Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. В 2 т. Том 1 — страница 9 из 30

Материальное обеспечение императорской фамилии

Российский императорский двор справедливо считался одним из богатейших монархических дворов Европы. Неисчислимые ресурсы бескрайней России и положение абсолютных монархов позволили Романовым накопить огромные богатства. Однако «денег много не бывает», и наряду с колоссальными доходами привычная роскошь императорского двора требовала астрономических расходов. Периодически российские монархи, как самые обычные люди, сталкивались с проблемой отсутствия денег. Поэтому деньги считали, причем особенно тщательно считали те деньги, которые шли на личное потребление членов императорской фамилии. Разграничение финансов на государственные и личные отчетливо обозначилось еще при Петре I, но окончательно оформилось только в конце XVIII в.

5 апреля 1797 г. Павел I распорядился выделить из государственных владений часть недвижимых имений («из числа состоящих в государственной собственности»), и появились так называемые удельные доходы. Эти доходы предназначались исключительно для содержания членов императорской фамилии. И это были огромные денежные средства. С 1797 по 1897 г. из них было потрачено 236 308 791 рубль.

Павел I разделил императорскую семью на две основные категории. К первой он отнес тех членов императорской фамилии, кто имел «по первородству право к заступлению места наследника престола». Ко второй категории – всех тех, кто не имел прав на престол «по отдаленности их первородства, пока не пресечется поколение старших». Первым личное содержание выплачивалось из государственных сумм, то есть из Государственного казначейства, вторым – из удельных. Естественно, это содержание было разным.

В результате данного решения Павла I личные доходы российских императоров, вплоть до Николая II, стали складываться из трех источников. Во-первых, это были ежегодные ассигнования из средств Государственного казначейства на содержание императорской семьи. При Николае II эта сумма достигла 11 000 000 рублей. Во-вторых, это доходы от удельных земель. В-третьих, проценты с капиталов, хранившихся в английских и германских банках⁶²⁸.

Конкретные суммы на содержание были регламентированы Павлом I в 1897 г. Четвертая глава «Учреждения об императорской фамилии» так и называлась – «О содержании членов императорского дома».

Царствующей императрице выделялось 200 000 рублей в год плюс суммы на содержание ее двора. На содержание детей царя до совершеннолетия – по 33 000 рублей в год. На наследника-цесаревича давалось 100 000 рублей. На супругу наследника – 50 000 рублей в год, при возможном вдовстве – пенсия в 100 000 рублей и содержание ее двора. Детям наследника до совершеннолетия – по 20 000 рублей в год на каждого.

Четко прописывались суммы приданного капитала. Дочерям и внукам императора по прямой нисходящей линии – по 1 000 000 рублей. Правнукам и праправнукам – по 100 000 рублей. Происходящим от праправнуков императора – по 30 000 рублей. Еще раз отметим, что финансирование царствующей императорской семьи (первая категория) шло из средств Государственного казначейства, всех остальных (вторая категория) – из удельных сумм.

Определение суммы содержания каждого представителя императорской фамилии, поступавшей из государственного бюджета, – дело довольно деликатное. С одной стороны, существовала традиция, которая требовала поддержания привычной роскоши российского императорского двора, с другой – были и инфляция, и различные сложные жизненные коллизии в самой семье, которые вызывали настоятельную необходимость траты весьма крупных сумм. Так или иначе, при Николае Павловиче сложился определенный порядок финансирования императорской семьи, который не менялся вплоть до конца XIX в.

По закону смета Министерства двора должна была рассматриваться в Государственном совете «на общем основании». Однако на практике эти расходы фактически определялись в результате консультаций между министром императорского двора и министром финансов. При этом за министром императорского двора оставалось последнее слово. После определения контрольной цифры Государственный совет просто принимал сумму, которую сообщал ему министр финансов.

Однако в 1897 г. этот привычный порядок был изменен. После того как в 1897 г. министром императорского двора стал В. Б. Фредерикс, он сообщил министру финансов С. Ю. Витте высочайшее повеление, по которому устанавливался новый порядок финансирования царской семьи. Согласно указаниям Николая II, новый порядок предполагал, что министр императорского двора составляет смету и представляет ее на утверждение Николаю II. После этого утвержденная многомиллионная сумма сообщается министру финансов, который вносит ее без обсуждения в Государственном совете в государственный бюджет. С. Ю. Витте подчеркивал, что Николай II пожелал, чтобы «сие высочайшее повеление не распубликовывалось, дабы не возбудить толков, а чтобы при кодификации законов, то есть печатании нового издания, были соответственно изменены соответствующие статьи». Следует отметить, что в этом решении Николая II явно просматривалась рука его супруги – императрицы Александры Федоровны, которая стремилась поставить все финансовые потоки семьи под свой жесткий контроль.

Время подтвердило прозорливость и практицизм Павла I. Императорская семья разрасталась, и к концу XIX в. его потомство составило 246 человек, а с супругами – 316. И всех необходимо было достойно обеспечить. Естественно, суммы расходов на содержание императорской фамилии постоянно росли. Так, наименьший расход пришелся на XVIII в. – 560 000 рублей, наибольший на 1891 г. – 6 172 185 рублей. В среднем в год тратилось порядка 2 363 000 рублей⁶²⁹.

Основными статьями, кроме расходов «на жизнь», были траты на строительство, путешествия, вступление в брак и совершеннолетие.

По сложившейся к середине XIX в. традиции великие князья отправлялись в путешествия по достижении совершеннолетия. Как правило, организовывались два масштабных вояжа. Первый – по России. Предполагалось, что будущий монарх должен познакомиться с огромной страной и народами, ее населяющими. Этой поездкой, как правило, завершалось образование наследника.

Существовали определенные параметры материального обеспечения подобных путешествий. Так, в период правления Николая I из удельных сумм выделялось 5000 рублей на каждый месяц поездки по России, а в случае путешествия с супругами или семейством – 7143 рубля ежемесячно.

Второй вояж предпринимался в Европу. Как правило, во время этой поездки цесаревич подбирал себе невесту. Поскольку цесаревич представлял весь российский императорский двор, то и расценки были значительно выше. Так, путешествие за границу одного члена императорской фамилии обходилось казне в 7143 рубля ежемесячно. Во время путешествия с семьей сумма удваивалась.

Имелись и другие жестко регламентированные расходы. Например, для подготовки младенческого белья из казны отпускалось 8000 рублей, а родители очередного великого князя или княжны получали «за труды» по 18 000 рублей каждый. Следовательно, только рождение младенца, входившего в состав императорской семьи, обходилось казне в среднем в 44 000 рублей⁶³⁰.

Кроме того, значительные суммы уходили просто «на жизнь». Ежегодно Министерство двора составляло бюджет предполагавшихся доходов и расходов на основе прецедентов и сумм, затраченных на содержание двора в предыдущем году. Например, к 1 января 1869 г. реальные расходы по придворной конторе составили 2 718 812 рублей. В числе самых крупных расходных статей можно упомянуть параграфы: § 1. На содержание личного состава по ведомству придворной конторы – 274 682 рубля; § 8. На стол их величеств со свитою, на продовольствие – 464 202 рубля; § 9. На покупку водок, вин и питий – по смете планировалось истратить 60 000 рублей, реально было потрачено только 43 294 рубля; § 12. Отопление – по смете 173 650 рублей, реально – 173 567 рублей; § 13. Освещение – по смете 107 382 рубля, реально – 122 993 рубля. На достаточно взрослых «августейших» детей Александра II планировалось истратить по смете 130 614 рублей, однако на детях «сэкономили», потратив 113 279⁶³¹. Таким образом, только императорский стол обходился казне ежегодно в полмиллиона рублей. И хотя соответствующие службы Министерства императорского двора пытались сокращать расходы, но по отдельным статьям они все равно превышали плановые суммы (на освещение перерасход составил более 15 000 рублей).

Своеобразные промежуточные «финансовые итоги» подводились в духовных завещаниях российских императоров и императриц. Промежуточные – потому что духовные составлялись царствующими особами задолго до смерти. Так, императрица Мария Александровна в мае 1868 г., за двенадцать лет до смерти, распорядилась своей собственностью. Согласно завещанию императрицы ее недвижимость переходила:

• дача Коттедж в парке Александрия (перешла в собственность Марии Александровны 8 марта 1861 г. после смерти жены Николая I – императрицы Александры Федоровны) близ Петергофа отписывалась невестке – цесаревне Марии Федоровне;

• имение Ливадия⁶³² в Крыму – наследнику цесаревичу Александру Александровичу;

• подмосковное имение Ильинское⁶³³ отходило к дочери императрицы – Марии Александровне, но только при условии, что она, выйдя замуж, останется жить в России. В завещании оговаривалось, что в случае ее отъезда за границу это имение должно отойти Сергею Александровичу, а в случае его смерти без потомства – к Павлу Александровичу.

В завещании перечислены и капиталы императрицы: собственный капитал – шесть 5 % билетов Госбанка в 150 000 рублей серебром; экономический капитал – билеты Государственной комиссии погашения долгов, разных займов, по билетам 5 % внутреннего займа с выигрышами и другие процентные бумаги – 150 000 рублей серебром; неприкосновенный капитал – 42 000 рублей, посвященный умершей дочери Александре, и севастопольский капитал – 150 000 рублей⁶³⁴. Примечательно, что эти деньги держались в ценных бумагах, приносящих доход в виде процентов. Кроме указанных средств российские императрицы обладали значительными коллекциями ювелирных изделий, которые педантично распределялись между наследниками.

А. В. Адлерберг

Окончательные итоги финансового положения семьи подводились после смерти царствующего императора. При смене императоров происходила «инвентаризация» всего имущества семьи, в том числе и финансов. При этом надо учитывать, что за весь период существования Министерства императорского двора сменилось только пять министров.

Все без исключения руководители Министерства двора были личными друзьями российских императоров. И все они были безупречными в моральном отношении людьми. По крайней мере, в той части, что касалась их службы.

При восхождении на трон Александра III уходящий министр императорского двора А. В. Адлерберг в марте 1881 г. составил записку «Финансовое положение Министерства императорского двора», в которой констатировал, что финансовая ситуация в министерстве кардинальным образом улучшилась. Из записки мы узнаем, что до середины 1860-х гг. финансовое положение министерства было весьма сложным. Как писал А. В. Адлерберг: «По Министерству императорского двора не было никаких капиталов, и экстренные и строительные расходы предыдущего года по недостаточности для сего наличных сумм уплачивались из средств открытия экстраординарных кредитов или же относились на счет заключаемых займов и даже на собственные суммы… Александра II»⁶³⁵. Столь тревожное положение заставило провести некоторые преобразования. В частности, с 1 января 1864 г. начала действовать единая касса Министерства императорского двора, через которую проходили все денежные потоки.

Финансовое положение на начало 1864 г. было следующим. При введении единой кассы оказалось, что Министерство двора располагает капиталом в сумме 2 225 000 рублей, который складывался из капиталов, принадлежащих: высочайшим особам – 382 184 рубля; Кабинету, Капитулу орденов и прочим, имеющим особое назначение, – 1 472 716 рублей; разным обществам и частным лицам – 370 100 рублей.

Долги же к 1864 г. по Министерству двора доходили до 1 200 000 рублей. А если учесть, что долги по Кабинету его величества доходили до 1 800 000 рублей, то их общая сумма составляла порядка 3 000 000 рублей.

При этом, несмотря на тяжелое финансовое положение, в первой половине 1860-х гг. наметилась тенденция к некоторой стабилизации. В первую очередь, старались стабилизировать финансовое положение тех придворных структур, которые были связаны с материальным обеспечением царя. Например, с 1858 до 1863 г. дефицит по Кабинету его императорского величества достигал огромной суммы в 2 002 400 рублей. К 1863 г. дефицит по Кабинету удалось сократить до 280 401 рубля. Однако в целом по Министерству двора неудовлетворенных кредиторов оставалось на сумму в 673 000 рублей.

Столь тяжелое финансовое положение, связанное с отсутствием свободных средств, привело к высочайше одобренному решению, по которому «для покрытия комнатных расходов» был взят очередной заем на сумму в 493 720 рублей. Собственный капитал Александра II также поступил в кассу Министерства императорского двора из Кабинета в сумме 358 877 рублей⁶³⁶.

В 1860-х гг. тенденция к финансовой стабилизации продолжала развиваться. При назначении А. В. Адлерберга в апреле 1870 г. министром двора финансовое положение министерства было следующим. По министерству оставалось долгов – 592 719 рублей; по Кабинету его величества – 1 521 511 рублей. То есть за пять лет сумму долга удалось уменьшить почти на миллион рублей. Сбережения за 1869 г. по Кабинету составили 194 331 рубль. Оставалось всех капиталов (за исключением собственного) до 12 000 000 рублей. Собственный капитал Александра II составлял 2 216 457 рублей. Как мы видим, в последнем показателе изменения особенно разительны. Собственный капитал царя увеличился с 358 877 рублей (1864) до 2 216 457 рублей (1870).

Финансовая ситуация окончательно стабилизировалась за 1870-е гг. В результате к 1 апреля 1880 г. по Министерству императорского двора и Кабинету его величества были погашены все долги, неудовлетворенных кредиторов не оставалось, и оказалось сбережение по суммам за 1879 г. – 1 151 731 рубль. Кроме того, образовались капиталы (за исключением собственного) до 40 000 000 рублей. Собственный капитал Александра II к апрелю 1881 г. составил 12 470 000 рублей.

Из этого капитала по высочайшему повелению 2 июня 1880 г. было выделено 1 025 662 рубля на сооружение новой больницы в Петербурге в память императрицы Марии Александровны. К 1 марта 1881 г. собственный капитал с процентами составил 11 739 321 рубль.

Структура финансов Министерства двора представлена в «Списке капиталов», составленном А. В. Адлербергом. Отчитывался министр прежде всего за личные семейные накопления, которые именовались специальными капиталами императорской семьи:

1. особый, Александра II – 3 337 251 рубль 72 копейки (по особому повелению в сентябре 1880 г. внесен на хранение в Государственный банк);

2. собственный, великой княгини Марии Александровны – 1 000 000 рублей;

3. особый, его императорского величества – 878 250 рублей;

4. общий оборотный – 2 148 965 рублей;

5. депозитный – 2 012 150 рублей;

6. «приданный» особ императорской фамилии – 1 463 772 рубля;

7. оборотный горнозаводской – 7 761 045 рублей;

8. ликвидационный (неприкосновенный) – 3 108 133 рубля;

9. выкупной – 272 689 рублей;

10. Петровского острова – 25 200 рублей;

11. экстренный – 324 940 рублей;

12. запасной МИДв для особых расходов – 2 604 961 рубль;

13. запасной депозитный Кабинета – 650 000 рублей;

14. недвижимостей – 686 244 рубля;

15. имений Кабинета – 4 386 966 рублей;

16. неприкосновенный, для покупки бриллиантов – 338 262 рубля;

17. на уплату долгов горных заводов – 1 389 619 рублей;

18. особый экстраординарный – 7 556 335 рублей.

Итого: 39 944 782 рубля 72 копейки.

По другим источникам, общие оборотные капиталы в кассе Министерства императорского двора к 1 января 1881 г. составляли:

1. по счету общих средств – 3 662 582 рубля 25 % копеек;

2. по счету специальных средств – 43 411 128 рублей 30 % копеек;

3. по счету депозитов – 17 652 585 рублей 23 % копейки.

Итого 64 726 295 рублей 79 % копейки⁶³⁷.

Таким образом, одной из главных задач министерства на протяжении длительного времени было стремление стабилизировать финансовое положение императорского двора. Очень большую роль в этом процессе играло личное отношение царя к финансам.

Пожалуй, самым «лично экономным» из российских императоров был Александр III. Сохранилось множество историй, рисующих его простоту, переходящую в прижимистость. С. Ю. Витте поведал о заштопанных панталонах императора, о клиньях, вшитых в его брюки, и прочем. Император в своем стремлении сократить расходы на содержание двора подчас обращал внимание на такие мелочи, о которых его предшественники постеснялись бы даже упоминать. Так, генерал Н. А. Епанчин в воспоминаниях привел следующий колоритный эпизод: «Александр III был весьма бережлив в расходовании народных денег, и его внимание привлекали даже небольшие расходы в придворном обиходе. Так, государь обратил внимание на значительное количество фруктов, конфет и вообще угощения во время приемов во дворце. Иногда приглашенных было немного, а расход на угощение выводился очень большой. Государь как-то в беседе с К. П. Победоносцевым упомянул, что по случаю небольшого приема, бывшего недавно во дворце, было показано в счете гофмаршальской части множество фруктов, конфет и прочего, но, разумеется, гости не могли уничтожить все это количество. Особенно государь обратил внимание на расход фруктов, считая, что едва ли гости могли съесть по нескольку штук. На это Победоносцев объяснил государю, что такой расход возможен. Так, например, он сам съел один апельсин, но взял с собою другой и грушу для Марфиньки – его приемной дочери. Многие гости так делают, привозя детям из дворца какое-нибудь лакомство, – как бы царский подарок. Государь не знал этого обычая и успокоился»⁶³⁸.

Для Александра III были характерны бережливость в расходах, стремление закрепить старое, нелюбовь к радикальным новшествам. В. С. Кривенко привел ряд характерных царских резолюций. Так, по поводу устройства калориферного отопления в некоторых комнатах Гатчинского дворца Александр III отметил: «Для чего? Я не понимаю, отопление отличное и чудная тяга!» По поводу обновления меблировки Зимнего дворца: «По-моему, не нужно»⁶³⁹.

Однако личная бережливость царя наталкивалась на многолетнюю традицию расходования средств, отпускаемых на содержание императорского двора. Поэтому следует признать, что, несмотря на клинья, вшитые в штаны Александра III, общая сумма, отпускавшаяся казной на содержание царского двора, постоянно увеличивалась. Если в начале его правления в 1881 г. бюджет императорского двора составил 9 154 000 рублей, то в 1884 г. эта сумма достигла 10 560 000 рублей. Эта тенденция продолжала развиваться, и к 1917 г. затраты на содержание двора достигли 17 000 000 рублей⁶⁴⁰.

К Александру III, как и ко всем его предшественникам, за материальной помощью обращалось множество людей. В том числе и виднейшие представители творческой элиты России. Широко известно, что Александр III любил музыку П. И. Чайковского, и великий композитор знал об этом. Буквально через полтора месяца после воцарения Александра III композитор через К. П. Победоносцева обратился к царю с просьбой о материальной поддержке⁶⁴¹. В результате Александр III распорядился выдать композитору 3000 рублей, указав, что «эти деньги он может не возвращать»⁶⁴². Также он оказал помощь драматургу А. Н. Островскому: «Через несколько дней состоялся высочайший указ о назначении драматургу, губернскому секретарю Александру Николаевичу Островскому пенсии в 3000 рублей в год»⁶⁴³. Поддерживал император и Ф. М. Достоевского.

При этом не следует считать, что деньги раздавались направо и налево всем достойным людям. Такая финансовая поддержка была скорее исключением, чем правилом. Чиновник Министерства императорского двора вспоминал: «Сколь мог я понять психологию высших распорядителей земных благ, наверху не склонны были делать подарки из казенного или дворцового сундука по примеру императриц XVIII века. Давать деньги так, потому лишь, что заслуженный человек нуждается, считалось недопустимым»⁶⁴⁴.

Возникали и коллизии служебного порядка, требовавшие использования личных средств императора. С. Ю. Витте в разговоре с Александром III упомянул о том, что много потеряет в жаловании, перейдя со службы в частной компании на государственную службу. На что «государь приказал, чтобы я восемь тысяч получал по штату, а восемь тысяч государь будет платить из своего кошелька, так что мне было назначено шестнадцать тысяч»⁶⁴⁵.

Вполне возможно, что именно этот откровенный разговор на «шкурные» темы положил начало многолетнему сотрудничеству царя и министра. Надо полагать, царю понравилась прямота, с которой С. Ю. Витте обозначил «денежную составляющую» их отношений. Современники единодушно отмечали, что Александр III был весьма щепетилен в финансовом вопросе: «Люди, заподозренные в этой слабости, не могли уже рассчитывать на его сочувствие. Без лицеприятия относился он и к членам своей собственной семьи. Он строго отличал государственную собственность от личной и в подобных вопросах был особенно щекотлив и чуток»⁶⁴⁶.

Царские дети до совершеннолетия находились на полном обеспечении большого двора, в дальнейшем же для них формировался специальный капитал, который колебался в диапазоне от 1 до 4 миллионов рублей⁶⁴⁷.

К финансовой стороне жизни императорской фамилии относились и брачные контракты, составлявшиеся при заключении семейных союзов. Были возможны два варианта.

В первом случае выходили замуж императорские дочери. Согласно законам Российской империи царские дочери, выходя замуж, кроме приданого получали единовременный капитал в 1 миллион рублей. Сумма эта была весьма приятная – для карликовых немецких государств. Но не для России. Когда в 1839 г. старшая дочь Николая I вышла замуж за Максимилиана Лейхтенбергского, но осталась в России, возникла необходимость в корректировке законодательства. В результате в июле 1839 г. в Свод законов Российской империи было внесено высочайшее повеление о «назначении великой княжне Марии Николаевне из удельных сумм 600 000 рублей годового дохода»⁶⁴⁸. В повелении указывалось, что «определенное учреждением от императорской фамилии при замужестве великой княжны награждение миллионом рублей никак не может быть достаточно к содержанию здесь ее дома, а тем менее к устроению благосостояния ее потомства», поэтому «сверх положенного по учреждению в приданное награждение миллионом рублей из Государственного казначейства назначаем ее высочеству и потомству ее из удельных сумм 600 000 рублей ассигнациями годового дохода».

Судя по тексту, с этим документом поработали квалифицированные юристы, которые проговорили все возможные варианты развития супружеских отношений молодых, как и судьбу выделяемых царем 600 000 рублей. Так, например, в документе указывалось, что этот капитал является «наследственным, доколе поколение ее останется в России или совсем не пресечется», при этом дети наследовали доход матери. Указывалось также, что «если супруг уедет из России или вступит в другой брак, то опека над доходами переходит по назначению нашему».

Надо заметить, что на этом подарки отца старшей дочери не закончились. В 1845 г. Николай I подарил великой княгине Марии Николаевне огромный дворец, который мы сегодня знаем как Мариинский. В 1845 г. в документах он именовался как «вновь построенный дворец у Синего моста»⁶⁴⁹.

Во втором случае женились царские сыновья. Естественно, особое внимание уделялось брачным контрактам цесаревичей. При этом все понимали, что приданое бедненьких немецких принцесс будет более чем скромным. Так, Николай II «отхватил» в результате брака с Алисой Гессен-Дармштадтской, согласно 4-й статье брачного договора, 35 000 германских марок приданого из Гессенской великогерцогской главной кассы. После замужества Алисы банкирский дом М. А. Ротшильда через Петербургский международный коммерческий банк перевел всю сумму в кассу Министерства императорского двора⁶⁵⁰.

Цена деньгам

Любопытно, знали ли цену деньгам члены императорской семьи? И каковы были их личные расходы?

Конечно, знали, но все в разной степени. Так, императрица Александра Федоровна, жена Николая I, жившая, как утверждали современники, в совершенно тепличных условиях, вряд ли даже когда-то держала ассигнации в руках. Один из мемуаристов как-то мельком услышал разговор между Николаем I и Александрой Федоровной. Царь жаловался супруге на неудачную игру в карты. Но при этом он подарил ей «на шляпку» 21 рубль серебром, которые он опять же выиграл у кого-то на днях. Жена шутя ответила: «Это не будет нечто великолепное, конечно, без перьев, но, во всяком случае, это выгодно!»⁶⁵¹

Сам Николай I деньгами практически не пользовался. Так, по крайней мере, утверждал барон М. Корф: «Государь никогда не носил при себе денег»⁶⁵². Тем не менее он был значительно ближе к повседневной жизни своих подданных, чем императрица. Например, тот же М. Корф упоминал, что царь перед Рождеством лично выбирал подарки своим близким, посещая магазины⁶⁵³. При этом император за выбранное не расплачивался и не перебирал мелочь в кармане. Понравившиеся товары вписывались в счет, который оплачивался камердинерами из гардеробной суммы Николая I.

Постоянной статьей расходов Николая I были подарки жене – императрице Александре Федоровне. В 1833 г. император приобретал для нее подарки в «модном магазине Циклера» трижды. Как правило, это были модные женские шляпки. При этом император их сам не выбирал, этим занималась фрейлина императрицы Султелен, а Николай Павлович только оплачивал выбранные квалифицированной фрейлиной женские вещи. Так, в мае 1833 г. были приобретены дамские головные уборы за 710 рублей⁶⁵⁴. Самая крупная сумма в 2218 рублей пошла на покупку «разных уборов для дня рождения ее императорского величества». Также на Рождество за 419 рублей были куплены очередные дамские головные уборы.

В разные годы подарков могло быть больше или меньше, к тому же кроме шляпок царь приобретал и другие женские вещи. В 1835 г. Николай Павлович сначала оплатил купленную для императрицы в Английском магазине материю (40 рублей), затем изготовленную белошвейкой Жаксон «вставку для платья» (108 рублей). С 1835 г. Николай I начал дарить к праздникам «дамские уборы» своим старшим дочерям Марии и Ольге. В 1836 г. подарков для женской половины семьи было куплено на 4167 рублей 60 копеек («разные дамские уборы», «разные головные уборы», «разные платья для ее величества»). В 1839 г. для императрицы в Берлине за 400 талеров (1318 рублей ассигнациями) были приобретены «золотые головные уборы»⁶⁵⁵.

Иногда в модном магазине вещи выбирались и для других женщин. В мае 1834 г. он оплатил (1400 рублей) «бархатное платье, шитое золотом», которое императрица попросила приобрести для фрейлины Султелен. Видимо, это был прощальный подарок фрейлине, поскольку с 1835 г. покупками для императрицы стала ведать камер-фрау Клюгель, приехавшая из Германии с императрицей еще в 1817 г. Тогда же в магазине был взят «по повелению его величества один верховой хлыстик для княгини Юсуповой» за 185 рублей. В 1839 г. очередной «хлыстик» обошелся царю уже в 1200 рублей.

Лично императором или по его поручению в магазинах также покупались сущие пустяки. Как правило, эти приобретения делались в очень дорогом Английском магазине. В марте 1833 г. «за купленную в Английском магазине табакерку его величеством» было уплачено 325 рублей, в мае за взятые камердинером «по повелению его величества» зонтик и веер – 522 рубля 50 копеек, в декабре «за взятую лично его величеством золотую с эмалью табакерку» – 850 рублей.

В 1839 г. среди прочего император лично приобрел в Английском магазине «книгу для прихода и расхода гардеробной суммы» за 20 рублей. Именно в этой книге, зеленого сафьяна, с тиснением и золотым обрезом, велись расходные записи за 1840 г. Как это ни парадоксально, но российский император Николай I в Английском магазине пользовался пятипроцентной скидкой. Видимо, как «выгодный клиент». Набрав в сентябре 1839 г. товаров на сумму 1620 рублей (хлыстик и браслет), он заплатил «всего» 1539656. Кроме того, император получал для себя и памятные вещи. В апреле 1840 г. в Английский магазин «за взятые из оного лично его величеством бриллиантовый перстень за 200 рублей и кольцо с портретом его величества императора Александра… за 30 рублей» было отправлено 230 рублей. Последний раз Николай Павлович делал покупки в Английском магазине в мае 1853 г., когда за женские шелковые чулки и карандаши он заплатил 196 рублей 20 копеек.

Как только великим князьям исполнялся 21 год, в их распоряжении оказывались весьма крупные денежные средства, позволявшие им вести тот образ жизни, который диктовался их положением. Когда Николай II был еще наследником российского трона, он мог позволить себе делать дорогие подарки М. Ф. Кшесинской. По словам весьма знающей балерины, «подарки были хорошие, но не крупные. Первым его подарком был золотой браслет с крупным сапфиром и двумя большими брильянтами»⁶⁵⁷. Затем цесаревич не только решил «жилищный вопрос» своей фаворитки, купив ей дом⁶⁵⁸, но и подарил ей на новоселье «восемь золотых, украшенных драгоценными камнями, чарок для водки»⁶⁵⁹.

После того как цесаревич Николай Александрович превратился в Николая II, в его распоряжении оказались огромные средства. Об их масштабе свидетельствует тот факт, что в 1898 г. во время голода он из личных средств выделил 500 000 рублей⁶⁶⁰.

Естественно, современники пытались оценить уровень богатств российского монарха. Точных данных у них не имелось, но было очевидно, что размеры состояния императорской семьи огромны. Одна из современниц, со ссылкой на генерал-майора Н. В. Клейгельса, зафиксировала в дневнике (25 августа 1906 г.): «Клейгельс сказал, что по счету богатства царь стоит вторым, что богаче его один американец, что у царя больше миллиарда»⁶⁶¹. Однако это были весьма умозрительные оценки.

Довольно подробно о состоянии Романовых писал в мемуарах великий князь Александр Михайлович. Во-первых, он отмечал, что значительная часть заключалась в недвижимости: «В удельные имения входили сотни тысяч десятин земли, виноградники, охоты, промыслы, рудники, фруктовые сады и пр., приобретенные главным образом во второй половине восемнадцатого столетия прозорливой Екатериной II. Порядок управления удельными имениями был регламентирован императором Павлом I. Общая стоимость этих имуществ достигала ста миллионов рублей золотом и не соответствовала их сравнительно скромной доходности, едва достигавшей 2 500 000 рублей в год»⁶⁶².

Во-вторых, в различных банках Европы Романовы держали значительные вклады. Следует подчеркнуть, что сам факт размещения крупного вклада носил политический характер. После того как в конце 1880-х гг. Александр III начал политическое сближение с Францией, из берлинских банков стали постепенно изыматься российские капиталы, которые переводились в банки Франции и Англии, политических союзников России по Антанте.

Надо отметить, что тема «золота Романовых» волновала не только современников, но и потомков. Весьма меркантильный великий князь Александр Михайлович, женившийся на младшей сестре Николая II, «был в курсе» этого вопроса, однако его информация о заграничных вкладах, естественно, весьма скупа. Он упоминал, что «со времени царствования императора Александра II» российские монархи держали в лондонском банке «двадцать миллионов стерлингов»⁶⁶³. Но к 1917 г. все эти деньги были потрачены. Кроме этого, великий князь упоминал, что на текущем счету в том же английском банке хранилось порядка 200 000 000 рублей. Эти деньги были также потрачены в годы Первой мировой войны. Отметим, что великий князь упомянул только о потраченных активах, хранившихся в банках Европы, не сказав об активах сохранившихся, которые наверняка имелись.

Великий князь Александр Михайлович и великая княгиня Ольга Александровна упоминали в своих мемуарах об одном и том же примечательном «денежном» факте. По утверждению Александра Михайловича, министр императорского двора граф В. Б. Фредерикс «вопреки приказаниям государя незадолго до войны перевел за границу принадлежавшее государевым детям состояние. В качестве места хранения Фредерикс избрал Берлин». Он указывал и сумму, размещенную в берлинском банке, – 7 000 000 рублей⁶⁶⁴.

Ольга Александровна писала об этой финансовой операции: «Перед 1914 г. министр финансов вместе с двумя ведущими банкирами, вопреки желанию императора, вложили все эти средства в немецкие ценные бумаги. Императора заверяли, что средства размещены надежно и крайне выгодно. В годы войны все пропало»⁶⁶⁵.

С трудом можно поверить в то, что столь крупная сумма «детских денег» была размещена в Берлине «вопреки приказаниям государя». Таким уровнем принятия самостоятельных решений по финансовым вопросам В. Б. Фредерикс, конечно, не обладал. Однако оба мемуариста, очень близко стоявшие к императорской семье, пишут об этом. В таком случае подобное решение могла принять только императрица Александра Федоровна, которая контролировала семейные финансы и могла пойти в этом вопросе «вопреки желанию императора».

В-третьих, коронные драгоценности императорской семьи оценивались в колоссальные суммы. Тот же Александр Михайлович писал: «Мертвый капитал» императорской семьи оценивался в сумму 160 000 000 рублей, соответствующую стоимости драгоценностей Романовых, приобретенных за триста лет их царствования»⁶⁶⁶.

По словам мемуариста, годовой совокупный доход Николая II составлял порядка 20 000 000 рублей⁶⁶⁷. Однако, несмотря на серьезные размеры этой суммы, не менее значительными были и расходы императорской семьи.

Во-первых, крупной статьей расходов были средства, направляемые на содержание многочисленных резиденций, музеев и парков. Помимо малых императорских резиденций, которые были разбросаны по всей России, Министерству двора приходилось содержать пять больших дворцов (Зимний, Гатчинский, Петергофский, Екатерининский и Александровский). Немаловажной статьей расходов было и содержание императорских театров. По словам великого князя Александра Михайловича: «Несмотря на свое мировое имя и неизменный успех, императорский балет отнюдь не являлся доходным театральным предприятием, и все пять императорских театров приносили убытки. Этот дефицит покрывался из средств Министерства двора и уделов. Чтобы высоко поддерживать знамя русского искусства, императорской семье надо было ежегодно расходовать 2 миллиона рублей. В 1905 г. к числу субсидируемых Министерством двора театров прибавилась еще и балетная труппа С. Дягилева»⁶⁶⁸.

Во-вторых, огромные средства продолжали расходоваться на стремительно разраставшуюся императорскую семью. Из удельных сумм каждому великому князю полагалась ежегодная рента в 200 000 рублей. Каждой из великих княжон полагалось в случае замужества приданое в размере 1 000 000 рублей. Каждый из князей или княжон императорской крови получал при рождении капитал в 1 000 000 рублей. Свадьбы, как и рождение детей, было довольно трудно спрогнозировать. «Эти значительные суммы очень часто расстраивали все сметные предположения, так как выдача их зависела от непостоянного числа великих князей, от числа браков и рождений в императорской фамилии»⁶⁶⁹.

В-третьих, жалование дворцовой прислуги также требовало значительных затрат. Кроме самого жалования вся прислуга получала различные выплаты: на питание, обмундирование, вышедшие в отставку – пенсии. «Гофмаршал, церемониймейстеры, егеря, скороходы, гоф– и камер-фурьеры, кучера, конюхи, метрдотели, шоферы, повара, камер-лакеи, камеристки и прочие – все они ожидали два раза в год подарков от царской семьи: на Рождество и в день тезоименитства государя. Таким образом, ежегодно тратилось целое состояние на золотые часы с императорским вензелем из бриллиантов, золотые портсигары, брошки, кольца и другие драгоценные подарки»⁶⁷⁰.

В-четвертых, на императора обрушивался целый вал прошений с просьбами о материальном вспомоществовании. Подчас Николай II шел даже на нарушение сложившейся юридической практики, вызволяя из долгов людей, лично ему известных и приятных, людей «своего круга». Бывший министр финансов С. Ю. Витте был вынужден выполнять прямые распоряжения Николая II о негласной выдаче огромных ссуд: «Во время моего последнего всеподданнейшего доклада государь мне приказал выдать из Государственного банка Скалону ссуду в 2 миллиона рублей, прибавив: «Я вас прошу об этом ничего не говорить председателю Совета»⁶⁷¹. Этот Скалон был сослуживцем Николая II по лейб-гусарскому полку. Витте констатировал, что колоссальную ссуду выдали «в нарушение устава банка». Были выплаты и более скромные. Александр Михайлович приводил в пример банальную историю, когда любимый флигель-адъютант Николая II попал в критическую ситуацию, проигравшись в карты. Ему дали 24 часа, чтобы уплатить проигрыш. В результате император выручил офицера, оплатив 25 000 рублей карточного долга⁶⁷².

В-пятых, расходы на благотворительность были выделены «особой строкой» у всех членов императорской фамилии, с самого детства. Александр Михайлович упоминал: «Еще в бытность наследником цесаревичем император Николай II получил от своей прабабушки наследство в 4 миллиона рублей. Государь решил отложить эти деньги в сторону и употребить доходы от этого капитала специально на нужды благотворительности. Однако весь этот капитал был израсходован через три года»⁶⁷³. В результате из 20 000 000 рублей «на личные нужды государю оставалось ежегодно около 200 тысяч рублей, после того как были выплачены ежегодные пенсии родственникам, содержание служащим, оплачены счета подрядчиков по многолетним ремонтам во дворцах, покрыт дефицит императорских театров и удовлетворены нужды благотворительности»⁶⁷⁴. Однако эти громадные расходы были необходимы. «Крайне скромный и простой в своей частной жизни, царь должен был в таких случаях подчиняться требованиям этикета. Правитель одной шестой части земного шара мог принимать своих гостей только в атмосфере расточительной пышности»⁶⁷⁵.

Следует отметить, что в императорской семье существовала прочная традиция благотворительных базаров, на которых собирались значительные суммы, шедшие целевым назначением на крупные благотворительные проекты. Например, в 1911, 1912, 1913 и 1914 гг. императрица Александра Федоровна организовала в Ялте четыре больших базара в пользу туберкулезных больных, которые принесли «массу денег»⁶⁷⁶.

Если говорить о семье Николая II, то у императора, его жены и детей практически не имелось ни возможности, ни необходимости расплачиваться наличными деньгами. Поэтому представление о ценности денег у них было достаточно абстрактное. Особенно это было характерно для Николая II. А. А. Вырубова, описывая «походы по магазинам» императорской четы, упоминала, что император, выбирая какую-либо вещь, «брал, что ему нравилось, не спрашивая о цене: о деньгах он понятия, конечно, никакого не имел, так как был сын и внук царя, и все уплачивалось за него Министерством двора»⁶⁷⁷. При посещении Федоровского собора члены императорской семьи по традиции опускали «денежку» к кружку. На эти пожертвования Николаю II «выдавались» раз в месяц четыре золотые десятки. Однако, как это часто бывает, деньги как-то заканчивались раньше срока, и тогда император был вынужден «перехватывать до получки» у своей жены, императрицы Александры Федоровны⁶⁷⁸.

Членам императорской фамилии, как и обычным людям, нравилось «заниматься шопингом». Следует заметить, что именно этим, казалось бы, недавно вошедшим в массовый обиход термином они обозначали свои походы по магазинам. В январе 1875 г., находясь в Париже, великий князь Сергей Александрович записал в дневнике: «…потом пойти shopping, что меня очень прельщает»⁶⁷⁹. Но shopping члены императорской семьи позволяли себе, как правило, только за границей. Сестра Николая II Ольга Александровна вспоминала, как она со своей няней ходила по магазинам в Копенгагене: «Оставив экипаж где-нибудь в предместье, бродили пешком; заходили в какую-нибудь лавку. Никогда не забуду того волнения, которое я испытывала, когда впервые в жизни могла гулять по улице, разглядывая витрины магазинов, зная при этом, что могу войти в любой и купить всё, что мне заблагорассудится. Это было больше чем удовольствие!»⁶⁸⁰

Мемуаристы рассказывали, как в первые годы супружеской жизни Николай II и Александра Федоровна в Германии или Дании с удовольствием посещали магазины, накупая всякой всячины. Но инкогнито удавалось сохранить не всегда. Когда за спиной коронованной четы вырастала любопытствующая толпа, вся прелесть хождения по магазинам пропадала.

Эти походы по магазинам высоко ценились царственными покупателями, поскольку позволяли приобрести не то, что положено, исходя из сложившихся прецедентов, а то, что хотелось. Так, А. А. Вырубова описывала эпизод, когда Николай II пожаловался ей, что страстно желает получить цветные носки к своему теннисному костюму. Когда изумленная собеседница спросила, в чем, собственно, проблема, император ответил, что как только он подумает, сколько людей будет вовлечено в совершение этой пустяковой покупки, сколько будет недоуменно поднятых бровей и пожиманий плечами, то у него моментально пропадает всякое желание отдать соответствующее распоряжение. По его словам, требовалось как минимум десять человек, чтобы у него появились новые теннисные носки. Когда Вырубова на следующий день подарила ему вожделенные цветные носки, которые она купила в ближайшем магазине, царь был просто счастлив.

Последний раз императрица Александра Федоровна ходила по магазинам у себя на родине в Дармштадте в 1910 г. А. А. Вырубова упоминала: «Императрица ездила с дочерьми в Наугейм, любовалась магазинами и иногда заходила в них что-нибудь купить»⁶⁸¹.

Какова же была личная сумма ежегодных расходов императора Николая II? Сколько денег он тратил на приобретение одежды, обуви и других личных предметов?

Средства на это шли из так называемых комнатных денег. Начальник канцелярии Министерства императорского двора А. А. Мосолов упоминал, что ежегодная комнатная, или гардеробная, сумма при Николае II составляла порядка 40 000 рублей. Он писал, что «раньше этими деньгами распоряжались камердинеры императора. Граф Воронцов-Дашков, заметив, что при этих выдачах допускаются неумелость, а кроме того, по введении «охраны государя» доступ посетителям во дворец стал недоступен», эти деньги перешли в ведение чиновников канцелярии Министерства двора⁶⁸². Поэтому А. А. Мосолов, возглавлявший эту канцелярию, был в курсе.

У каждого члена царской семьи существовал свой бюджет комнатных денег. Суммы были разные и зависели от разных факторов. Так, сумма Николая II, судя по архивным документам, была относительно невелика – от 20 до 75 тысяч рублей в год. Общая сумма «императорского кошелька» постоянно менялась. Так, если в 1903 г. в его распоряжении находилось 44 694 рубля 19 копеек, то к 1916 г. она сократилась до 21 385 рублей 65 копеек. Особенно умиляют эти копейки. В общей сумме императорских расходов личные расходы занимали довольно незначительную долю – порядка 15–20 %. При этом в период Первой мировой войны, когда царь не снимал гимнастерку, выполняя обязанности Верховного главнокомандующего, личные расходы сократились до 10 %.

Говоря о структуре ежегодных расходов императрицы Александры Федоровны, необходимо отметить, что ее бюджет многократно превосходил бюджет Николая II. Так, в 1916 г. общий годовой бюджет императрицы составил 231 959 рублей 77 копеек. А бюджет Николая II – только 21 385 рублей. Столь значительная разница была обусловлена рядом причин. Прежде всего кроме обычного годового бюджета в распоряжении императора находились очень крупные средства Собственного его императорского величества кабинета⁶⁸³. А у императрицы других финансовых источников не существовало. Следует также иметь в виду, что русские императрицы «по должности» широко занимались благотворительностью, которая требовала крупных сумм.

Дочери располагали суммами, сопоставимыми с комнатными деньгами Николая II, – 33 000 рублей. А наследник-цесаревич Алексей получал ежегодно 100 000 рублей. Большая часть детских денег не тратилась. Остатки этих средств возвращались в так называемую экономическую сумму, то есть накопительный фонд каждого из членов царской семьи.

Необходимо подчеркнуть, что бол ьшая часть предметов приобреталась у проверенных многолетних поставщиков, которые поставляли одежду, обувь и другие вещи еще деду Николая II. Личные вкусы царя и его предпочтения часто не совпадали с представленными образцами поставщиков. Но выше личных вкусов царя были традиция, прецедент, которым он послушно следовал. Требования приличия подавляли его личные вкусы, и случаев «бунта» с его стороны практически не было. Во многом это обусловливалось тем, что смена придворного поставщика неизбежно порождала бесконечные бюрократические проблемы. Например, Николай II фактически не вмешивался в формирование своего гардероба. Он просто приказывал подготовить ему определенный костюм или мундир, а детали прорабатывались его камердинером и другими специалистами.

Николай II не был расточительным человеком. Он годами носил одни и те же вещи, предпочитая латаные и штопаные, но привычные детали туалета. Это, конечно, усложняло жизнь его камердинерам. И лишь в одном император не мог себе отказать. Как и все Романовы, он страстно любил военную форму. В его платяных шкафах хранились сотни мундиров. Он практически постоянно носил военную форму, даже дома, среди близких ему людей. Фотографий Николая II в гражданских костюмах очень мало, и большая их часть сделана во время европейских вояжей императора.

Структура расходов царя также постепенно менялась. Если в 1903 г. Николай II больше тратил на себя – 19,37 %, а на различные «экстренные» пособия слугам приходилось 21,38 % и на «случайные» расходы – 19,24 %, то к 1913 г. личные расходы сократились до 14,89 %. Видимо, к этому времени внешний облик 45-летнего царя окончательно сложился, затраты на одежду уменьшились, как и стало меньше желаний. К 1916 г. личные расходы продолжали сокращаться (9,88 %). Это вполне объяснимо. Николай II постоянно носил военную форму, а обязанности Верховного главнокомандующего практически не оставляли свободного времени. Именно во время войны самыми значительными статьями расходов стали «пособия семействам» (23,20 %) и «экстраординарные пожертвования» (20,29 %). Вместе с тем, несмотря на войну, царь достаточно много денег потратил по статье «картины и другие произведения искусства» (20,30 %).

Как и все обычные люди, император приобретал обувь. Всего в 1903 г. за различные ботинки было выплачено 1243 рубля 75 копеек. Обувь к императорскому двору, а также ко дворам великих князей и княгинь поставляла весьма солидная фирма «Ситков и сыновья», имевшая магазины в Санкт-Петербурге на улице Большой Морской, 28, и в Москве на Тверской улице, 15. За год, с августа 1902 г. по август 1903 г., фирма трижды подвозила для Николая II обувь, в общей сложности – пятнадцать пар⁶⁸⁴. Большая часть этих ботинок была предназначена для длительных пеших прогулок, которые столь любил Николай II. Кстати, эта же фирма ремонтировала стоптанные каблуки императорской обуви.

Поскольку все Романовы считали себя офицерами и постоянно носили военную форму, для царя приобреталось множество предметов военного обихода. Как правило, военная форма заказывалась у известного петербургского портного Николая Ивановича Норденштрема. Это был купец 1-й гильдии, поставщик императорского двора. Его магазин находился на Невском проспекте, 43. Н. И. Норденштрем поставлял военную форму и великому князю Сергею Александровичу. С 1884 по 1895 г. его доход на военной форме только Сергею Александровичу составил 14 500 рублей. Первые его поставки великому князю относятся еще к 1877 г. Только с декабря 1902 г. по декабрь 1903 г. магазин Норденштрема привез ему 15 предметов и два комплекта военного обмундирования на сумму в 1572 рубля⁶⁸⁵. Этот же портной принимал царские мундиры в чистку и ремонт. Наряду с мундирами приобреталась и соответствующая военная атрибутика. Так, в военном магазине М. И. Скосырева, продававшего форменную одежду для офицеров, в 1903 г. для императора были приобретены товары на сумму 1234 рубля 90 копеек, в основном мелочи: два шарфа, семь фуражек различных полков, форменные ремни, кокарды для фуражек, пряжки для сабли, эполеты и т. д.

Морская и гражданская одежда закупалась у фирмы «Генри», которой владел гражданин Швейцарии Генри Фолленвейдер. Его магазин находился на Большой Морской, 18. Поставки Фолленвейдером морской и гражданской одежды ко двору начались с 1895 г. С апреля по август 1903 г. у него было приобретено16 предметов на сумму 1043 рубля⁶⁸⁶. В этом же магазине чистили и ремонтировали фраки, стирали царские жилеты. Здесь царю были расставлены шесть пальто и 11 брюк, что также свидетельствует о том, что император набирал вес.

Значительные расходы были связаны с поддержанием достойного внешнего вида царя. Именно на рубеже веков формировался столь привычный для нас облик Николая II. За 1903 г. расходы на услуги парикмахера Г. Маулла составили 795 рублей 55 копеек. Стирка рубашек обошлась еще в 688 рублей 05 копеек. Общая сумма (1483 рубля 60 копеек) весьма значительна и вполне сопоставима с расходами на обувь и одежду.

Как набегала столь серьезная сумма, становится ясно из множества счетов, выставленных этим же парикмахером в 1913 г. (январь – декабрь). Примечательно, что этот парикмахер, по крайней мере, десять лет регулярно подстригал царя. Как правило, император вызывал его к себе из Петербурга два раза в месяц. Стрижка обходилась в 10 рублей, и еще 3 рубля составляли издержки на поездку парикмахера в Царское Село. В мае 1913 г. император стригся трижды, поскольку в это время состоялся его визит в Берлин. Также при царе находились и дворцовые парикмахеры, к услугам которых он периодически прибегал. Общие затраты в 1913 г. на парикмахера и «специалистку по рубашкам» составили 688 рублей 25 копеек.

У этого же парикмахера покупались и различные мелочи: ножницы, туалетная вода, пакетики с сухими духами, подтяжки для носков, носки дюжинами, одеколон, гребенки для волос.

Стиркой и «ремонтом» рубашек царя с 1881 г. занималась Клара Г. Коффевр. Она же вышивала монограммы на рубашках и стирала царские носки. Так, стирка 36 пар стоила дворцовому ведомству всего 5 рублей 40 копеек. При случае почтенная Клара занималась и сорочками императрицы Александры Федоровны. Семья была действительно экономной, поскольку на рубашках «ремонтировались» не только воротнички, но и рукава. У поставщиков императорского двора приобретались также шляпы и перчатки.

Императрица Александра Федоровна совсем иначе относилась к деньгам. Она умела считать их, поскольку выросла в относительно скромно обеспеченном аристократическом семействе. Гессенский дом был беден и во многом полагался на финансовую помощь британской королевы Виктории, которая приходилась Алисе бабушкой. Аликс была с детства приучена к скромному повседневному быту. И хотя ее материальное положение после замужества совершенно изменилось, но привычки сохранялись на протяжении всей жизни. Надо подчеркнуть, что до вступления в брак собственных финансовых средств у нее не было. Если бы не блестящее замужество, она бы так и осталась на иждивении своих родственников. Ее финансовое положение еще сильнее осложнилось, когда ее старший брат – великий герцог Гессенский женился, и ежегодное пособие Аликс стала контролировать жена брата.

Со вступлением в российскую императорскую семью в распоряжении Александры Федоровны оказались запредельные для нее финансовые средства. Поначалу она воспринимала широкие траты, столь обычные для российского императорского двора, настороженно, постепенно привыкая к суммам счетов. Но и получив со временем рычаги управления финансами семьи, она продолжала относиться к каждому рублю, как к последнему в семейном кошельке. Александра Федоровна всегда помнила о том, что в любой момент может наступить черный день, поэтому весьма трепетно относилась к драгоценностям, понимая, что их компактность и огромная ценность в случае чего могут выручить семью. Она имела кошельки в буквальном смысле. В фондах Петергофского музея хранится портмоне с вензелем императрицы Александры Федоровны⁶⁸⁷.

Ее скупость была широко известна и проявлялась в самых различных вещах. Например, она дарила своим дочерям на дни рождения по крупной жемчужине с тем, чтобы к совершеннолетию у них набрались ожерелья. Министру императорского двора только с помощью Николая II удалось убедить императрицу, что выгоднее сразу купить целое жемчужное ожерелье и рассыпать его на подарки, чем покупать ежегодно по жемчужине, подбирая их по цвету, форме и размеру. А. А. Вырубова упоминала: «Все великие княжны в шестнадцать лет получали жемчужные и бриллиантовые ожерелья, но государыня не хотела, чтобы Министерство двора тратило столько денег сразу на их покупку великим княжнам, и придумала так, что они два раза в год, в дни рождения и именин, получали по одному бриллианту и по одной жемчужине. Таким образом, у великой княжны Ольги Николаевны образовалось два колье по тридцать два камня, собранные для нее с малого детства»⁶⁸⁸.

Фрейлина императрицы С. К. Буксгевден вспоминала, что императрица «не любила бросать денег на ветер. У всех великих княжон было большое состояние. Но на руки им выдавали ежемесячно лишь по два фунта, предназначавшихся для покупки почтовой бумаги, духов, необходимых подарков и т. п. Разумеется, им не приходилось самим оплачивать свои наряды – это делали их родители. Благодаря такой умеренности девочки должны были научиться думать, прежде чем тратить… Таким образом, принцессы, по замыслу своей матери, должны были узнать цену деньгам – вещь, весьма труднодоступная для девушек из высшего общества. Однако этикет препятствовал принцессам посещать любые магазины (за исключением небольших лавочек в Царском Селе и Ялте), поэтому девушки никогда не представляли себе истинной стоимости различных вещей»⁶⁸⁹.

А. А. Вырубова писала: «Государыня знала цену деньгам и потому была бережлива. Платья и обувь переходили от старших великих княжон к младшим. Когда она выбирала подарки для родных или приближенных, она всегда сообразовывалась с ценами»⁶⁹⁰.

Со свойственным ей педантизмом Александра Федоровна старалась контролировать все многочисленные расходы семьи. К 1917 г. она располагала блестяще подобранной коллекцией ювелирных изделий на баснословную сумму. По некоторым оценкам, ее стоимость составляла около 50 миллионов долларов в ценах 1917 г. Интересно, что драгоценности императрица хранила в своей спальне в Александровском дворце Царского Села.

Большая часть ювелирной коллекции Александры Федоровны была составлена из подарков родственников. Ежегодно на различные праздники она получала подарки от мужа, тещи и многочисленных родственников. Николаю II импонировала слабость жены к ювелирным украшениям. Императрица умела произвести впечатление, появляясь на официальных выходах в бриллиантах. При этом С. К. Буксгевден отмечала, что Александра Федоровна «никогда не опустошала Государственного казначейства неумеренными тратами и покупкой дорогих украшений». Самыми любимыми камнями императрицы были относительно недорогие аметист и аквамарин⁶⁹¹.

О ювелирной коллекции императрицы мало кто знал. Блистать в обществе она не любила, регулярно пренебрегая даже обязательными официальными церемониями. Поэтому к весне 1917 г. Временное правительство не имело точных сведений о структуре и ценности ювелирной коллекции императрицы. «Временные» просто попросили передать драгоценности «на сохранение» новым властям.

Она передала то, о чем было хорошо известно, – знаменитые пасхальные яйца мастеров К. Фаберже и ряд изделий, которые с трудом поддавались транспортировке. А поскольку у Временного правительства начали стремительно нарастать политические проблемы, то Александре Федоровне удалось сохранить практически всю свою коллекцию драгоценностей, которая и была вывезена в Тобольск, а затем в Екатеринбург⁶⁹².

Конечно, расходы императрицы не ограничивались интересом к ювелирным изделиям, но данные о них крайне отрывочны. Надо заметить, что статья «личные расходы» у царственных супругов вполне сопоставима: Николай II – 8657 рублей 35 копеек в 1903 г. и 10 841 рубль 50 копеек в 1913 г.; Александра Федоровна в 1913-м – 6000 рублей. В процентном отношении личные расходы императрицы колебались в пределах 2–3 % от общей суммы ее бюджета. Много тратила она на подарки (более 23 %), которые должны были быть поистине «царскими». В отличие от бюджетных статей Николая II у Александры Федоровны была отдельная статья расходов на «туалет и гардероб», на которую постоянно выделялась очень крупная сумма – 40 000 рублей (15–17 % бюджета). Статья «экстраординарные расходы», достигавшая 33 %, позволяла императрице достаточно свободно решать возникающие финансовые проблемы.

Первая мировая война несколько изменила структуру расходов императрицы. Хотя всю войну она практически не снимала костюм сестры милосердия, тем не менее ее траты на одежду от самых модных модельеров того времени не уменьшились ни на рубль. Зато резко сократились расходы на подарки (с 23 % до 11 %), как и денежные субсидии обслуживающему персоналу. Свидетельством военного времени были резко возросшие в 1915 г. расходы на лазарет императрицы, которые составили 23 098 рублей 49 копеек (10,14 %).

Императорские дети также имели свои бюджеты, со своей детской, но вполне материальной спецификой. В 1910 г. бюджет, отпущенный на содержание третьей дочери царя – великой княжны Марии Николаевны, составил 33 000 рублей. Деньги распределялись по различным обязательным статьям, например, пенсии, пособия, денежные выплаты слугам на праздники, жалование преподавателям, пожертвования, учебники и пособия, а также туалет и гардероб. Но реальные расходы Марии Николаевны в этом году составили 18 397 рублей 56 копеек. Остальные деньги были переданы в так называемую экономическую сумму, чтобы увеличить ее капитал или быть потраченными позже на экстренные нужды.

Немалый интерес представляет расшифровка некоторых из статей расходов великой княжны. Так, по статье «Пенсии» за год был истрачен 481 рубль 99 копеек. Эта статья предназначалась для всех тех, кто когда-либо обслуживал девочку. Конкретно средства были истрачены на следующие пенсии: кормилице Марии Кузьминой – 132 рубля; вдове педиатра – 100 рублей; первой няне, англичанке мисс Эггер, – 249 рублей 99 копеек. Каждая сумма составляла только четвертую часть пенсии, остальные три четверти выплачивались из средств Анастасии, Ольги и Татьяны.

Денежные выплаты на праздники составили за год 548 рублей 33 копейки. На подарки было потрачено всего 175 рублей. Это стоимость брошки. На пособия ушло 80 рублей. Пожертвования составили 71 рубль.

Самой значительной частью расходов 11-летней великой княжны были затраты на оплату жалования ее преподавателей. На эти цели за 1910 г. было израсходовано 7636 рублей 45 копеек. Причем эти затраты составляли долю только одной великой княжны.

Второе место по значимости составили расходы на одежду и обувь – 6307 рублей 37 копеек. География поставщиков была преимущественно петербургской. Заграничными поставщиками являлись только лондонская фирма «Robert Heath Ltd», которой были заказаны шляпы на 13 рублей 46 копеек, и портной Франк Корер из Дармштадта, сшивший платья за 87 рублей 65 копеек.

В Петербурге трижды за этот год заказывались костюмы и платья для девочек у любимого портного императрицы Бризака. Причем на довольно крупную сумму в 1752 рубля 75 копеек.

Также из портных дважды обращались к Китаеву, который тоже шил для девочек костюмы. Вообще, за период с 22 мая 1909 г. по май 1910 г. портной сшил для великой княжны Марии Николаевны четыре костюма⁶⁹³. Кроме того, Китаев перешивал костюмы. Так, он пришил новый мех и удлинил юбку за 40 рублей. Перешил на Марию старый костюм ее старшей сестры Ольги за 35 рублей. Удлинил рукава пальто за 35 рублей, переделал жакет за 7 рублей.

Члены императорской фамилии на протяжении почти сотни лет являлись постоянными покупателями Английского магазина. В нем для Марии Николаевны приобретались самые разные вещи – от губок (51 рубль 28 копеек) до чулок и свитеров (175 рублей 80 копеек).

Одежда для девочек покупалась также в магазине «Dalberg». Обувью великих княжон обеспечивал Генри Вейс.

Порядок приобретения вещей для царских детей соблюдался неукоснительно. Поскольку у каждого из них был свой бюджет, то любая вещь оплачивалась только из собственных сумм. Даже мелочи. Если вещи приобретались сразу для всех детей, то каждый из них оплачивал пятую часть общей суммы. Естественно, дети денег в руках не держали, поскольку существовала гофмейстерская часть, полностью бравшая на себя все хозяйственные заботы императорской семьи.

Самый маленький в царской семье – наследник цесаревич Алексей по своему положению имел самый большой ежегодный бюджет в 100 000 рублей. Конечно, из них мальчиком тратилась самая малая часть, и оставшиеся деньги по установившемуся порядку переводились в экономическую сумму наследника. Ребенок постоянно болел, и все врачи, лечившие его, оплачивались из этих денег. Когда суммы на лечение начали выходить за привычные рамки, прижимистая Александра Федоровна устроила так, чтобы врачи оплачивались из средств Министерства императорского двора.

Значительные средства шли придворной прислуге, которая персонально занималась цесаревичем. Всего из денег Алексея жалование выплачивалось десяти слугам: двум няням, двум горничным⁶⁹⁴, двум лакеям⁶⁹⁵, трем чернорабочим – «кухонным мужикам»⁶⁹⁶ и «дядьке» цесаревича – Андрею Ереемевичу Деревенько⁶⁹⁷.

К 1910 г. дочери уже выросли, и няня требовалась только Алексею. Его няней была Мария Вишнякова, которая вырастила всех царских дочерей. В 1910 г. жалование Вишнякова получала из бюджета Алексея в размере 2000 рублей. Помощнице Вишняковой – Александре Тепловой платили 1200 рублей.

Со временем расходы на штат увеличивались. В 1916 г. 14-летнему наследнику уже не требовались няни, но «дядька» А. Е. Деревенько перешел на должность камердинера цесаревича с жалованием 360 рублей в год, и у него даже появился помощник, также из матросов «Штандарта», – Климентий Нагорный с жалованием в 240 рублей в год.

На одежду цесаревича ежегодно уходило от 2500 до 4000 рублей. При этом поставщики были те же, что и у девочек. Как и для сестер Алексея, портной Китаев перешивал для мальчика вещи, из которых тот уже вырос. Например, он перешил меховой полушубок наследника (новым мехом удлинил полушубок и вшил новую ткань в обтрепавшиеся манжеты), два казачьих бешмета и удлинил 16 штанов. Поскольку все эти работы требовали многочисленных примерок, то Китаев с января по июнь 1910 г. посетил цесаревича в Ливадии, Петергофе и Царском Селе 27 раз.

Поставщик императорского двора – М. И. Скосырев с декабря 1909 г. по декабрь 1910 г. поставил цесаревичу семь комплектов морской формы с зимними головными уборами и 24 кокарды. Он «растянул» две фуражки и одну папаху. Всего услуг и товаров у него было приобретено на 214 рублей 50 копеек.

В Английском магазине традиционно покупались самые разнообразные вещи, среди них – шесть пальто для наследника, две гребенки и различные ткани. Так, эластичные чулки для цесаревича обошлись в 51 рубль 28 копеек. На свитера и ряд мелочей было истрачено еще 187 рублей 10 копеек.

Обувь для цесаревича Алексея Николаевича, как и для его сестер и родителей, покупалась в обувном магазине Генри Вейса, который поставлял ее и вдовствующей императрице Марии Федоровне, и греческому королю. В Петербурге его магазин располагался на Невском проспекте, 66, а в Москве – на Кузнецком мосту. Эта респектабельная фирма просуществовала с 1880 по 1917 г. О качестве предлагаемого товара свидетельствовали гран-при, полученные на выставках в Париже в 1900 г. и Реймсе в 1903 г. Ассортимент обуви отличался разнообразием.

Были и траты «по мелочам». Так, комнатная девушка Тегелева сшила для цесаревича несколько блуз и получила за работу 5 рублей 50 копеек.

В 1910 г. на пенсионные выплаты из бюджета Алексея было израсходовано 496 рублей. В основном это были пенсии первым кормилицам Алексея – Негодовой-Крот, Ивановой, Кошельковой и Зиновьевой. Также в пенсионные выплаты вошла пятая часть (вместе с сестрами) отчислений вдове педиатра царских детей – доктора Коровина.

Императорский бизнес

На протяжении XVIII – первой половины XIX в. непосредственное окружение императоров в весьма незначительной степени было вовлечено в коммерческую деятельность. Это обусловливалось рядом причин. Во-первых, приближенные императорской семьи были людьми весьма состоятельными и занимали солидные посты, в достаточной степени их обеспечивавшие. Во-вторых, вне зависимости от степени материального благосостояния власть сама по себе, особенно в России, всегда являлась источником богатства. Слухи о мздоимстве крупных чиновников, руководителей департаментов не были столь уж большой редкостью. И они имели под собой основание. Следовательно, сама принадлежность к властной элите открывала столь блестящие перспективы для личного обогащения, что занятие непосредственно коммерческой деятельностью считалось излишним.

Дворянство, веками строившее свое материальное благосостояние на основе крепостнической собственности, традиционно рассматривало коммерческую деятельность как малосовместимое с дворянским статусом занятие. Хотя это, конечно, не исключало участия дворян в коммерческих проектах.

Тем не менее к XIX в. сложился порядок, по которому дворянам, активно занимавшимся частным предпринимательством, доступ в придворный штат был полностью закрыт. В свою очередь потомственные дворяне, занимавшие крупные придворные должности, считали для себя занятие коммерцией делом если не постыдным, то малодостойным.

После отмены крепостного права в 1861 г. ситуация начала меняться. Стремительная капитализация страны со всеми ее моральными издержками не могла не пошатнуть привычные стереотипы. Люди становились свидетелями того, как миллионы делались буквально «из воздуха», а многие придворные аристократы при этом были отягощены бесчисленными долгами. Старые дворянские гнезда пустели.

В этой ситуации некоторые придворные попытались идти в ногу со временем. Не всем это удавалось. Неумелые биржевые спекуляции, участие в финансовых пирамидах разорили не одно аристократическое семейство. Придворные начали продавать самое ценное, что у них было, – связи при императорском дворе, влияние на ключевых чиновников, от которых многое зависело. В процесс попытались включиться и некоторые из великих князей, в меру своих «деловых талантов». Несмотря на значительное казенное содержание, многие из великих князей постоянно пребывали в долгах.

Один из осведомленных мемуаристов привел характерный эпизод «великокняжеского бизнеса», ссылаясь на рассказ генерала П. А. Шувалова, который занимал должность шефа жандармов и управляющего III Отделением. Именно к нему, по должности курировавшему борьбу с коррупцией, явился великий князь Николай Николаевич (старший) и обратился с просьбой пролоббировать в комитете министров концессию на строительство железной дороги в пользу определенного лица. Озадаченный генерал сдержанно ответил, что не вмешивается в дела железнодорожных концессий, и затем поинтересовался, зачем великому князю касаться подобных вопросов. Николай Николаевич, ничуть не смутившись, ответил: «До сих пор я никогда не занимался ими, но, видишь ли, если комитет выскажется в пользу моих proteges, то я получу 200 000 рублей; можно ли пренебрегать такой суммой, когда мне хоть в петлю лезть от долгов…» Услышав это незатейливое заявление, генерал поинтересовался: «Ваше высочество, даете ли вы себе ясный отчет в том, что говорите; ведь безупречная репутация ваша может пострадать». На что князь спокойно ответил: «Вот вздор какой, если бы еще я сам принимал участие в решении дела, а то ведь нужно только походатайствовать, попросить.»

Разумеется, П. А. Шувалов не предпринял никаких шагов, но так случилось, что комитет министров принял решение в пользу тех, за кого просил великий князь. Через несколько дней Шувалов встретил великого князя на какой-то торжественной церемонии во дворце. Николай Николаевич благодарно пожал ему руку и с довольной улыбкой указал на свой карман. Мемуарист совершенно справедливо отметил, что великий князь проявил непроходимую глупость «в бизнесе», и «по глупости он только говорил откровенно о том, что тысячи других делали втихомолку»⁶⁹⁸.

Активно «продавалось» и влияние на императора Александра II. Так, по устойчивым слухам, морганатическая жена Александра II – Е. М. Долгорукая (княгиня Юрьевская) за солидные комиссионные беззастенчиво пробивала выгодные для предпринимателей коммерческие проекты. Это раздражало очень многих.

Весьма красочное и достоверное описание придворных «гешефтов» содержится в воспоминаниях того же мемуариста, который ссылался на рассказ князя А. Барятинского⁶⁹⁹, брата знаменитого фельдмаршала.

Поскольку решения о концессиях принимались на самом верху, то предпринимателям были жизненно необходимы люди со связями для лоббирования их интересов. Таким лоббистом известного предпринимателя К. Ф. фон Мекка и стал князь А. И. Барятинский. В это время велась борьба за концессии на строительство Севастопольской и Конотопской железных дорог. В борьбе принимали участие не только предпринимали, но и их высокие покровители. Соперником фон Мекка был предприниматель Н. И. Ефимович, которого поддерживали «либо принц Гессенский, либо Долгорукая». Располагая этими сведениями, фон Мекк отправил Барятинского в Германию – на курорт Эмс, где отдыхала княгиня Долгорукая. В силу ряда причин выйти на Долгорукую князю не удалось, однако в поезде он случайно встретил проигравшуюся в казино графиню Гендрикову, подругу девицы Шебеко, которая «представляла финансовые интересы» Е. М. Долгорукой. Князь Барятинский предложил проигравшейся графине деньги за устройство свидания: «Говорю вам прямо, мне нужно побеседовать с нею об одном предприятии, в котором я принимаю живейшее участие». Графиня немедленно сориентировалась и заявила, что «Долгорукая ничего не смыслит, всеми делами такого рода – к чему таиться – орудует моя belle-souer… Шебеко», и обещала Барятинскому устроить свидание.

Когда свидание состоялось, князь Барятинский был поражен хваткой девицы Шебеко: «Много я видал на своем веку отчаянных баб, но такой еще не случалось мне встречать». Объяснив ей суть дела и выяснив, что близкие к Долгорукой лица действительно поддерживают Ефимовича, князь приступил к переговорам: «Можете ходатайствовать о дороге Севастопольской, – сказала m-me Шебеко, – но Конотопскую мы вам не уступим». Тогда Барятинский предложил Шебеко деньги, и та немедленно оценила свои услуги в полтора миллиона рублей. Эта цифра, приводимая мемуаристом, наглядно показывает уровень взяток, бытовавших при императорском дворе во времена Александра II. Князя Барятинского весьма озадачила названная сумма, поскольку его полномочия ограничивались 700 000 рублей, однако «Шебеко не хотела об этом и слышать». На том «переговорщики» и расстались. Однако через несколько дней Шебеко вышла на Барятинского и согласилась взять предложенные 700 000, но с тем условием, чтобы фон Мекк немедленно, прежде чем состоится решение по Конотопской дороге, выдал им вексель на всю эту сумму, на имя родственника Долгорукой. Барятинский проконсультировался с сопровождавшими его агентами фон Мекка, и те не согласились с предложенным вариантом, поскольку, по их мнению, «партия княжны Долгорукой только хотела усыпить нас, а в сущности не думала нарушить свою сделку с Ефимовичем». В 1990-х гг. это называлось «кинуть».

Тем не менее переговоры с Шебеко продолжились в Петербурге. В них участвовали князь Барятинский, фон Мекк, двое его агентов и «девица Шебеко». В ходе переговоров Шебеко получила телеграмму и показала ее Барятинскому: «Х нам сказал, что Мекк – человек ненадежный; гарантии необходимы». Эту телеграмму показали фон Мекку. Он вспылил и потребовал назвать имя этого Х. На это требование Шебеко «отвечала весьма спокойно… Государь». Барятинский не поверил: «Я заметил Шебеко, что как генерал-адъютант не позволю кому бы то ни было вмешивать его имя в наши дрязги и глубоко возмущен ее выходкой». Совещание было немедленно прервано. Следует заметить, что по законам Российской империи прямое упоминание имени Александра II в данном контексте было делом подсудным.

Вскоре состоялось совещание комитета министров, на котором было принято решение в пользу фон Мекка. На министров давили, однако они провели более выгодный для страны вариант и твердо стояли на своем. Только поэтому не прошла интрига «долгоруковской» партии. Но самым поразительным в этой истории было то, что после получения фон Мекком концессии к нему тотчас же явилась бой-баба Шебеко – за деньгами! Мекк денег не дал. Судя по тому что инженер путей сообщения и предприниматель Карл Федорович фон Мекк умер в 1875 г., описанные «деловые» нравы сложились при императорском дворе уже в первой половине 1870-х гг.⁷⁰⁰

Из этого эпизода следует, что император Александр II был в курсе многомиллионных взяток, получаемых ближайшим окружением. Коррупция при императорском дворе «позднего» Александра II стала самым обычным делом. Мемуарист упоминал, что ему «не раз случалось… слышать, что сам император Александр Николаевич находил вполне естественным, что люди к нему близкие на его глазах обогащались с помощью разных концессий и т. п., – если не одни, так другие, почему же не те, кому он благоволил»⁷⁰¹. И добавлял, что всесильный шеф жандармов, имевший серьезное влияние на царя, П. А. Шувалов, которого называли Петром IV, лишился своей должности и был отправлен послом в Лондон именно потому, что пытался бороться с коррупцией при императорском дворе, символом которой стала княгиня Е. М. Долгорукая.

После гибели императора Александра II ситуация изменилась. Дело в том что Александр III весьма неприязненно смотрел на совмещение государственной службы с предпринимательской деятельностью. В результате в 1884 г. были приняты «Правила о порядке совмещения государственной службы с участием в торговых и промышленных товариществах и компаниях, а равно и общественных и частных кредитных установлениях». Этими правилами запрещалось участвовать в учреждении акционерных обществ и в делах управления ими сановникам, состоявшим «в высших должностях и званиях государственной службы, в должностях первых трех классов и в соответствующих придворных чинах»⁷⁰², то есть в первых и вторых чинах высочайшего двора, равных общегражданским чинам второго и третьего классов. О сановниках, находившихся в придворных званиях, которые давались обладателям общегражданских чинов четвертого класса и ниже, в правилах ничего не говорилось.

Особенно строго за выполнением этих правил следили в Министерстве императорского двора. По свидетельству крупного чиновника Министерства двора В. С. Кривенко, «по отношениям к лицам, занимающим сколько-нибудь значительные должности, ограничение совместительства было особо строгое; в частности в Министерстве двора запрет был положен для всех служащих без исключения»⁷⁰³.

При этом сам же мемуарист приводил различные примеры. Так, по его свидетельству, П. П. Дурново, управляющий Департаментом уделов, «вошел в состав правления вновь возникшего огромного предприятия», но Александр III лично ему это запретил. Точнее П. П. Дурново поставили перед выбором – или отказаться от совместительства, или оставить пост. Дурново обиделся и немедленно подал в отставку. Однако были и исключения. Опять-таки лично Александр III разрешил остаться в правлении Варшавско-Виленской железной дороги управляющему княжеством Ловическим маркизу Вельепольскому⁷⁰⁴.

По данным современных исследователей, этот запрет действительно соблюдался очень строго, вплоть до февраля 1917 г. Такая жесткая позиция была связана и с личностными особенностями Александра III. Порядочному царю претила коммерциализация придворной жизни, которая стремительно набирала темпы в последние годы правления Александра II.

Придворные, не подпадавшие под действие «Правил» 1884 г., так или иначе втягивались в коммерческую деятельность. Однако их было очень мало. Среди вторых чинов придворного штата в управлении акционерными обществами и банками участвовали всего пять человек. Их доля на фоне общей численности вторых чинов была столь невелика (3,1 %), что ее можно трактовать как исключение, подтверждающее правило. Но уже в случае с лицами, состоявшими в должности вторых чинов, чине «церемониймейстера» и «должности этого чина», картина была несколько иная, что вполне объяснимо, ведь в правилах 1884 г. об этих придворных отличиях не упоминалось⁷⁰⁵.

Можно констатировать, что в результате для предпринимателей придворная карьера стала совершенно невозможной, между тем как для придворных, если они не являлись чинами двора, предпринимательская карьера оказывалась вполне доступной.

Наряду с придворными чинами попытки вписаться в рыночные отношения предпринимали и представители высшего столичного бомонда. Так, жена принца А. Л. Ольденбургского, Евгения Максимилиановна, являлась собственницей большой конфетной фабрики «Рамон», в которую вложила почти все свое состояние. Однако отсутствие деловой хватки дало себя знать, и дела этого предприятия пошли очень скверно. Принцессе грозило банкротство. В этой ситуации принц Ольденбургский обратился к министру императорского двора В. Б. Фредериксу с просьбой о займе из удельного ведомства. Поскольку эта просьба шла вразрез с принципиальными положениями финансирования лиц императорской фамилии, князь Кочубей, начальник уделов, запротестовал, не желая создавать прецедент. Министерство финансов также выступило против этого, понимая, какой вал подобных просьб от неудачливых коронованных коммерсантов может обрушиться на Министерство императорского двора. Принц Ольденбургский, человек бешеного темперамента, обратился за помощью «к родне». В результате родственного давления Николай II вынес это дело на рассмотрение семейного совета. На совещании присутствовали В. Б. Фредерикс, министр финансов Коковцев и князь Кочубей, которые аргументировано изложили свою негативную позицию по обсуждавшемуся вопросу. Однако родственная корпоративность взяла верх, принцессе помогли⁷⁰⁶.

Николай II старался подавать родне пример, принципиально не участвуя ни в каких видах коммерческой деятельности. Министру императорского двора и главноуправляющему уделами было категорически запрещено вкладывать деньги в какие бы то ни было иностранные или русские частные предприятия, чтобы не давать пищи разговорам о том, что государь император заинтересован в той или иной отрасли промышленности. Так же ситуация обстояла и с доходами от вкладов в иностранных банках⁷⁰⁷.

Пожалуй, за все время правления Николая II был единственный эпизод, когда российского монарха едва не втянули в финансовую аферу. Но даже этот эпизод привел к тяжелейшим внешнеполитическим последствиям. В 1904 г. камергер Безобразов рисовал в высшем свете сказочные перспективы от эксплуатации концессии на реке Ялу в Корее. Николай II не только поддержал саму идею концессии и активного проникновения русского бизнеса в Китай и Корею, но и высказал желание приобрести акции на сумму в 200 000 рублей. Русского императора от позора спас министр императорского двора В. Б. Фредерикс, который со свойственным ему тактом, но твердо заявил, что «никогда русский самодержец не станет акционером». Ближайший помощник В. Б. Фредерикса А. А. Мосолов свидетельствовал, что царь прямо предписал Фредериксу «выдать Безобразову 200 тысяч рублей». Но министр, не считая возможным выполнить распоряжение Николая II, поручил А. А. Мосолову подготовить всеподданнейшую записку с просьбой об увольнении его от должности министра двора. Николай II, высоко ценивший В. Б. Фредерикса, отставку не принял. Фредерикс предложил считать эти 200 000 рублей личным пособием Безобразову. По свидетельству А. А. Мосолова, это было «единственное серьезное разногласие» между Николаем II и министром императорского двора⁷⁰⁸.

«Детские» деньги

С момента рождения великих князей «ставили на денежное довольствие» при дворе. Как уже упоминалось выше, им определялся ежемесячный капитал, который по мере их взросления постоянно прирастал. При этом все выплаты «на гардероб», врачей и обслуживающий царственного младенца персонал также шли из его собственной суммы. Конечно, дети поначалу не имели о денежных делах никакого понятия, и их средства контролировались родителями и воспитателями.

Будущему Николаю I с рождения «на личный счет» каждые три месяца переводилось по 33 333 рубля У копейки ассигнациями. Следовательно, в год на содержание великого князя отпускалось 133 332 рубля 1 копейка. В эту сумму должны были уместиться все расходы на ребенка. Остаток суммы, если таковой имелся, переходил на следующий месяц⁷⁰⁹. Расходы на «посторонние» нужды были минимальны. Так, в 1802 г., «к святой Пасхе на построение малолетнего платья» шестилетнему великому князю было выделено 2010 рублей.

Постепенно на личном счете великого князя Николая Павловича сформировался крупный капитал. Уже в 1804 г. «в распоряжении» восьмилетнего великого князя было 639 033 рубля, «отданные в Государственный Заемный банк и в сохранную казну в прежних годах»⁷¹⁰. Следует отметить, что динамика накопления собственной суммы была достаточно внушительной. Если в первой трети 1804 г. собственная сумма великого князя составляла указанные 639 033 рубля, то уже в конце года на счету хранилось 767 248 рублей 99 копеек⁷¹¹. В мае 1805 г. сумма денег, «отданных в банк и в сохранную казну в прежних годах», составила 904 164 рубля⁷¹², и, наконец, в январе 1807 г. она превысила миллион и составила 1 143 746 рублей⁷¹³. Все финансовые дела маленьких великих князей жестко контролировались матерью – вдовствующей императрицей Марией Федоровной. На финансовых документах детей неоднократно встречаются ее рукописные пометки.

Когда в 1840-х гг. у Николая I появились внуки, их содержание было пересчитано на серебро и составило 50 000 рублей серебром в год. Эти средства выделялись из Государственного казначейства⁷¹⁴ и несколько превышали годовое обеспечение самого Николая Павловича в детские годы. Видимо, дедушка учел инфляционные процессы и увеличил денежное содержание своих внуков.

По мере взросления царские дети приучались к самостоятельному расходованию финансов. Этот процесс проходил в несколько этапов. Сначала они осознавали, что в их распоряжении есть значительные средства, которые они могут тратить по собственному усмотрению. Однако находились эти деньги буквально в карманах воспитателей. Так, в 1847 г. один из воспитателей писал будущему Александру II, что его старшие сыновья дали денег мальчику, который работал в парке без сапог. Воспитатель отмечал, что «это уже не первые издержки при мне их высочеств. Мне часто приходится выдавать, по желанию их, особенно старшего, то нищим, то бедным итальянским шарманщикам, то старым солдатам, то фонтанщикам; так что я всякий раз, когда с ними, должен иметь при себе мелкие деньги»⁷¹⁵. При этом следует отметить, что старшему – великому князю Николаю Александровичу в 1847 г. было только четыре года, а его брату, будущему Александру III, шел третий год.

Собственно к самим деньгам детей начинали приучать с семилетнего возраста, когда они переходили из рук женской прислуги к мужчинам-воспитателям. При этом воспитатели, конечно, сохраняли полный контроль над «детскими» деньгами.

«Детские» деньги, как и «взрослые», имели определенные статьи расходов. И брать из одной статьи для другой было не в семейной традиции. Так, дочь Николая I упоминала, что на гардероб до пятнадцатилетия царским дочерям выделялось по 300 рублей в месяц. Следует отметить, что это была довольно скромная сумма, и поэтому этих денег «нам никогда бы не хватило, если бы Мама не помогала нам подарками на Рождество и в дни рождений. На милостыню были предназначены 5000 рублей серебром в год. Остальное из наших доходов откладывалось, чтобы создать для нас капиталы. Каждый год Папа проверял наши расходы»⁷¹⁶. Таким образом, основными статьями расходов являлись затраты на гардероб, на благотворительность и учителей.

Следует отметить, что деньги всегда были важным делом, и им уделялось значительное внимание. Когда в 1858 г. фрейлина императрицы Марии Александровны А. Ф. Тютчева заняла должность воспитательницы при маленьких детях, она немедленно «наложила руку» и на распределение денег, разумеется, в хорошем смысле. Получив в феврале 1959 г. отчет о расходах великого князя Сергея и великой княжны Марии за прошлый год, она «с удовольствием заметила, что ввела значительные улучшения. До 1 августа, когда я стала вести расходы, на туалеты великой княжны было израсходовано 2404 рубля, на великого князя – 2411 рублей; с того же момента, как я взяла ведение расходов на себя, и до 1 января для великого князя истрачено было 482 рубля, а для великой княжны – 909 рублей. До меня расходы на извозчиков доходили до 150–180 рублей. За треть года, а теперь тоже на треть, тратится около 16 рублей. И то же самое для мелких расходов. Я наслаждаюсь при мысли о том, что таким образом мешаю моим подчиненным красть… Я очень довольна m-lle Тизенгаузен. Она – сама честность и толковость. Я установила все расходы, просматриваю их каждый месяц, но не вмешиваюсь в мелкие детали, не экономлю на огарках; великая княжна одета лучше, чем прежде; тем не менее расход сокращен наполовину, потому что на этом деле у меня человек деятельный, толковый, и во всем порядок»⁷¹⁷. Следует подчеркнуть, что такое бережное отношение к финансам весьма приветствовалось царственными родителями.

Статус молодых великих князей и княжон позволял им в сопровождении воспитателей посещать магазины. В основном они покупали подарки и иногда мелочи для себя. При этом посещение магазинов не являлось частым занятием, упоминания о таких визитах единичны. В апреле 1862 г. во время прогулки 15-летний великий князь Владимир Александрович с воспитателем заехали в магазин, где купили «сотню сигар для государя»⁷¹⁸.

Много «детских» денег ежегодно уходило на рождественские, пасхальные и прочие подарки. В августе 1862 г. великие князья Александр и Владимир Александровичи «крупно потратились» в магазине, поскольку накупили «разных коробочек и папиросниц фабрики Лукутина». Их воспитатель, оценивая траты, заметил: «Для Владимира Александровича это неудивительно, но от Александра Александровича я не ожидал решимости истратить на это 24 рубля; правда, он выбирал такие вещи, которые подешевле, и поэтому он их купил очень много числом»⁷¹⁹. В октябре 1861 г. Александр и Владимир заезжали в магазины Корнилова и Вишневского⁷²⁰. А в декабре 1862 г., накануне Нового года, великие князья «поехали по книжным магазинам», чтобы выбрать книги для лотерей «по приказанию императрицы». Кроме того, они посетили Английский магазин, где Александр Александрович купил сигары для старшего брата – цесаревича Николая Александровича⁷²¹.

Став достаточно взрослыми, великие князья и княжны начинали сами планировать свой бюджет, хотя при этом их расходы, конечно, контролировались воспитателями. Воспитатель был вправе в любой момент потребовать от своих воспитанников их расходные книжки. В сентябре 1862 г., просматривая расходные книжки 17-летнего Александра Александровича и 15-летнего Владимира Александровича, воспитатель констатировал: «Счета, по видимости, ведены были чисто и аккуратно, но по проверке оказалось противное: Александр Александрович не досчитался по счетам 11 рублей серебром, а Владимир Александрович – 8 рублей серебром, у первого осталось от месяца рублей 6, а у Владимира Александровича – ничего»⁷²².

Для детей Александра III ситуация с карманными деньгами изменилась кардинально. Это было связано с тем, что в 1880-х гг. службы, отвечавшие за безопасность императорской семьи, совершенно исключили из ее повседневной жизни практику похода по магазинам. Поэтому у детей не стало карманных денег, что, конечно, не исключало возможность для них распоряжаться своими деньгами в «рамках бюджетного финансирования». Младшая сестра Николая II упоминала, что «карманных денег императорские дети не имели», поскольку всё оплачивалось из казны, и что сколько стоит – они не знали⁷²³. Эта практика сохранялась вплоть до 1917 г.

Глава 8