерывами до вечера из пуповины… около 7 часов они наложили повязку»49. На протяжении последующих трех дней он с глубокой тревогой отмечал: «Утром опять на повязке была кровь; с 12 часов до вечера ничего не было»; «Сегодня целый день у Алексея не показывалась кровь; на сердце так и отлегла щемящая забота»; «Кончилось кровотечение уже двое суток».
Вместе с тем, ряд документов свидетельствует, что о гемофилии у наследника родители узнали буквально в день его рождения. Поскольку рождение мальчика родители напрямую связывали с магическим влиянием Филиппа, то у них не было секретов от великой княгини Милицы, которая поддерживала связь с экстрасенсом. Уже 1 августа 1904 г. Николай II писал ей: «Дорогая Милица. Пишу тебе со слов Аликс: слава Богу, день прошел спокойно. После перевязки в 12 часов и до 9 часов 30 мин. вечера не было ни капли крови. Доктора надеются, что так будет продолжаться. Коровин остается на ночь. Федоров уезжает в город и вернется завтра. Он нам обоим чрезвычайно нравится! Маленькое «сокровище» удивительно спокойно, а когда ему делают перевязку, или оно спит, или лежит и смеется. У родителей теперь немного отлегло от сердца. Федоров говорит, что по приблизительному исчислению потеря крови за двое суток составляет от Vg до У всего количества крови»50.
Таким образом, документально у наследника зафиксированы два кровотечения. Первое – сразу же после появления на свет и второе – в начале сентября 1904 г., которое все расставило по местам. И с этого времени болезнь наследника превратилась в постоянно действующий дестабилизирующий политический фактор, обусловленный высокой степенью персонификации политической жизни самодержавной России.
К осени для императрицы свершившаяся трагедия стала очевидной, как и бессилие медиков в борьбе против этой болезни. И хотя были немедленно привлечены лучшие врачи Военно-медицинской академии, Александра Федоровна уже тогда больше надеялась на чудо, чем на медицинскую помощь. Об этих настроениях императрицы свидетельствует ее фраза в письме к царю от 15 сентября 1904 г.: «Я уверена, что наш друг оберегает тебя так же, как он берег маленького на прошлой неделе»51. Эта фраза знаменательна тем, что в ней прочитывается весь будущий сценарий трагедии этой семьи. «Друг» – это еще не Распутин, а Филипп, который был сразу же проинформирован о заболевании цесаревича.
В ноябре 1904 г. наследнику вновь понадобилась медицинская помощь. Лекарский помощник Поляков сообщал, что хирург С. П. Федоров нанес «еще два визита».
Болезнь ребенка тут же приобрела характер государственной тайны, и даже ближайшие родственники далеко не сразу узнали о страшном диагнозе. Великий князь Константин Константинович только в январе 1909 г. записал в дневнике о наследнике: «…у него болит нога, поговаривают, что это воспаление коленного сустава, но наверное не знаю»52. Вероятно, безобидные слухи о «воспалении коленного сустава» распространялись сознательно, чтобы скрыть правду о гемофилии. О разнообразии слухов, связанных с заболеванием цесаревича, свидетельствуют многочисленные мемуарные упоминания. Так, в январе 1911 г. А. А. Бобринский записал в дневнике: «У наследника нечто вроде аппендицита на почве ошибочного доморощенного медицинского диагноза»53. Впрочем, степень информированности столичного бомонда была разной. С одной стороны, уже в ноябре 1904 г. А. В. Богданович отметила в дневнике: «Про наследника говорил сегодня Штюрмер, что якобы у него есть одна болезнь, с которой он и родился, и что теперь один хирург находится неотлучно во дворце»54, а с другой стороны, американский посол в России Дж. Мэрей писал в конце 1916 г.: «Мы слышали много различного рода историй о состоянии наследника. Самой правдоподобной нам кажется версия о том, что у Алексея существуют какие-то трудности с кровообращением. Кровь, как будто, находится слишком близко от поверхности кожи»55.
А. А. Вырубова рассказывала в мемуарах, что «их величества скрывали болезнь Алексея Николаевича от всех кроме самых близких родственников и друзей»56. Болезнь скрывали столь тщательно, что, видимо, к этим «близким родственникам» не относилась даже сестра царя Ксения Александровна, которая узнала о заболевании племянника от своей сестры, великой княгини Ольги Александровны, только в марте 1912 г.: «В вагоне Ольга нам рассказала про свой разговор с ней57. Она в первый раз сказала, что у бедного маленького эта ужасная болезнь и от этого она сама больна и никогда окончательно не поправится»58.
В царской семье росли еще четыре дочери, а поскольку именно женщины являлись носителями мутантного гена, то, естественно, возникал вопрос: не будут ли дочери столь же несчастны, как их мать, родив неизлечимо больных детей? Старшая Ольга уже достигла возраста невесты, однако ей не торопились выбирать жениха. Впрочем, возможно, и женихи не торопились, хорошо представляя последствия гемофилии. Периодически звучали различные имена – от румынского принца до великого князя Дмитрия Павловича, но дальше планов дело не шло.
По свидетельству Й. Ворреса, великая княгиня Ольга Александровна была уверена, что ее племянницы являются носительницами мутантного гена. И если бы они вышли замуж, то передали бы эту болезнь своим детям. Она утверждала, что «у них бывали сильные кровотечения. Она вспоминала, какая поднялась паника в Царском Селе, когда великой княжне Марии Николаевне удаляли гланды. Доктор Скляров, которого великая княгиня представила императрице, рассчитывал, что предстоит обычная несложная операция. Но едва она началась, как у юной великой княжны обильно хлынула кровь… Несмотря на то что кровотечение продолжалось, ему удалось успешно завершить операцию»59.
Об этой тайне и порожденных ею слухах позднее писали многие мемуаристы и историки, демонстрируя самое различное отношение к данному вопросу. Промонархически настроенные авторы оправдывали действия царской семьи. Например, Е. Е. Алферьев в своей книге указывал, что «по политическим и династическим соображениям, чтобы не давать возможность врагам России использовать болезнь наследника в своих преступных целях, они были вынуждены ее скрывать»60. Историк С. С. Ольденбург в двухтомной истории царствования Николая II просто констатировал: «Болезнь наследника считалась государственной тайной, но толки о ней, тем не менее, были широко распространены»61.
Критики династии отмечали катастрофические последствия закрытости царской семьи и бесперспективность этой позиции. Например, Феликс Юсупов писал: «Болезнь наследника старались скрыть. Скрыть до конца ее было нельзя, и скрытность только увеличивала всевозможные слухи, которые вообще порождались в обществе благодаря уединенной жизни государя»62. Говорили о том, что Алексей – умственно отсталый, эпилептик, «будто бы нигилисты изувечили ребенка на борту императорской яхты»63.
По словам П. Жильяра, который видел цесаревича в феврале 1906 г., он не производил впечатления больного ребенка: «У него был свежий и розовый цвет лица здорового ребенка, и, когда он улыбался, на его круглых щечках вырисовывались две ямочки»64. Многочисленные фотографии подтверждают это.
Однако не все так по-доброму воспринимали Алексея. На него смотрели не как на больного ребенка, а как на наследника трона огромной державы и грядущего властителя. И многие задавались вопросом, какое будущее ожидает страну, когда во главе ее окажется калека. Эти настроения отражены в воспоминаниях графини М. Клейнмихель: «Стали говорить, что ребенок слаб и недолговечен. Говорили, что у ребенка отсутствует покров кожи, отсутствие которого должно вызвать постоянные кровоизлияния, так что жизнь его могла угаснуть от самого незначительного недомогания… Благодаря тщательному уходу за ним, ребенок выжил, стал поправляться, хорошеть, был умен, но долго не мог ходить, и вид этого маленького существа постоянно на руках у здоровенного казака производил на народ удручающее впечатление… Этот маленький калека – в нем грядущее великой России?»65 Кроме того, монархистов заботила чрезмерная близость Распутина не только к императрице, но и к наследнику. М. В. Родзянко писал: «…не без основания являлось опасение, что постоянная проповедь сектантства может оказать влияние на впечатлительную детскую душу… привьет его миросозерцанию вредный мистицизм и может сделать из него в будущем нервного и неуравновешенного человека»66.
Первый серьезный кризис в развитии болезни произошел в конце 1907 г., когда цесаревичу было три с половиной года67. Он серьезно травмировал ногу. Как писал великий князь Александр Михайлович: «Трех лет от роду, играя в парке, цесаревич Алексей упал и получил ранение»68. По свидетельству великой княгини Ольги Александровны, именно во время этого кризиса Распутин впервые стабилизировал положение больного ребенка. По ее словам, «от докторов не было совершенно никакого проку. Перепуганные больше нас, они все время перешептывались. По-видимому, они просто не могли ничего сделать». Она писала, что только после появления Распутина ситуация изменилась, и «малыш был не только жив, но и здоров»69. А. А. Вырубова, коротко упомянув о кризисе 1907 г., ни словом не обмолвилась о вмешательстве Распутина, наоборот подчеркивала, что «когда осенью заболел наследник… ничто не помогало ему, кроме ухода и забот его матери»70.
Во время этого кризиса в Александровский дворец Царского Села был единственный раз приглашен иностранный специалист, профессор ортопедии Берлинского университета доктор Альберт Гофф71. И это стало первой и последней попыткой обратиться к опыту европейских специалистов. Поскольку больше их не приглашали, можно заключить, что опыт был не особенно удачным. Впрочем, возможно, его консультации потребовались для того, чтобы квалифицированно заказать в берлинском ортопедическом институте специальную кровать для больного цесаревича. Одно можно утверждать с уверенностью: с 1907 г. для европейских медиков и политиков тайны заболевания русского цесаревича более не существовало.
В марте 1908 г. очередная травма цесаревича стала поводом для переписки Николая II и императрицы Марии Федоровны. Алексей упал и ударился лбом, в результате чего на его лице появились страшные отеки. Мария Федоровна с беспокойством писала сыну из Лондона: «Я слышала, бедный маленький Алексей ударился лбом, и на лице появились такие отеки, что смотреть страшно, а глаза совсем закрылись»72. Для того чтобы последствия травмы прошли, потребовались три недели. В ответ Николай писал матери в Лондон: «Ты спрашиваешь про маленького Алексея – слава Богу, шишка и синяки у него прошли без следа. Он весел и здоров, как и его сестры»73. Это были первые серьезные звонки, но далеко не последние. Позже все они слились в некий тревожный фон, к которому царская семья постепенно приспособилась, не забывая о нем, однако, ни на минуту. О серьезности его говорит то, что хирург С. П. Федоров «в декабре (на Рождество) 1908 г. был экстренно вызван из Москвы»74 к цесаревичу.
В августе 1912 г. в Москве состоялось празднование 100-летия Бородинской битвы. Император очень хотел показать народу здорового наследника и хотя бы частично развеять мрачные слухи, но очередное недомогание сделало это невозможным. Во время всех церемоний ребенка носил на руках его дядька – боцман А. Е. Деревенько. Московский губернатор В. Ф. Джунковский заметил: «Больно было видеть наследника в таком положении»75.
Крещение детей
Крещение родившегося ребенка всегда было важной частью не только религиозной обрядности, но и повседневной жизни любой православной семьи. Понятия «крестного отца» или «крестной матери» в России никогда не были пустым звуком.
Процедура крещения царственного ребенка являлась одной из самых отработанных придворных церемоний с четким, раз и навсегда определенным ритуалом. Естественно, на торжественную церемонию собиралось всё наличное семейство. И крещение было обставлено со всей возможной традиционной пышностью. Ребенка укладывали на подушку из золотой парчи и укрывали тяжелой золотой императорской мантией, подбитой горностаем. При этом крестильные рубашки – розовые у девочек и синие у мальчиков, потенциальных самодержцев, – бережно сохранялись. Так, до нас дошла рубашка цесаревича Алексея, окрещенного в Петергофе летом 1904 г.
Важность этого события прекрасно осознавалась, и саму процедуру крещения старались зафиксировать, причем не только в камер-фурьерских журналах, но и изобразительными средствами. До нас дошли акварели придворного художника Михая Зичи, на которых он запечатлел процедуру крещения будущего Николая II в мае 1868 г. В архиве хранится официальный фотоальбом, посвященный крещению первой дочери Николая II – Ольги в 1895 г.
Крестили ребенка через две недели после родов, как правило, там, где случалось рожать матерям. Процедура начиналась с торжественного шествия в храм. Если крещение происходило в домовой церкви, то это было торжественное шествие по дворцовым залам. Если же церковь находилась вне жилой резиденции – использовались парадные кареты. Золоченые кареты образовывали торжественный поезд, который сопровождали гвардейцы. Поскольку Александр II родился в Москве, то и обряд крещения над ним был совершен также в Москве, в церкви Чудова монастыря. Восприемница младенца – вдовствующая императрица Мария Федоровна, следуя примеру матери Петра Великого, положила младенца на раку, где находились нетленные мощи святого Алексия, митрополита Московского.
Родителей, безусловно, весьма волновало состояние здоровья малыша, как бы его не простудили и не уронили во время церемонии. Тем более что по традиции мать ребенка не присутствовала на крещении. Спокойствие ребенка во время процедуры воспринималось как благоприятный знак. Примечательно, что у высочайших родильниц периодически отмечались психозы, описанные сегодня в медицинской литературе. В мае 1857 г., когда крестили Сергея Александровича, императрица Мария Александровна поделилась со своей фрейлиной опасениями, что младенца «утопят или задушат во время крестин»76.
Матери получали подарки по случаю крещения своих детей. В апреле 1875 г. при крещении великой княжны Ксении Александровны ее мать – цесаревна Мария Федоровна получила от Александра II серьги с двумя крупными жемчужинами77.
Во время процедуры крещения младенца несла на руках статс-дама, которую страховали ассистенты. Некоторым статс-дамам удавалось принять участие в крещении двух императоров. Так, в 1796 г. будущего Николая I на руках несла статс-дама Шарлотта Карловна Ливен, которую сопровождали обер-шталмейстер Нарышкин и граф Н. И. Салтыков78. Двадцать два года спустя, когда в Москве 5 мая 1818 г. крестили маленького Александра II, та же Шарлотта Ливен внесла в храм будущего императора. Надо заметить, что статс-дамы в полной мере понимали свою ответственность. Поскольку они, как правило, были уже пожилыми женщинами, то, страхуясь, прибегали к различным ухищрениям. Например, когда в 1904 г. крестили сына Николая II, статс-дама Голицына несла подушку из золотой материи, на которой лежал ребенок, прикрепив ее к своим плечам широкой золотой лентой. Кроме того, к своим парадным туфлям она приказала приклеить каучуковые подошвы, чтобы не поскользнуться. При этом ее поддерживали под руки церемониймейстер А. С. Долгорукий и граф П. К. Бенкендорф79.
Немаловажной частью подготовки к крещению являлся подбор крестных матерей и отцов. Как правило, этот вопрос решался с учетом всевозможных нюансов, в том числе и высокой политики. В 1818 г. восприемниками будущего императора Александра II стали сам Александр I, вдовствующая императрица Мария Федоровна и дед по матери Фридрих-Вильгельм III, король Прусский. В 1857 г. восприемниками родившегося великого князя Сергея Александровича были старший брат цесаревич Николай Александрович, великая княгиня Екатерина Михайловна80, великий герцог Гессенский Людвиг III и вдовствующая королева Нидерландов Анна Павловна. В 1904 г. в числе многих крестных матерей цесаревича Алексея была его старшая сестра – девятилетняя Ольга. Поскольку Алексей был единственным сыном российского монарха, ему подобрали весьма «серьезных» крестных отцов – короля Англии Георга V, германского императора Вильгельма II, датского короля Христиана IX и великого князя Алексея Александровича.
В процедуре крещения участвовали старшие братья и сестры новорожденного. Для детей это был важный опыт участия в торжественных дворцовых церемониях, и к ним серьезно готовились, особенно девочки. Одна из дочерей Николая I вспоминала, как они готовились к крестинам Константина Николаевича, родившегося в сентябре 1827 г.: «К крестинам нам завили локоны, надели платья – декольте, белые туфли и Екатерининские ленты через плечо. Мы находили себя очень эффектными и внушающими уважение. Но – о разочарование! – когда Папа увидел нас издали, он воскликнул: «Что за обезьяны! Сейчас же снять ленты и прочие украшения!» Мы были очень опечалены»81.
Среди прочего в обряд крещения входило возложение на младенца «статусных» орденов. По традиции в конце церковной службы императору на золотом блюде подносился орден Святого Андрея Первозванного, который он возлагал на новорожденного. Кроме того, младенец «награждался» орденами Святого Александра Невского, Белого Орла, а также высшей степенью орденов Святых Анны и Станислава, производился в прапорщики и зачислялся в один из лейб-гвардейских полков. Девочки при крещении получали знаки ордена Святой Екатерины. Завершался обряд крещения вечерним торжественным обедом, а иногда и иллюминацией.
Когда в 1840-х гг. начали появляться дети у будущего Александра II, обряд их крещения повторился до деталей. Первая дочь Александра II родилась 19 августа 1842 г., и 30 августа состоялся обряд ее крещения в церкви Большого Екатерининского дворца Царского Села. Нести новорожденного по статусу полагалось первой придворной даме, которой тогда была статс-дама княгиня Е. В. Салтыкова. Согласно требованиям церемониала на ней было русское придворное платье, кокошник с нашитыми бриллиантами, перекрытый фатой. По традиции, новорожденную положили на парчовую подушку, которую держала в руках статс-дама, и покрыли парчовым покрывалом, прикрепленным к ее плечам и груди. Подушку и покрывало придерживали двое знатных придворных.
На процедуре крещения, хотя и за ширмами, присутствовал также соответствующий персонал на случай различных «детских неожиданностей»: англичанка-бонна, кормилица и акушерка. Как упоминала мемуаристка, акушерка была в дорогом шелковом платье и блондовом чепце, украшенная бриллиантовым фермуаром и серьгами82. Эта традиция сложилась довольно давно. Николай I, описывая свое крещение (правда, с чужих слов), упоминал: «Во время церемонии крещения вся женская прислуга была одета в фижмы и платья с корсетами, не исключая даже кормилицу. Представьте себе странную фигуру простой русской крестьянки из окрестностей Петербурга в фижмах, в корсете до удушия. Тем не менее это находили необходимым. Лишь только отец мой при рождении Михаила освободил этих несчастных от этой смешной пытки»83. Однако присутствие няни на церемонии считалось обязательным, поскольку только профессиональная няня могла нейтрализовать «неожиданности» со стороны младенца. Аристократки такой квалификацией не обладали, да и не по статусу им было…
Няня-англичанка детей Николая II описывала, как она присутствовала на крестинах двухнедельной Марии Николаевны в 1899 г. в домовой церкви Большого Петергофского дворца. По ее воспоминаниям, торжественная церемония продолжалась более двух часов. Няню провели в служебные помещения рядом с церковью, причем один из священников проконсультировался у нее, спросив, какой температуры должна быть вода в купели для великой княжны. Мемуаристка указывала, что родители на процедуре крещения не присутствовали, а Мария Николаевна была одета в крестильную рубашку, в которой в мае 1868 г. крестили самого Николая II. Интересно, что хотя процедура крещения совершалась со всей положенной помпой, но певчие в тот раз пели очень тихо, чтобы не испугать младенца84.
Крещение будущего Александра III состоялось 13 марта 1845 г. в Большой церкви Зимнего дворца. Поскольку гофмейстрина цесаревны, княгиня Е. В. Салтыкова, была больна, младенца несла на подушке статс-дама М. Д. Нессельроде, с двух сторон ее шли, поддерживая подушку и покрывало, два знатнейших сановника империи: генерал-фельдмаршал князь Варшавский Паскевич-Эриванский и статс-секретарь граф Нессельроде, возведенный в этот же день в звание государственного канцлера85.
Крещение будущего Николая II состоялось 20 мая 1868 г. в Большой церкви Зимнего дворца. Судя по акварели М. Зичи, в этой процедуре самое активное участие принимал дедушка – Александр II, который, как и все остальные, отчетливо понимал, что совершается крещение не просто его первого внука, но, возможно, будущего императора. На акварели изображены четыре сцены крещения, на двух из них Александр II держит своего внука на руках. Примечательно, что во время крещения в качестве ассистентов статс-дамы выступали император Александр II и великий князь Александр Александрович (отец младенца, будущий император Александр III). То, что отец, нарушая традиции, принимал активное участие в крещении, видимо, было связано с важностью происходящего. Два императора, действующий и потенциальный, держали на руках своего очередного преемника, укрепляя фундамент его легитимности.
В августе 1904 г. Николай II в день крещения своего сына Алексея записал в дневнике: «11 августа. Среда. Знаменательный день крещения нашего дорогого сына». Конечно, и факт рождения, и крещения первенца для любого монарха знаменателен, поскольку «перекидывал мостик» к следующему царствованию. Процедура крещения цесаревича Алексея отличалась от крещения его сестер только несколько большей пышностью. Карету с младенцем везли восемь лошадей, а не шесть, как в случае с девочками. Этим все статусные различия и ограничивались.
Как упоминалось выше, процедура крещения традиционно завершалась большим обедом, на который приглашались особы первых трех классов. В 1857 г. после крещения великого князя Сергея Александровича на «трехклассном обеде» присутствовало 800 человек.
Конечно, столь ответственная и многолюдная процедура не обходилась без суеты и накладок. Во время крещения Анастасии, четвертой дочери Николая II, при подготовке торжества «отстали от графика», и золотая карета, в которой находились княгиня Голицына с ребенком и ее ассистенты, буквально неслась по улицам. «Золотая же карета, которая обычно употребляется для этой церемонии, – старой конструкции, поэтому бока у обоих стариков были сильно помяты»86.