Животные в императорской семье
Собаки и кошки традиционно считаются самыми близкими человеку домашними животными. Как правило, в окружении российских монархов собак было множество, что связано с древними традициями псовой охоты. Безусловно, среди этих собак были и любимцы, но это не фиксировалось, поскольку «собачья служба» считалась не заслуживающей особого внимания. История имен домашних животных, как и многое, пожалуй, начинается с собак Петра I.
Первым в документах зафиксирован пес породы догов Тигран, принадлежащий Петру I. Будучи поражен внушительными габаритами собаки, царь купил Тиграна уже взрослым кобелем, а после смерти его забальзамировали и поместили в экспозицию Кунсткамеры. Сейчас чучело Тиграна находится в Зоологическом музее Санкт-Петербурга.
Но если Тиграном царь гордился, то другую собаку – Лизетту он просто любил. Небольшая собачка, судя по всему, относилась к очень древней породе левреток. Как указывается в справочниках, изображения левреток встречаются еще на греческих амфорах. Согласно легенде египетская царица Клеопатра подарила двух щенков этой породы Цезарю, а вскоре эти собачки во множестве появились на виллах римских аристократов.
Петр I приобрел Лизетту в Лондоне и подарил своей второй жене Екатерине Алексеевне. Собака жила в доме царя, и, по воспоминаниям современников, ее присутствие успокаивало вспыльчивого монарха. Так Лизетта оказалась в немногочисленном кругу тех, кого император любил – просто любил. Собачка умерла в 1721 г., была забальзамирована, и ее чучело по сей день хранится в музее Петра I при Государственном Эрмитаже.
Впоследствии среди монархов было немало страстных охотников – например, Петр II и Анна Иоанновна. Но история не сохранила имен их собак-любимцев, хотя они, безусловно, были.
Более подробно зафиксированы «собачьи следы» в окружении Екатерины II. Собаки занимали достаточно важное место в ее жизни. Галантный XVIII в. ввел во дворцах моду на крохотных собачек, которые повсюду сопровождали своих хозяек. Это были именно женские собачки. На множестве портретов того времени хозяйки держат их на руках. А поскольку XVIII в. вошел в историю России как «бабий век», ведь большую его часть на российском троне находились женщины, то европейская мода на левреток и болонок прижилась и в России. Были, конечно, и другие собаки: например, в коллекции Эрмитажа хранится табакерка в виде мопса, изготовленная в 1760-х гг. По легенде, мужья аристократок всячески поощряли эту моду, а объяснялось это тем, что маленькие собачки четко различали «своих» и «чужих», трепетно оберегая своих хозяек. Собачки гавкали на «чужих» и ласкались к «своим», и по этому признаку мужья могли четко определить, кто из мужчин-гостей «свой» для их жен, а кто «чужой».
Надо заметить, что маленькие собачки выполняли и утилитарную функцию живых блохоловок. За блеском и шармом XVIII в. подчас скрывались немытые тела, несвежее белье и обилие насекомых, поэтому обычным делом было ношение на шее специальных блохоловок – небольших цилиндриков, наполненных изнутри медом. Края блохоловок обмазывались кровью, привлекавшей насекомых, а собаки только дополняли эту почти обязательную деталь туалета – слуги периодически вылавливали блох, перепрыгнувших на собачек с хозяек.
Ежегодно в мае императорский двор перебирался на лето в Царское Село, вместе с придворными выезжали и собаки в специальных колясках – для них шили мягкие подстилки из старых собольих шуб императрицы. Собакам разрешалось находиться в личных комнатах хозяйки, сопровождать ее на прогулках в парке. Екатерина II сама заказывала ошейники для своих собак.
Собаки появились у императрицы достаточно поздно – в 1770 г., когда доктор Димсдэль преподнес Екатерине II пару левреток. Они дали громадное потомство, которое охотно разбирали аристократы. У императрицы были свои любимцы – целое собачье семейство во главе с псом, которого императрица называла Сир Том Андерсон. Екатерина II подробно писала о своих собаках в письмах к барону Фридриху Гримму: «Я всегда любила зверей… животные гораздо умнее, чем мы думаем, и если было когда-нибудь на свете существо, имевшее право на речь, то это, без сомнения, Том Андерсон. Общество ему приятно, особенно общество его собственной семьи. Из каждого поколения он выбирает самых умных и играет с ними. Он их воспитывает, прививает им свои нравы и привычки: в дурную погоду, когда всякая собака склонна спать, он сам не ест и мешает есть менее опытным. Если же, несмотря на его предостережения, они расстроят себе желудки, и он увидит, что у них началась рвота, то он ворчит и бранит их. Если он найдет что-нибудь, что может их позабавить, то предупреждает их; если найдет какую-нибудь траву, полезную для их здоровья, то ведет их туда. Эти же явления я наблюдала сто раз собственными глазами».
Из «семьи» Тома Андерсона происходила еще одна любимица императрицы – левретка Земира, названная так в честь героини популярной тогда оперы «Земира и Анзор». Именно эту собачку запечатлел художник В. Л. Боровиковский на картине «Екатерина II на прогулке в Царскосельском парке», а в Петергофском дворце сохранилась фарфоровая статуэтка Земиры. В описи, составленной в 1880-х гг., значилось: «Петергоф. Английский дворец. Левретка императрицы Екатерины II, лежащая на подушке, фарфоровая, в натуральную величину. Писано красками: подушка зеленого цвета, окаймленная шнуром, писанным золотом. Франция. Работа XVIII в.»639.
Собаки постоянно сопровождали императрицу во время ее прогулок, и художники, писавшие Екатерину II, неоднократно подмечали эту особенность ее частной жизни. Подчас суровая к подданным императрица многое прощала своим любимцам. В одном из писем она заметила: «Вы простите меня за то, что вся предыдущая страница очень дурно написана: я чрезвычайно стеснена в настоящую минуту некоей молодой и прекрасной Земирой, которая из всех Томассенов садится всегда как можно ближе ко мне и доводит свои претензии до того, что кладет лапы на мою бумагу».
Екатерина II, как и Петр I, практиковала бальзамирование своих любимцев, что порой приводило к недоразумениям. Посол Франции в России Сегюр описал один из таких курьезных эпизодов. Как-то раз к придворному банкиру Сутерланду явился петербургский обер-полицмейстер и «с прискорбием» сообщил: «Получил поручение от императрицы исполнить приказание ее, строгость которого меня пугает; не знаю за какой поступок, за какое преступление вы подверглись гневу ее величества». Перепуганный Сутерланд стал допытываться о причинах гнева царицы. «Императрица, – отвечал уныло полицмейстер, – приказала мне сделать из вас чучелу…» – «Чучелу? – вскричал пораженный Сутерланд. – Да вы с ума сошли! И как же вы могли согласиться исполнить такое приказание, не представив ей всю его жестокость и нелепость?» К счастью, через третьих лиц удалось выяснить, что у Екатерины II умерла собачка (ранее подаренная банкиром), носившая имя Сутерланд. Безутешная императрица потребовала от полицмейстера «сделать чучело из Сутерланда», что и было принято им к исполнению. Примечательно, что полицмейстер, готовый выполнить приказ, дал банкиру только «четверть часа сроку, чтоб привести в порядок его дела!»640.
Но чаще собак все же хоронили. Учитывая трепетное к ним отношение царственной хозяйки, в ее летней резиденции – Царском Селе появилось первое кладбище домашних животных с мраморными досками и эпитафиями. Несколько таких надгробий дошло до нашего времени. Так, в Екатерининском парке, позади павильона Турецкая Баня, находятся мраморные плиты с посвящениями Земире, Сиру Томасу Андерсону и Дюшессе. Известны даже авторы некоторых эпитафий. Например, текст, вырезанный на мраморной доске одной из могил, был составленный самой Екатериной II: «Под Камнем сим лежит Дюшесса Андерсон, которою укушен искусный Роджерсон»641.
Одно из посвящений было составлено французским послом при дворе Екатерины II графом Сегюром. Он в записках поведал его историю: «Однажды, помню я, императрица сказала мне, что у нее околела маленькая левретка Земира, которую очень любила и для которой желала бы иметь эпитафию. Я отвечал ей, что мне невозможно воспеть Земиру, не зная ее происхождения, свойств и недостатков. «Я полагаю, что вам достаточно будет знать, – возразила мне императрица, – что она родилась от двух английских собак Тома и Леди, что она имела множество достоинств, только иногда бывала немножко зла». Этого мне было довольно, и я исполнил желание императрицы и написал следующие стихи, которые она чрезвычайно расхваливала: «Здесь пала Земира, и опечаленные Грации должны набросать цветов на ее могилу. Как Том, ее предок, как Леди, ее мать, она была постоянна в своих склонностях, легка на бегу и имела один только недостаток – была немножко сердита, но сердце ее было доброе. Когда любишь, всего опасаешься, а Земира так любила ту, которую весь свет любит, как она. Можно ли быть спокойною при соперничестве такого множества народов? Боги, свидетели ее нежности, должны были бы наградить ее за верность бессмертием, чтобы она могла находиться неотлучно при своей повелительнице»642.
Были собаки и у Павла I. Он до 42-х лет прожил в Гатчинском дворце, окруженном прекрасно ухоженным парком, и там располагался «Зверинец», в котором содержалась большая псарня. Царская фаворитка Нелидова вспоминала, что Павел I «соглашался держать лишь маленьких собачек, которые никогда не затравят оленя. Все удовольствие от охоты – заставить оленя бежать». Но собаки, жившие на псарне, «работали», а у императора была своя собака – беспородный шпиц. По свидетельству М. М. Пыляева: «Павел всегда спал в белом полотняном камзоле с рукавами, в ногах его лежала любимая его собака «Шпицъ»; император особенно любил собак, не разбирая род, и иногда простая дворняжка была его фаворитом… В Павловске, во дворце, во время вечерних отдохновений императора на половине императрицы, простая дворная собака лежала всегда на шлейфе платья государыни. Павел очень любил этого пса, брал его на парады и в театр, где он сидел в партере на задних лапках и смотрел на игру актеров. В день смерти императора собака эта, никуда прежде не отлучавшаяся, вдруг пропала»