От статс-дам до фрейлин
Судьба женщин при дворе всегда привлекала внимание общества, поскольку они являлись олицетворением повседневной, непарадной стороны жизни императорских резиденций. Многие из них были свидетельницами важнейших исторических событий, оставив после себя мемуары, письма и записки. Первые публикации воспоминаний фрейлин появились в последней трети XIX в. в журналах «Русский архив» и «Исторический вестник». Именно женский взгляд на события, происходившие в жизни императорского двора, зафиксировал то, что мужчины-мемуаристы сочли малозначащим и не стоящим внимания. Одним из безусловных достоинств «женской» мемуаристики является пристальное внимание к деталям повседневной жизни. Особенно важным являлось то, что бывшие фрейлины трепетно сохраняли памятные для них вещи, как правило, связанные с императорской семьей.
Женщины всегда играли заметную роль на «сцене» российского императорского двора. При этом наряду с любителями блистали и профессионалы, то есть те, кто занимал при дворе штатные должности. Следует отметить, что в России для женщин-аристократок работа на должности в императорской резиденции всегда считалась завидной карьерой: и довольно приличное жалованье, и возможность получить приданое от императора, и завидные женихи. Все это заставляло родителей всеми правдами и неправдами искать возможности пристроить свою дочь к императорскому двору, и за эти придворные должности держались поколениями буквально мертвой хваткой.
Женские чины и должности при императорском дворе
Как известно, придворные женские чины были введены Петром I в «Табели о рангах» 24 января 1722 г. С этого времени при императорском дворе постепенно стала складываться иерархия женских придворных званий, таких как обер-гофмейстерина, гоффрейлина, статс-дама и фрейлина. Все они указаны не в основной части «Табели о рангах», а в одном из объяснительных к ней пунктов. Старшим в иерархии было звание обер-гофмейстерины – «имеет ранг над всеми дамами». Затем следовали действительные статс-дамы, их ранг шел «за женами действительных тайных советников» (II класс). Действительные камер-девицы были равны рангу жен президентов коллегий (IV класс). И наконец, гофдамы, которые приравнивались в ранге к женам бригадиров (V класс), гофдевицы, приравнивавшиеся в ранге к женам полковников (VI класс), и камер-девицы. Однако на практике уже во второй четверти XVIII в. получила применение несколько дополненная и измененная номенклатура дамских придворных званий: обер-гофмейстери-на, гофмейстерина, статс-дама, камер-фрейлина и фрейлина. Окончательно иерархия придворных женских чинов приняла устойчивый характер при Павле I.
Конкуренция на замещение вакантных должностей с жалованьем была очень жесткой, поэтому на предполагаемые вакантные места существовала негласная очередь. Всего при императорском дворе было пять уровней штатных женских должностей.
Во-первых – должность обер-гофмейстерины, являвшаяся вершиной женской аристократической карьеры при дворе. Обычно это звание получали придворные дамы, занимавшие одноименные должности, заведовавшие придворным женским штатом и канцелярией императриц или великих княгинь.
Во-вторых – должность гофмейстерины, введенная в придворную иерархию чинов с 1748 г. Как правило, в гофмейстерины выходили после нескольких лет работы в звании статс-дамы. Это звание считалось весьма почетным, к тому же оно подразумевало ежедневное решение множества текущих проблем на женской половине императорских резиденций. Так, одной из обязанностей было представление императрице дам, явившихся на аудиенцию. Как правило, для приобретения этого звания имела значение не только принадлежность к сливкам российской аристократии, но и многолетняя близость к монархам, работа при императорском дворе. Например, гофмейстерина графиня Юлия Федоровна Баранова была не только подругой детских игр Николая I, но и многолетней воспитательницей его детей и внуков. А мать декабриста Волконского после подавления восстания 14 декабря 1825 г. не только сохранила за собой должность гофмейстерины, но и продолжила безукоризненно исполнять свои придворные обязанности352.
Практика назначений на должности обер-гофмейстерины и гофмейстерины прекратилась в период царствования Александра III. Надо заметить, что император крайне скупо давал любые придворные должности. Поэтому с 1880-х гг. званий обер-гофмейстерины и гофмейстерины никто не получал, соответствующие должности исполняли лица из числа статс-дам, а при дворах великих княгинь служили дамы, вообще не имевшие придворных званий.
В-третьих – должность статс-дамы, которые составляли вторую по численности группу придворных дам. Как правило, это звание получали супруги крупных гражданских, военных и придворных чинов. Большинство из них принадлежали к родовитым фамилиям, а многие являлись кавалерственными дамами, то есть имели дамский орден Святой Екатерины. При назначении на должность статс-дамы, как правило, жаловался для ношения на груди украшенный бриллиантами портрет императрицы с короной.
Еще одним зримым свидетельством высокого статуса статс-дам было то, что при крещении императорских детей именно они несли царственных младенцев на специальных подушечках. При Екатерине I состояли четыре статс-дамы, при Елизавете – 18, при императрице Александре Федоровне (жене Николая I) – 38, при императрице Александре Федоровне (жене Николая II в 1898 г.) – 17. Всего за имперский период, то есть за 200 лет, звание статс-дамы было пожаловано более чем 170 женщинам. При этом в списке часто встречаются одни и те же фамилии: 18 статс-дам были представительницами рода князей Голицыных, 11 – Нарышкиных, 8 – Долгоруковых, 6 – Трубецких и т. д. В отдельных случаях это высокое придворное звание жаловалось матерям крупных сановников, лиц, занимавших исключительное положение при дворе.
Следует подчеркнуть, что далеко не все «портретные» статс-дамы получали жалованье по званию. Большинство из них числились в отпуске и появлялись при дворе только в торжественных случаях. Также следует иметь в виду, что звания обер-гофмейстерины, гофмейстерины и статс-дамы могли получить только замужние или вдовствующие дамы353.
В-четвертых – должность камер-фрейлины, старшего звания для девиц, которое появилось в придворной иерархии с 1730 г. Первые четыре перечисленные должности в течение ХVIII в. имели всего 82 лица, в 1881 г. – 14, а в 1914 г. – 18. Примечательно, что в придворном штате 1796 г. камер-фрейлины не предусматривались. В законоположениях по придворному ведомству они вновь упоминаются лишь в 1834 г. Как правило, камер-фрейлинами становились засидевшиеся во фрейлинах девицы, так и не вышедшие замуж, но при этом, как правило, самые доверенные и опытные, занимавшиеся обслуживанием разнообразных личных потребностей императриц. Их число не было постоянным, но обычно не превышало четырех человек.
Еще одним вариантом получения штатной должности камер-фрейлины была практика «сопровождения невест». Немецкая невеста, приезжавшая в Россию, привозила с собой очень ограниченный женский штат особо доверенных лиц, которые жили буквально до смерти «при своих девочках»-императрицах. Дочь Николая I упоминала, что «особенно убита была Мама смертью своей камер-фрау Клюгель; последняя была дана ей вместе с приданым из Берлина; в нашем доме вообще было традицией почитать старых слуг, но к ней Мама́ относилась особенно сердечно»354.
Поскольку из фрейлин отчисляли только по замужеству или по прошению, некоторые из незамужних фрейлин достигали весьма преклонного по дворцовым меркам возраста. Так, фрейлина императрицы Марии Александровны графиня Антонина Дмитриевна Блудова была пожалована в камер-фрейлины в 50 лет, Екатерина Петровна Валуева – в 52 года, Александра Гавриловна Дивова – в 54 года, княжна Варвара Михайловна Волконская – в 60 лет, Анна Алексеевна Окулова – в 62 года, а Екатерина Петровна Ермолова – в 70 лет. Возраст и заслуги некоторых из камер-фрейлин вполне позволяли приравнять их к статс-дамам.
В-пятых – должность фрейлины, младшего придворного звания для девиц. Этот придворный чин начал использоваться с 1744 г., со времен Елизаветы Петровны. Фрейлины составляли самый многочисленный разряд женской дворцовой прислуги. Так, в 1881 г. из 203 дам, имевших придворные звания, 189 были фрейлинами. В начале царствования Николая II у императрицы Александры Федоровны списочный состав фрейлин насчитывал 190 человек355, а к 1914 г. их число выросло до 261. Примерно треть из них принадлежала к титулованным фамилиям: Голицыны, Гагарины, Щербатовы, Трубецкие, Оболенские, Долгоруковы, Волконские, Барятинские, Хилковы и другие, а около половины были дочерьми лиц, имевших придворные чины и звания.
Звание фрейлины было самым распространенным в придворном мире, поскольку «пристраивало» и давало «старт» в жизни множеству признанных красавиц. Как правило, фрейлинами становились совсем молоденькие девушки. В XVIII в. нередки упоминания о 11—12-летних девушках, взятых ко двору «за заслуги» их отцов. В XIX в. был установлен негласный возрастной ценз, ориентированный на 15–18 лет, то есть тот возраст, когда девушки выходили «в жизнь» из закрытых учебных заведений. Однако даже в середине XIX в. известны случаи пожалования звания фрейлины малолетним девочкам.
Если фрейлины не выходили замуж, то они постепенно превращались в старых дев, среди которых были весьма незаурядные личности – например, известные мемуаристки Анна Тютчева и Антонина Блудова.
Выбор фрейлин
Конечно, выбор фрейлин всецело зависел от императриц. Однако при этом была масса нюансов, которые принимались во внимание при назначении на эту должность, хотя в целом выбор определялся существовавшими традициями. Как правило, главными аргументами являлись заслуги и связи родителей девушки, но и девушки должны были обладать определенными качествами: принимались во внимание внешность, способности к музыке и языкам, а также особенности характера.
От претенденток требовалось безукоризненное знание придворного этикета, как правило, нарабатывавшееся в институтах благородных девиц. Главным поставщиком фрейлин был, безусловно, столичный Смольный институт, учрежденный в 1764 г. повелением Екатерины II. Там учили танцам, поведению при дворе и множеству нюансов, которые могли передаваться только «из рук в руки». Директрисы Смольного традиционно пользовались влиянием в столичном свете. Так, его многолетней руководительницей являлась баронесса Шарлотта Карловна фон Ливен, которая была воспитательницей детей Павла I.
Кроме того, девушки и их семьи должны были обладать безупречной репутацией. Надо подчеркнуть, что само присвоение фрейлинского звания являлось высокой монаршей милостью, которая оказывалась отличившимся на службе родителям или в силу их знатности.
Следует иметь в виду, что звание фрейлины не влекло за собой обязательного получения штатной должности при дворе. Звание фрейлины давалось относительно легко, поскольку особых лимитов на его получение не было. Оно носило почетный характер, обязывая фрейлину только в обязательном порядке присутствовать на придворных церемониях, но при этом не предполагало никакого жалованья. Те же девушки, которые вместе со званием фрейлины получали и должность, переезжали на жительство в Зимний дворец. Последний вариант, сочетавший звание и должность фрейлины, получить было крайне сложно, поскольку существовало штатное расписание и весьма ограниченное число должностей.
Тем не менее жизнь всегда оставляла место случаю, когда фрейлиной на должности становилась девушка, которая при обычном раскладе не могла на это рассчитывать. Например, Прасковью Арсеньевну Бартеневу случайно «увидала императрица Александра Федоровна, и не только увидала, но услышала ее голос, а голос ее был необыкновенный, и пела она как истинная артистка. Судьба ее была решена: с согласия императора Николая она назначена была фрейлиною к императрице и переехала в Зимний дворец. С этого дня она сделалась добрым гением семьи»356.
П. А. Бартенева родилась в бедной дворянской семье, но при этом она получила разностороннее музыкальное образование. С 1824 г. она начала выступать на светских балах, радуя гостей великолепным сопрано. Бартенева обладала редким по красоте и силе голосом металлического тембра и обширного диапазона. Ее репертуар включал романсы русских композиторов, русские народные песни, а также арии из итальянских опер. Современники называли Бартеневу «русская Зонтаг». В результате в 1835 г. она была произведена в камер-фрейлины и придворные певицы.
Конечно, были и протекции старых фрейлин, особенно если они пользовались влиянием на императрицу. Например, та же П. А. Бартенева со временем пристроила ко двору всех своих сестер: Веру, Надежду, Марию и Наталию. А фрейлина Анна Федоровна Тютчева – двух своих сестер Екатерину и Дарью.
Иногда имелось несколько причин, благодаря которым девушка могла получить штатное место фрейлины. Например, знаменитая мемуаристка фрейлина А. Ф. Тютчева заняла штатную должность в 1853 г., во-первых, благодаря ходатайству отца – знаменитого поэта Федора Тютчева, к поэзии которого цесаревна Мария Александровна была неравнодушна; во-вторых, ходатайство поэта поддержала дочь царя – великая княгиня Мария Николаевна; и в-третьих, цесаревна желала видеть рядом с собой не красавицу, а воспитанную дурнушку, поскольку сама она тяжело переживала любовные приключения своих фрейлин. И только в последнюю очередь было принято во внимание то, что А. Ф. Тютчева получила прекрасное воспитание в одном из германских пансионов и блестяще знала языки357.
Для многих девушек и женщин-аристократок занятие штатной должности в окружении императрицы или ее детей было самым оптимальным выходом в решении жизненных проблем. При этом известны случаи, когда штатные фрейлины, состарившиеся на этой должности, переходили на престижную штатную должность воспитательницы царских детей. Например, в мае 1866 г. воспитательницей дочери Александра II великой княжны Марии Александровны стала графиня Александра Андреевна Толстая. Ее рекомендовала императрице «уходящая» воспитательница великой княжны А. Ф. Тютчева. Графиня А. А. Толстая была давней фрейлиной великой княгини Марии Николаевны, то есть состояла при дворе, который фактически уже не существовал. Поэтому для графини назначение на должность воспитательницы стало выходом из сложной жизненной ситуации358. А фрейлина императрицы Марии Александровны Александра Сергеевна Долгорукова была взята императрицей во дворец, чтобы «избавить ее от домашнего гнета». Конечно, об этом «гнете» императрице доложили доброхоты359.
Молодые девушки буквально жаждали занять штатную должность фрейлины, однако некоторые из них, столкнувшись с повседневными реалиями придворной жизни, испытывали разочарование. Блестящая со стороны жизнь императорских резиденций казалась чередой бесконечных придворных праздников, но вскоре выяснялось, что за этим скрывалась пустота будней, а блеск оборачивался мишурой.
Фрейлина А. Ф. Тютчева записала в дневнике: «Одиночество во дворце, среди толпы и среди придворных интересов, одиночество несчастной фрейлины, которая проводит двенадцать часов в стенах своей комнаты или же одиноко шагает по правильным и усыпанным песком аллеям, для того чтобы на час появиться за императорским чайным столом с любезной улыбкой, остроумной шуткой, не проявляя ничем ту смертную скуку, которая тяготеет над ней целый день, – такого рода одиночество имеет на нравственное состояние очень вредное влияние»360.
Видимо, разочарование фрейлины было настолько сильным, что спустя несколько дней А. Ф. Тютчева вновь возвратилась к этой теме: «Мое сердце еще очень плохо дрессировано в смысле официальной чувствительности и не умеет еще отвечать созвучием всем августейшим радостям и горестям. Ремесло придворных вовсе не так легко, как это думают, и чтобы его хорошо выполнять, нужен талант, которым не все обладают. Нужно найти исходную точку опоры, чтобы с охотой добровольно и с достоинством играть роль друга и холопа, чтобы легко и весело переходить из гостиной в лакейскую, всегда быть готовым выслушивать самые интимные поверенности владыки и носить за ним его пальто и галоши… Государи вообще любят быть объектами любви, любят поклонение, с чрезмерной наивностью верят в тот культ, который они внушают. Поэтому их доверие легче приобрести лестью, притворной привязанностью, чем привязанностью подлинной, которая исходит из искреннего чувства»361. Надо заметить, что фрейлина А. Ф. Тютчева со временем нашла силы, для того чтобы не только адаптироваться при императорском дворе, но и начать «играть роль» в окружении императрицы Марии Александровны.
Для приехавших из Германии цесаревен и великих княжон фрейлин подбирали, не спрашивая их мнения, поскольку его поначалу и быть не могло. Только пожив в России и постигнув все придворные «расклады», заматеревшие цесаревны и великие княгини начинали самостоятельно подбирать себе фрейлин.
Гессенская принцесса Аликс приехала в Россию 10 октября 1894 г., а уже 14 ноября 1894 г. она стала императрицей. Фрейлин ей, конечно, подбирала вдовствующая императрица Мария Федоровна. Всего к ней были определены две фрейлины – княгиня М. М. Голицына и графиня М. Н. Ламсдорф, старшей из которых являлась Голицына, типичная представительница прежнего поколения, принадлежавшая к знатнейшим фамилиям России362.
Александра Федоровна в первых письмах из России к своей старшей сестре Виктории Баттенбергской упоминала: «Две мои новые фрейлины кажутся весьма симпатичными. Молодая – это сестра графа Ламсдорфа»363. Примечательно, что фрейлины не докучали своим обществом молодоженам, о чем отмечено в письме от 4 февраля 1895 г.: «В настоящее время у меня две фрейлины: княгиня Голицына, сестра госпожи Озеровой из Франкфурта. Я их вижу достаточно редко, живут они в Зимнем дворце»364.
Фрейлины быстро менялись, выходя замуж, однако с некоторыми из ровесниц у императрицы сложились если не дружеские, то довольно теплые отношения. Так, ее подругой стала княгиня Мария Барятинская, занимавшая пост штатной фрейлины с ноября 1896 по 1898 г. Другой ее подругой была фрейлина графиня Юлия Ранцау (по прозвищу Юю), которая умерла в 1901 г.365
Репутация
Весьма своеобразными были понятия фрейлин о репутации. Так, большинство из них не считали себя оскорбленными, если с кем-нибудь из них завязывал флирт император или кто-либо из великих князей. Конечно, это немедленно становилось предметом самых горячих сплетен, но все легко смотрели на такие «приключения», достаточно традиционные в придворной среде. Сам Николай I отзывался об этих «приключениях» как о «васильковых чудачествах», а таких фрейлин называли «дамами для особых услуг».
Среди фрейлинского штата было немало девушек, ставших мимолетными либо, напротив, многолетними увлечениями императоров и великих князей. Так, фрейлина Екатерина Ивановна Нелидова являлась многолетней фавориткой Павла I, а ее племянница Варвара Аркадьевна Нелидова – фавориткой императора Николая I. Фрейлина императрицы Александры Федоровны, жены Николая I, графиня Е. Ф. Тизенгаузен родила внебрачного сына – графа Феликса Николаевича Эльстона от прусского короля Фридриха-Вильгельма IV. Фрейлина Калиновская стала первой юношеской любовью Александра II. Брат цесаревны Марии Александровны принц Александр Гессенский был вынужден жениться на фрейлине цесаревны Юлии Гауке. Распоряжением Николая I принц был немедленно уволен с русской службы и покинул Россию. Фрейлину Юлию Боде удалили от двора за ее любовные интриги с итальянским певцом Марио и за другие истории366. И большая часть подобных историй происходила в период правления Николая I, когда дисциплина во фрейлинском коридоре была достаточно жесткой. Фрейлина
Екатерина Михайловна Долгорукова стала морганатической женой императора Александра II. Александр III, будучи цесаревичем, пережил сильное любовное увлечение фрейлиной Мещерской и даже заявил отцу, что отказывается от трона ради брака с ней.
Другими словами, подобных историй во фрейлинском коридоре Зимнего дворца было немало. Однако всеё, в конечном счете, зависит от человека. Так, одна из фрейлин императрицы Александры Федоровны позволяла себе демонстрировать безумную страсть к императору Николаю I, при его появлении падая в обморок. Но у Александры Федоровны была и другая фрейлина Варвара Аркадьевна Нелидова, которая действительно являлась многолетней любовницей Николая I, при этом, по свидетельству А. Ф. Тютчевой, для нее была характерна скромная и почти суровая манера держать себя. «Она тщательно скрывала милость, которую обыкновенно выставляют напоказ женщины, пользующиеся положением, подобным ей… Она была увлечена чувством искренним, хотя и греховным, и никто даже из тех, кто осуждал ее, не мог отказать ей в уважении, когда на другой день после смерти императора Николая она отослала в инвалидный капитал те 200 000 руб., которые он ей оставил по завещанию, и окончательно удалилась от света»367.
Протекционизм в назначении фрейлин приводил к тому, что многие из них не отличались особым благонравием. Так, Анна Тютчева в дневнике оставила запись (30 июля 1853 г.): «Можно было думать, что находимся не среди русского двора, а скорей, в мастерской гризеток; я была поражена дурным воспитанием этих дам»368.
Стены фрейлинского коридора Зимнего дворца стали свидетелями множества человеческих драм. Учитывая эти «риски» фрейлинской службы, императрицы подчас предпочитали видеть в своем непосредственном окружении девушек, не блиставших ни красотой, ни свежестью, ни очарованием молодости. Анна Тютчева объясняла, почему ее предпочли множеству других претенденток: «Другие фрейлины императрицы, вышедшие из Санкт-Петербургских учебных заведений, давали повод для сплетен скандального характера… меня выбрали как девушку благоразумную, серьезную и не особенно красивую»369.
Фрейлинский коридор
Со временем в каждой из императорских резиденций сформировались места «компактного проживания» фрейлин. Самым известным из них стал знаменитый фрейлинский коридор Зимнего дворца, в который выходили двери маленьких комнаток фрейлин. К 1917 г. там насчитывалось 64 жилые и служебные комнаты.
При Екатерине II дисциплина во фрейлинском коридоре была довольно жесткой. Молодые девушки не имели права выезжать ни в свет, ни в театр без разрешения императрицы. Непослушание девушек строго наказывалось, но физических наказаний уже не было.
Во фрейлинском коридоре бывали многие известные люди. Например, А. С. Пушкин до женитьбы часто посещал Зимний дворец как частное лицо – не парадные залы, а скромные фрейлинские комнаты своей приятельницы А. О. Россет. Александра Осиповна Россет окончила Смольный институт в 1826 г., а осенью того же года ее назначили фрейлиной к императрице Александре Федоровне370.
Фрейлинский коридор располагался на третьем этаже южной половины Зимнего дворца. Часть комнат окнами выходила во внутренние дворы дворца, а другая половина – на Дворцовую площадь. Свою «половину» фрейлины часто называли «чердаком». Мемуаристки отмечали то количество ступенек, которое им по нескольку раз за день приходилось пересчитывать, поднимаясь и спускаясь по лестницам. Одна из фрейлин вспоминала: «14 октября меня и Эйлер сделали фрейлинами, и мы наконец переехали в Зимний дворец: 96 ступенек приходилось высчитывать два и три раза… Окна были во двор»371. Фрейлина А. Ф. Тютчева писала, что она получила комнату, обращенную на Александровскую площадь и к которой вела лестница в 80 ступенек. Там же жила Екатерина Ивановна Загряжская, которая была фрейлиной более двух десятков лет (с 1808 г. по конец 1830-х). Она являлась теткой жены А. С. Пушкина. Окна ее комнаты выходили во двор, к востоку от Александровской колонны372.
Что касается убранства комнат, то, судя по воспоминаниям, оно было довольно скромным. Комнаты разделялись деревянной перегородкой, за которой размещались слуги. Одна из фрейлин в 1830-е гг. упоминала, что в ее комнате с окнами во двор за перегородкой спали ее девушки373. В 1850-х гг. картина оставалась прежней: «Мы занимали на этой большой высоте очень скромное помещение: большая комната, разделенная на две части деревянной перегородкой, окрашенной в серый цвет, служила нам спальней и гостиной, в другой комнате поменьше, рядом с первой, помещались с одной стороны наши горничные, а с другой наш мужик, неизменный Меркурий всех фрейлин и довольно комическая принадлежность этих девических хозяйств, похожих на хозяйства старых холостяков»374.
Как правило, комнаты обставлялись старой мебелью, набранной из различных гарнитуров: «Я нашла в своей комнате диван стиля ампир, покрытый старым желтым штофом, и несколько мягких кресел, обитых ярко-зеленым ситцем, что составляло далеко не гармоничное целое. На окне ни намека на занавески. Я останавливаюсь на этих деталях, мало интересных самих по себе, потому что они свидетельствуют, при сравнении с тем, что мы теперь видим при дворе, об огромном возрастании роскоши за промежуток времени в четверть века. Дворцовая прислуга теперь живет более просторно и лучше обставлена, чем в наше время жили статс-дамы, а между тем наш образ жизни казался роскошным тем, кто помнил нравы эпохи Александра I и Марии Федоровны»375.
Тем не менее фрейлины, каждый день видевшие царственных персон, считались весьма влиятельными, поэтому перед ними заискивали. Хотя далеко не все фрейлины имели влияние, но посторонним людям было тяжело разобраться в хитросплетениях дворцовой «политики». Одна из фрейлин николаевского времени упоминала: «В наш фрейлинский коридор ходили всякие люди просить помощи и подавать прошения, вероятно, полагая, что мы богаты и могущественны. Но ни того, ни другого в сущности не было»376.
Некоторые из фрейлин, не вышедшие замуж, так и доживали свой век во фрейлинском коридоре, а российские монархи им покровительствовали – это вписывалось в старую русскую традицию помещичьих приживалок. Анна Тютчева, описывая императорский двор конца 1850-х гг., упоминала: «В то время фрейлинский коридор был очень населен. При императрице Александре Федоровне состояли 12 фрейлин, что значительно превышало штатное число их… Фрейлинский коридор походил на благотворительное учреждение для нуждающихся бедных и благородных девиц, родители которых переложили свое попечение о дочерях на императорский двор»377.
Многих старушек-фрейлин монархи помнили с детства, от них они подчас узнавали многие детали неофициальной истории императорских резиденций, нередко скандальные и весьма далекие от официальных версий тех или иных событий. Эти старые фрейлины, «осколки» прежних царствований, были живой историей Зимнего дворца. Когда они умирали, правящие монархи считали своим долгом присутствовать на их похоронах, что также являлось одной из дворцовых традиций. Когда в 1872 г. скончалась камер-фрейлина Прасковья Арсеньевна Бартенева, то отпевали ее в придворной Конюшенной церкви и на похоронах «была царская фамилия, государь, великий князь Константин»378.
Николай II записал в дневнике 17 сентября 1895 г.: «В 11 час. поехали во дворец к обедне, после чего немного обласкали старых фрейлин». К числу этих «старых фрейлин» относилась и А. А. Толстая (1817–1904), фактически прожившая всю жизнь во фрейлинском коридоре Зимнего дворца. Когда она скончалась, император Николай II счел необходимым отметить этот факт в своем дневнике.
Иногда дворцовых старушек тактично лишали штатных должностей, хотя при этом никто не покушался на их право спокойно доживать свой век в родном для них фрейлинском коридоре. Это делалось для того, чтобы штат императорских фрейлин постепенно обновлялся. Граф С. Д. Шереметев упоминал, что в 1860-е гг. в Зимнем дворце «доживала свой тревожный век в почетном покое и без значения» камер-фрейлина графиня Тизенгаузен, внучка Кутузова-Смоленского, «когда-то приближенная императрицы Александры Федоровны»379.
Штат фрейлин
Начало жесткой регламентации женского штата при дворе было положено Павлом I. Согласно высочайше утвержденному штату от 30 декабря 1796 г. при императорском дворе должны были состоять обер-гофмейстерина, гофмейстерина, 12 статс-дам и 12 фрейлин – всего 26 штатных единиц380.
В 1826 г. число женских штатных единиц при высочайшем дворе было значительно увеличено по указанию Николая I: «Назначить комплект фрейлин их величеств государынь императриц из 36 старших по пожалованию в сие звание, повелеваю и приданое из Кабинета выдавать только тем из них, кои будут состоять в сем комплекте»381. Следовательно, число фрейлин на жалованье увеличилось с 12 до 36, то есть в три раза. Видимо, фрейлин было больше 36, поскольку в штат включили только «старших по пожалованию в сие звание». Это была своеобразная фрейлинская «дедовщина».
Только «входившие в комплект» фрейлины, могли рассчитывать на жалованье и приданое, а прочие оставались на положении почетных. При этом следует иметь в виду, что все эти 36 фрейлин распределялись между двумя императрицами, многочисленными великими княгинями и великими княжнами, и их называли свитскими.
Из 36 фрейлин только 12, состоящих в штате, несли службу при императрице Александре Федоровне. Дочь императрицы, повествуя о событиях 1832 г., отметила: «В тот год у Мама было 12 фрейлин, включая тех, которых она получила от бабушки. В деревню нас сопровождали только молодые, старшие оставались в Зимнем дворце. Дежурная фрейлина должна была в обеденное время быть у Мама, чтобы принять приказания на день»382.
Интересно, что почти в обязательном порядке часть фрейлин молодые императрицы получали «по наследству». Так было у императрицы Марии Александровны, когда она «унаследовала» фрейлину императрицы Александры Федоровны Надежду Бартеневу383.
С середины XIX в. число штатных фрейлин было незначительным и колебалось в пределах 10–14 человек. В архивных делах сохранился «Список статс-дам, фрейлин, камер-фрейлин», который охватывает период с 1869 по 1907 г. Из документа видно, что состав штатных фрейлин обновлялся крайне неравномерно, и это зависело от множества факторов. Некоторые из числа штатных быстро выходили замуж и исчезали из списков, другие задерживались на десятилетия. Например, в 1869 г. при императрице Марии Александровне состояли 13 штатных фрейлин. Их список отчасти показывает, что в эту среду попадали весьма непростые девушки. Под № 9 проходила дочь министра императорского двора Мария Васильевна Адлерберг. Во фрейлинах числилась и княгиня Дадиани, которая прослужила в штатных фрейлинах с 1856 по 1882 г., то есть 26 лет.
Кроме фрейлин в окружение императорской семьи входили три камер-фрейлины, в числе которых была и Антонина Дмитриевна Блудова, и три гофмейстерины. Так, гофмейстериной императрицы Марии Александровны являлась графиня Наталия Дмитриевна Протасова, а гофмейстериной цесаревны Марии Федоровны – княгиня Юлия Федоровна Куракина.
В последующие годы и вплоть до 1879 г. число фрейлин оставалось неизменным – 15 человек. После смерти императрицы Марии Александровны в мае 1880 г. и гибели Александра II в марте 1881 г. в среде фрейлин произошли неизбежные «кадровые» перемещения. В 1881 г. княгиня Ю. Ф. Куракина стала статс-дамой молодой императрицы Марии Федоровны, а гофмейстериной Марии Федоровны – княгиня Е. П. Кочубей, которая вошла в число фрейлин еще в 1876 г. и к 1884 г. уже стояла в списке фрейлин под № 1. К этому времени из «старослужащих» в списке штатных фрейлин оставалась княгиня А. Н. Горчакова, находившаяся на этой должности с 1856 г., то есть 28 лет.
Надо заметить, что при Александре III, крайне скупом на придворные должности, число штатных фрейлин постепенно сокращалось. Это было связано с тем, что с 1881 г. в России существовал только один императорский двор. Костяк штатных фрейлин императрицы Марии Федоровны составляли ее старые фрейлины, входившие в штат двора цесаревны с 1866 по 1881 г. Поэтому к 1893 г. число их уменьшилось до 10 человек.
В октябре 1894 г. умер император Александр III, а в ноябре того же года женился молодой император. С этого времени число фрейлин вновь начало постепенно увеличиваться. В 1894 г. штатными фрейлинами императорского двора были: графиня Н. П. Панина (с 1871 г.), графиня Е. Н. Адлерберг (с 1872 г.), княгиня Е. Д. Барятинская (с 1874 г.), графиня Е. Д. Коцебу, графиня С. Д. Толстая, баронесса М. Д. Будберг, княгиня Е. А. Барятинская, графиня А. Д. Строганова, бывшая также гофмейстериной вдовствующей императрицы Марии Федоровны, Е. А. Нарышкина, графиня Е. Н. Гейден и княгиня М. М. Голицына, которая являлась гофмейстериной императрицы Александры Федоровны, – всего 11 человек. Дополняли этот список камер-фрейлины Н. П. Бартенева, Д. Ф. Тютчева, графиня А. А. Толстая и Е. П. Ермолова. В 1898 г. в списке значились 16 фрейлин, две гофмейстерины и четыре камер-фрейлины384. В целом их число не менялось до 1907 г., однако позже у императрицы Александры Федоровны остались только четыре личные фрейлины385.
По свидетельству фрейлины С. К. Буксгевден, в их число входили: княжна С. Орбелиани (1898–1915), О. Е. Буцова (до лета 1915 г.), графиня А. В. Гендрикова и сама С. К. Буксгевден. При этом С. Орбелиани была глубоким инвалидом и продолжала занимать штатную ставку фрейлины только в силу личной расположенности императрицы. Фактически к весне 1917 г. при императрице оставались только две действующие штатные фрейлины – баронесса С. К. Буксгевден и графиня А. В. Гендрикова. Во главе штата придворных императрицы Александры Федоровны стояла госпожа Нарышкина, урожденная княжна Куракина386.
Несмотря на столь ограниченный штат фрейлин, особенно по сравнению с предшествующими царствованиями, и оставшихся двух фрейлин вполне хватало. Дело в том что царская семья, замкнувшаяся в Александровском дворце Царского Села, сознательно сужала круг своих представительских обязанностей. И даже столь ограниченное окружение императрицы Александры Федоровны не было в полной мере загружено работой.
Буквально в последние месяцы существования Российской империи (31 октября 1916 г.) состоялся ужин в Министерстве иностранных дел. Посол Франции записал в дневнике: «Я занимаю место между госпожой Нарышкиной, обер-гофмейстериной, и леди Джорджиной Бьюкенен. Изящная и симпатичная вдова госпожа Нарышкина рассказывает мне о своей жизни в Царском Селе. Статс-дама, «дама ордена Св. Екатерины», «высокопревосходительство», она, несмотря на свои семьдесят четыре года, сохранила снисходительную и приветливую грацию и любит делиться воспоминаниями… «Моя должность гофмейстерины совсем не отнимает у меня времени. Время от времени личная аудиенция, какая-нибудь интимная церемония – вот и все. Их величества живут все более и более уединенно»387.
Должностные обязанности фрейлин
Придворный чин предполагал соответствующие ему должностные обязанности. Например, обер-гофмейстерина отвечала за весь штат придворной женской прислуги и заведовала канцелярией императрицы. А вот камер-фрейлины и статс-дамы никаких определенных обязанностей при императорском дворе не несли, они даже не обязаны были принимать участие в придворных церемониях. Гофмейстерины, статс-дамы и камер-фрейлины имели общий титул – ваше высокопревосходительство.
Вся тяжесть повседневной службы ложилась на плечи фрейлин, но и их служебные обязанности не были определены никакими должностными инструкциями. Главной задачей фрейлин было повсеместное следование за императрицей и выполнение всех ее приказаний: они сопровождали императриц во время прогулок, развлекали гостей, а при случае могли и вынести ночной горшок – и это не считалось зазорным.
Во взаимоотношениях штатных фрейлин была масса нюансов. Так, фрейлины императрицы считались старше фрейлин, состоявших при великих княгинях, а те, в свою очередь, старше фрейлин великих княжон. Даже новеньким штатным фрейлинам надлежало сразу быть в курсе всех нюансов придворного этикета. Скидок на молодость, отсутствие опыта никто не делал. Соответственно, в борьбе за штатное место фрейлины при императорском дворе не только боролись и интриговали, но и всерьез готовились к этому. По воспоминаниям мемуариста: «В то время при представлении во дворце к их императорским величествам фрейлины соблюдали придворный этикет: следовало знать, сколько шагов надо было сделать, чтоб подойти к их императорским величествам, как держать при этом голову, глаза и руки, как низко сделать реверанс и как отойти от их императорских величеств; этому этикету прежде обучали балетмейстеры или танцевальные учителя»388.
Действительная служба фрейлин при дворе, вопреки распространенному мнению, была достаточно тяжелой. Они несли посменно суточные (или недельные) дежурства и должны были в любое время являться по первому звонку императрицы. На втором этаже Свитской половины Александровского дворца (правое крыло) в Царском Селе была выделена квартира из трех комнат (№ 68 – комната фрейлин, № 69 – спальня, № 70 – гостиная) для дежурных фрейлин. В комнате № 68 длительное время жила княгиня Е. Н. Оболенская, а затем графиня А. В. Гендрикова.
Анна Вырубова, которая очень недолго выполняла обязанности штатной фрейлины, вспоминала, что дежурство фрейлин в Александровском дворце Царского Села длилось неделю. На дежурство заступали по три фрейлины в смену, которые делили между собой эти сутки. Во время дежурства фрейлина не должна была отлучаться, чтобы в любую минуту явиться по вызову императрицы. Она обязана была присутствовать при утреннем приеме, быть с государыней во время прогулок и поездок. Фрейлина отвечала на письма и поздравительные телеграммы по указанию или под диктовку императрицы, развлекала гостей светской беседой, читала императрице. А. А. Вырубова писала: «Можно подумать, что все это было просто – и работа была легкой, но в действительности это было совсем не так. Надо было быть полностью в курсе дел двора. Надо было знать дни рождения важных особ, дни именин, титулы, ранги и т. п. и надо было уметь ответить на тысячу вопросов, которые государыня могла задать… Рабочий день был долгий, и даже в недели, свободные от дежурств, фрейлина должна была выполнять обязанности, которые не успевала выполнить дежурная»389.
Естественно, фрейлины по должности должны были принимать участие практически во всех дворцовых церемониях. Это правило распространялось как на штатных, так и на почетных фрейлин. Примечательно, что многие статс-дамы и почетные фрейлины часто манкировали своими должностными обязанностями, причем делалось это даже при грозном Николае Павловиче. Барон М. А. Корф упоминал, что в 1843 г. «в Вербное воскресенье наши придворные как-то заленились, и к дворцовому выходу явилось очень мало не только статс-дам, но и фрейлин. Государь сильно на это разгневался и тотчас после обедни послал спросить у каждой о причине неявки». А поскольку многие из дам отговаривались нездоровьем, то император распорядился, чтобы к ним ежедневно стали наведываться придворные ездовые, справляясь о здоровье: к фрейлинам – по одному разу, а к статс-дамам – по два раза в день. В результате «эти бедные дамочки поневоле принуждены были засесть дома»390.
Штатные фрейлины участвовали и в коронационных торжествах, для них было определено место в кортеже. Так, во время коронации 1826 г. штатные фрейлины шествовали на 25-й позиции, позади императрицы Александры Федоровны и великих князей Константина и Михаила. Придворные дамы и фрейлины шли «по 2 в ряд, старшие напереди»391.
Жалованье фрейлин
Все женские штатные единицы при императорском дворе соответствующим образом оплачивались. По придворному штату, утвержденному Павлом I в декабре 1796 г., обер-гофмейстерина имела жалованье 4000 рублей в год, столько же было и у 12 статс-дам, а 12 фрейлин получали по 1000 рублей392.
Для многих бедных аристократок оказаться на должности фрейлины было подарком судьбы. При этом фрейлины не только получали довольно высокое жалованье, но и имели оплачиваемые больничные и отпуска с дорогой: если какая-либо из фрейлин заболевала, то императрица из своих средств оплачивала не только лечение, но и реабилитационный отдых со всеми издержками.
Как вспоминала бывшая фрейлина А. О. Смирнова-Россет: «Аренд393 мне советовал ехать в Ревель купаться в море. Я сказала об этом императрице. Она велела мне дать четвероместную дорожную карету, подорожную на шесть лошадей, и все было уплачено. Мне выдали жалованье за три месяца, что составляло пятьсот рублей ассигнациями], и я отправилась с Карамзиными в Ревель»394.
А. О. Смирнова
Поскольку фрейлины находились в ближнем кругу императорской семьи, они не были обделены высочайшим вниманием, и в случае необходимости им помогали. В 1859 г. Александр II приказал обеспечить деньгами фрейлину Дарью Тютчеву-вторую для поездки за границу на лечение. Поскольку она служила при дворе, то это было соответствующим образом обставлено. В поездке до Берлина ее сопровождали лейб-хирург Ф. Ф. Жуковский-Волынский со своим сыном, камер-юнгфера фрейлины, аптекарский помощник и лакей при фрейлине, и на эту поездку Тютчевой было выдано заимообразно 3776 рублей.
Поскольку фрейлине деньги давались в долг, то принималось во внимание, что Тютчева расплатится из своего жалованья, которое складывалось из штатного жалованья в 187 рублей 25 копеек, «столовых» – 409 рублей 9 копеек и денежных выплат «на стол с припасами» – 2354 рубля. Следовательно, годовое жалованье фрейлины в 1859 г. составляло 2950 рублей 34 копейки395. Для сравнения: в 1850-х гг. профессорам ведущего медицинского факультета Московского университета выплачивалось казенного жалованья по 1429 рублей 60 копеек в год. Кроме того, им выдавались квартирные деньги в размере 142 рублей 95 копеек, то есть всего 1572 рубля 55 копеек. В начале XX в. фрейлинское жалованье составляло 4000 рублей в год. Для сравнения: жалованье ординарного профессора Императорского университета составляло 3000 рублей в год, заместителя начальника Дворцовой полиции – 6800 рублей, начальника аналитического отдела Дворцовой полиции в чине полковника – 5000 рублей.
Жалованье фрейлин не менялось с конца XIX в. и вплоть до 1917 г. Надо заметить, что несмотря на инфляцию, оно оставалось весьма значительным, с учетом того, что фрейлины жили «на всем готовом». Вместе с тем у них были немалые расходы, основная часть которых приходилась на туалеты: «Их надо было менять три раза в день. Даже дома фрейлина не могла одеваться, как хотела. Ее туалет всегда должен был соответствовать ее рангу, и к обеду декольтированное платье было обязательным. То же самое платье не надевалось, конечно, много раз. Должны были быть в гардеробе и дорогие платья не для балов, а скажем, для посещения церковных служб, свадеб, похорон, дней рождения, именин и т. п.»396.
В последние годы существования империи, когда царская семья перебралась на жительство в Александровский дворец Царского Села, штатным фрейлинам Александры Федоровны обеспечивалась квартира во дворце, которая состояла из гостиной, спальни, ванной и комнаты для горничной. Каждой из фрейлин полагались лакей, прислуживавший за столом, коляска с парой лошадей и кучер. Ни повар, ни кухня не требовались, так как еду приносили с царской кухни. В свободное время фрейлина могла принимать гостей, все угощение предоставлялось за счет двора.
По свидетельству А. А. Вырубовой, которая некоторое время занимала положение штатной фрейлины, «ежедневная пища была превосходна. Утром приходил лакей с бланком заказа; туда вписывались вина – обычно три сорта, фрукты и сладости. Я никогда не выпивала больше бокала вина за столом, но каждый раз открывалась новая бутылка»397.
Несмотря на множество обязанностей, в положении фрейлин были и неоспоримые преимущества. Кроме таких «мелочей», как полное обеспечение при дворе – квартира, прислуга, питание, это была самая престижная работа для девушек-аристократок, за которую платили жалованье.
Замужество
Едва ли не основным преимуществом фрейлин была возможность составить блестящую партию в замужестве. Если фрейлина собиралась выйти замуж, то она писала прошение на высочайшее имя, при удовлетворении коего из средств Министерства императорского двора штатным фрейлинам выплачивалось приданое.
Обычная сумма приданого в первой половине XIX в. определялась в 12 тысяч рублей ассигнациями. Однако бывали случаи, когда эта сумма могла быть значительно увеличена, – как правило, если императорская семья знала о бедности фрейлины и при этом была к ней расположена. Одна из фрейлин, описывая свадьбу своей подруги, упоминала: «Государь выдал ей двойной оклад невест, т. е. 24 т. вместо 12-ти»398.
В некоторых случаях торжество праздновалось во дворце: так, в 1880 г. свадьба фрейлины цесаревны и адъютанта цесаревича проходила в Аничковом дворце. Анна Вырубова в 1907 г. выходила замуж в церкви Большого Царскосельского дворца. В мемуарной литературе описаны эпизоды, когда для свадебной церемонии фрейлин-невест украшали коронными бриллиантами. Конечно, этой чести удостаивались только любимые фрейлины.
Лишь немногим из них после замужества удавалось продолжить придворную карьеру. Как правило, вышедшие замуж фрейлины отчислялись от двора, однако, согласно нормативным документам, они сохраняли право быть представленными императрице и приглашались на торжественные балы в Большом (Николаевском) зале Зимнего дворца вместе с мужьями, независимо от чина последних.
Некоторые из фрейлин выходили замуж очень поздно. Так, влиятельная Анна Федоровна Тютчева вышла замуж за писателя И. С. Аксакова будучи уже весьма зрелой женщиной.
Несмотря на все издержки и хлопоты, эта служба считалась престижной, поскольку позволяла быть в непосредственной близости к императорской семье, обрасти связями в высших придворных и государственных кругах, поймать «случай» с императором и обеспечить свое будущее выгодным браком. Полный список фрейлин ежегодно печатался в «Росписи высших государственных должностей».
Взаимоотношения фрейлин и членов императорской фамилии
Жесткие нормы этикета не позволяли устанавливать неформальные контакты между членами царской семьи и фрейлинами, однако иногда все же завязывались теплые, человеческие отношения. В этом случае многодетные императрицы включали фрейлин в круг близких им людей, о которых они всегда помнили и заботились. Порой возникали форс-мажорные обстоятельства, которые и раскрывали особенности взаимоотношений фрейлин и их высочайших «шефов». Например, когда в мае 1837 г. фрейлина О. О. Калиновская, или как ее называл Николай I «бедная Осиповна»399, захворала: «Во время ужина с ней сделался столь сильный обморок, что я на руках ее положил на кушетку в прихожей внизу у Мама, и до часу с ней провозились»400.
Следует отметить, что наиболее близкие к императорской семье фрейлины жили вне фрейлинского коридора с его традиционными склоками и скандалами. Например, в начале 1850-х гг. на нижнем этаже Зимнего дворца проживали следующие фрейлины: графиня Тизенгаузен (камер-фрау императрицы Александры Федоровны) со своей племянницей, графиня Ю. Баранова (воспитательница детей и внуков Николая I, подруга его детства), две сестры Бартеневы, Элиза Раух (любимые фрейлины императрицы Александры Федоровны) и В. А. Нелидова (фаворитка Николая I).
Во второй половине 1850-х гг. фрейлины, которые, как правило, были ранее только обслуживающим персоналом и в лучшем случае собеседницами императриц, начали играть совершенно новую роль. Постепенно фрейлины императрицы Марии Александровны сформировали вокруг нее салонный
политический, славянофильский кружок, в котором блистали две незаурядные личности – Анна Тютчева401 и Антонина Блудова, а на вторых ролях к ним примыкала Анна Карловна Пиллар. Отличительной чертой этих новых фрейлин была «прикосновенность к политическим течениям»402.
Лидировала в этом придворном триумвирате фрейлина Анна Федоровна Тютчева. Граф С. Д. Шереметев вспоминал: «Я помню ее худенькой, с узкой талией, с кисловатым лицом; она играла роль, изрекала, критиковала, направляла и всего больше надоедала всем и каждому. Ее поверстали в воспитательницы великой княжне Марии Александровне. В этом звании она еще более расходилась. Недоброжелатели называли ее Ave Tutcheff (святая Тютчева)»403.
Примерно в том же ключе писал о ней известный публицист К. Д. Кавелин: «Меня встретила маленькая особа, с голосом искусственно тихим, с той привычкой внешней сдержанности, за которой придворная жизнь скрывает всё – и хорошее, и худое. Я извинился. Мне убийственно спокойно дали извиниться до конца… После первых вопросов, довольно равнодушных и незначительных. разговор начал принимать понемногу более и более откровенный характер, так что наконец он сделался необыкновенно интересным»404.
Серьезную роль при императрице играла и камер-фрейлина графиня Антонина Дмитриевна Блудова. Она получила прекрасное домашнее образование и рано проявила интерес к литературе. По воспоминаниям графа С. Д. Шереметева: «Она водворилась в Зимнем дворце по смерти своего отца и жила у Салтыковского подъезда. образованная и умная, она отличалась и деятельностью. Разговор ее был содержательный и разнообразный. Она прекрасно писала, и писала по-русски»405. У Блудовой была репутация докладчицы императрицы по патриотическим и православным делам406.
К новым фрейлинам принадлежала и Елизавета Дмитриевна Милютина, дочь всесильного военного министра Дмитрия Алексеевича. Судя по воспоминаниям, она была «из молодых, да ранних. дурна, но бойка и сметлива. Худая, бледная, востроносая, она не прочь была пококетничать и имела влюбчивое сердце. Предметом ее (чувств) был С. П. Боткин».
Но политикой при Марии Александровне фрейлины занимались недолго. По мере того как императрица погружалась в семейные, очень не простые дела, а здоровье ее ухудшалось, при ней появлялись новые наперсницы, мало интересовавшиеся политикой. Кроме того, цесаревич Александр Александрович не сочувствовал политическим игрищам вокруг своей матери. По словам мемуариста, «Тютчеву он не выносил, как и Блудову… Он слишком русский человек, чтобы быть славянофилом»407.
Последний раз фрейлины из окружения императрицы «играли политическую роль» в ноябре 1900 г., когда Николай II, заболев брюшным тифом, балансировал на грани жизни и смерти. В этой ситуации императрица Александра Федоровна впервые вышла за привычный для нее круг домашних забот, примерив на себя «одежды» соправительницы.
По свидетельству «правой руки» министра императорского двора A. А. Мосолова, императрица отдавала приказания непосредственно B. Б. Фредериксу и другим должностным лицам, которые уже затем докладывали о них, причем добавляли, что государыня приказывала о своих распоряжениях не говорить. Все эти приказания передавались фрейлинами А. А. Олениной и С. Орбелиани княгине Е. Н. Оболенской.
Скоро, однако, этих фрейлин оказалось недостаточно, и императрица вызвала из Рима бывшую свою фрейлину княжну Марию Викторовну Барятинскую, с которой государыня тремя годами ранее поссорилась. «Княжна Барятинская, весьма умная и толковая барышня, тогда лет около тридцати, заняла при государыне место ее начальника штаба и всем управляла с большой энергией. Она устранила ненормальность положения, переговаривая с министром и со мной о всех желаниях государыни до отдачи приказаний. При ней эти желания незаметно стали переходить от вопросов, касающихся только так называемых «полковников от котлет», к вопросам, касающимся министров, чем граф Фредерикс ставился иногда в затруднительное положение»408. Однако крепкий организм Николая II одолел болезнь, и «штаб императрицы», состоящий из фрейлин, был расформирован. После этого кратковременного опыта к «политической» помощи фрейлин Александра Федоровна уже не прибегала.
Скандалы фрейлинского коридора
Периодически во фрейлинском коридоре вспыхивали скандалы. Как правило, они были связаны с тем, что к той или иной фрейлине начинал проявлять повышенное внимание кто-либо из подраставших великих князей. Это было совершенно естественно, поскольку мальчики взрослели, а молодые женские лица они могли регулярно видеть только среди фрейлин. Для фрейлин поощрение подобных чувств со стороны великих князей являлось абсолютным табу, однако некоторые в силу тех или иных причин шли на сближение. И юношеские увлечения бывали настолько сильными, что, к примеру, Александр II и Александр III будучи цесаревичами всерьез заявляли о готовности отказаться от трона ради свой возлюбленной-фрейлины. Александр II испытал сильное увлечение фрейлиной О. О. Калиновской, а Александр III – М. Э. Мещерской. Как правило, эти чувства ограничивались платоническими ухаживаниями, и вскоре «проштрафившихся» фрейлин удаляли из дворца, выдавая их замуж. Повзрослев, императоры не обходили своим вниманием «цветник» фрейлинского коридора, периодически завязывая там непродолжительные интрижки. Для фрейлин пребывание в роли «дам для особых услуг» не считалось особенно предосудительным и не мешало замужеству.
Однако иногда отношения великих князей и фрейлин заходили очень далеко. Например, фрейлина А. В. Жуковская родила сына от великого князя Алексея Александровича, который, «желая исполнить долг порядочного человека, хотел на ней жениться… родители этого не позволили!»409. Великий князь так навсегда и остался холостяком.
Придворные платья
Дата появления придворных мундиров неизвестна. Н. Е. Волков, специально изучавший в конце XIX в. историю придворных мундиров, констатировал в своей книге, что самое раннее упоминание в источниках о существовании «мундира придворного кавалера» относится к 1802 г.
Однако известен указ от 30 декабря 1796 г., озаглавленный «Описание мундиров придворным чинам и служителям». К сожалению, в нем ничего не сообщалось о том, как выглядели эти мундиры. Их изображения дошли до нас лишь с начала XIX в. На портретах придворных того времени мундиры практически такие же, какие известны на основании законов от 11 марта 1831 г. и 27 февраля 1834 г.
Не были обойдены вниманием императора и женщины. 27 февраля 1834 г. Николай Павлович утвердил описание эталонного дамского придворного туалета. После его смерти и вплоть до 1917 г. в форме этих туалетов никаких принципиальных перемен не последовало. Наряд состоял из бархатного верхнего платья с откидными рукавами и со шлейфом, имевшего разрез спереди, к низу от талии, который открывал юбку из белой материи. По хвосту и борту платья шло золотое шитье, одинаковое с шитьем парадных мундиров придворных чинов. Такое же шитье полагалось вокруг и спереди юбки.
Выбор такого кроя женского придворного платья, видимо, был обусловлен несколькими причинами. Во-первых, традиционализмом русского императорского двора – такие платья были в ходу при дворе со времен Екатерины II. Во-вторых, отчетливым стремлением Николая I усилить национальную составляющую при императорском дворе, будь то в языке или одежде. В-третьих, для формы, особенно для изменчивой женской, требовалось нечто прочно-устойчивое, чем, по мысли Николая I, и был русский традиционный крой женских платьев.
Дочь императора, описывая события 1834 г., упоминала: «По обычаю в 11 лет я получила русское придворное платье из розового бархата, вышитого лебедями без трена»410. В последующие годы парадные придворные платья в семье называли «императорскими доспехами», поскольку эти платья шили и из серебряной парчи, дополняя наряд бриллиантами и жемчугами411.
Согласно императорскому указу все должностные нюансы должны были легко «читаться» по цветам: так, статс-дамы и камер-фрейлины получали бархатное зеленое платье с белой юбкой; наставницы великих княжон – бархатное платье синего цвета с белой юбкой; фрейлины императрицы – бархатное платье пунцового цвета с белой юбкой; фрейлины великой княгини – также пунцового цвета, только шитье было серебряным; фрейлины великих княжон – бархатные платья светло-синего цвета с золотым шитьем и белой юбкой; гофмейстерина при фрейлинах – бархатное платье малинового цвета, украшенное золотым шитьем, соответствующим шитью первых чинов двора, и портретом императрицы с бриллиантами, а дополняла наряд белая юбка (в повседневной жизни их часто называли «малиновыми фрейлинами»).
Была определена и форма головного убора для придворных дам. Замужним дамам предписывалось носить «повойник или кокошник произвольного цвета, с белым вуалем, а девицам – повязку произвольного цвета с вуалем»412. Фрейлинский бриллиантовый шифр императрицы носился на голубом банте на левой стороне форменного платья. Описанный наряд получил в официальных документах название «русского платья».
Малейшие отступления от установленной формы одежды как придворными кавалерами, так и дамами жестко пресекались Николаем I. Барон М. А. Корф писал, что на большом придворном бале 6 декабря 1840 г. «некоторые дамы позволили себе отступить от этой формы и явились в кокошниках, которые вместо бархата и золота сделаны были из цветов. Государь тотчас это заметил и приказал министру императорского двора князю Волконскому строго подтвердить, чтобы впредь не было допускаемо подобных отступлений». Князь П. М. Волконский передал повеление царя санкт-петербургскому военному генерал-губернатору графу Эссену, после чего последовал «набег квартальных с письменными объявлениями помянутой высочайшей воли и с требованием расписаться на этом листе». Когда об этом непомерном усердии губернатора доложили царю, тот только посмеялся, но распоряжение свое оставил в силе413.
Орденские дамы и знаки отличия
История орденских дам началась при Петре I, с учреждением ордена Святой Екатерины с девизом «За любовь и отечество». Появление этого ордена связано с неудачным Прутским походом 1711 г., когда русская армия была окружена турецкими войсками. При этом возникла реальная угроза того, что в плену у турок окажется сам император Петр I, возглавлявший армию. Екатерина Алексеевна сопровождала мужа в этом походе и, согласно легенде, отдала все свои драгоценности на подкуп турецкого визиря, который и позволил русской армии выйти из окружения.
Первоначально он назывался орденом Освобождения, однако вскоре его переименовали в орден Святой Великомученицы Екатерины. Знаком ордена был белый эмалевый крест оригинальной формы с четырьмя латинскими буквами на нем, обозначавшими начало слов: «Господи, спаси царя!». Крест носился на левой стороне груди на банте из белой ленты с девизом «За любовь и отечество». Орден имел две степени: большой и малый кресты (с разным количеством украшений). Затем большой крест стал носиться на красной ленте с серебряной каймой через правое плечо, его дополнила серебряная звезда с изображением серебряного креста на красном поле в центре.
Число кавалерственных дам большого креста не могло быть более 12, а малого – более 94. Со временем постепенно становилось больше, но могло быть награждено одновременно не более 200 дам. С 1856 г. кресты первой степени стали украшаться бриллиантами, а второй – алмазами. Это был единственный женский орден в Российской империи. После смерти орденской дамы крест возвращался в Капитул орденов, и только после этого могло состояться следующее награждение. Бо́льшая часть женщин, награжденных орденом Святой Екатерины, были придворными дамами.
Портретные дамы и фрейлинские шифры
Придворные дамы имели особые знаки отличия: гофмейстерины, статс-дамы, камер-фрейлины – портреты императриц, украшенные бриллиантами, которые носились на правой стороне груди. По традиции таких дам именовали портретными.
Знаком отличия штатных фрейлин были золотые, украшенные бриллиантами шифры (вензеля императриц или великих княгинь, при которых они состояли), носившиеся под короной на банте из андреевской голубой ленты на левой стороне груди. Знаки эти могли надеваться и не на парадное платье. Шифр для фрейлин считался большим отличием, равным чину супруги генерал-майора.
Конечно, для любой институтки получение заветного фрейлинского шифра было зримым воплощением мечты девушки-аристократки. Такое событие не забывалось. Когда 13 марта 1855 г. А. Ф. Тютчева получила свой фрейлинский шифр, она немедленно записала в дневнике: «Сегодня вечером, когда я пришла на вечер, императрица подала мне маленький футляр со своим шифром из бриллиантов, на который я имею право как фрейлина царствующей императрицы»414. Таким образом, шифр мог вручаться и после обретения официального статуса фрейлины, его давала лично императрица, и происходило это в неофициальной обстановке.
Следует подчеркнуть, что традиция вручения фрейлинского шифра лично правящими и вдовствующими императрицами жестко соблюдалась вплоть до начала 1900-х гг. Только последняя императрица нарушила эту традицию, отказавшись от права раздавать молодым девушкам царский шифр, что глубоко оскорбило русскую аристократию и лишило Александру Федоровну последних крох популярности. Это решение императрицы еще раз продемонстрировало, насколько она не понимала и не желала понимать психологию российской аристократии. И неудивительно, что ей платили тем же. При этом вдовствующая императрица Мария Федоровна вплоть до начала 1917 г. добросовестно выполняла эту обязанность, от которой столь легкомысленно отказалась ее невестка415.
Дворцовая терминология
Со времен Петра I в основу придворной терминологии были положены немецкие названия чинов и званий. Это не только вписывалось в контекст преобразований императора, но и было вполне привычно для уха многочисленных немецких принцесс, которые приезжали в качестве невест к российскому императорскому двору.
На эту терминологию никто не покушался на протяжении 200 лет, и только после начала Первой мировой войны Николай II перевел в практическую плоскость свое давнее увлечение допетровской Русью. В августе 1914 г. Санкт-Петербург был переименован в Петроград, более того, русификация предполагала затронуть и традиционные наименования придворных чинов. Посол Франции в России упоминал в дневнике, что Николай II много раз «высказывал неудовольствие по поводу немецких слов, которые в изобилии встречаются в перечне официальных титулов и званий: обер-гофмаршал, статс-секретарь, камергер, шталмейстер, флигель-адъютант, фрейлина и так далее. Теперь император решил изъять все эти неблагозвучные наименования из иерархических списков и заменить их национальными идиомами. Выполнение этой лингвистической задачи было поручено князю Михаилу Сергеевичу Путятину, маршалу императорского двора и шефу административных служб царскосельских дворцов. Это был отличный выбор»416.
Однако эта идея не была реализована. Николай II опоздал и опоздал очень во многом, поскольку эта запись появилась в дневнике посла 24 декабря 1916 г., за два месяца до начала Февральской революции 1917 г., уничтожившей самодержавную монархию в России.
Судьбы фрейлин
Судьбы фрейлин подчас были весьма причудливы, и эта непредсказуемость отчасти вызывалась их близостью к императорской семье. Весьма примечательна в этом отношении биография фрейлины последней императрицы Александры Федоровны – Софьи Орбелиани.
Александре Федоровне было свойственно четкое разделение окружавших ее людей на «своих» и «чужих». «Свои» входили в число ее личных друзей, насколько это было возможно при ее положении. Надо отдать императрице должное – своим друзьям она была верна до конца в буквальном смысле. Весьма показательна в этом отношении судьба фрейлины Софьи Орбелиани.
Софья родилась в 1875 г. и была единственной дочерью князя Ивана Орбелиани и княгини Марии Святополк-Мирской. О степени влияния этого семейства говорит тот факт, что брат матери являлся министром внутренних дел империи в 1904–1905 гг., то есть занимал один из самых высоких министерских постов в бюрократической структуре Российской империи. В свою очередь, отец Софьи происходил из древней кавказской аристократической семьи.
Софья унаследовала от своих кавказских предков независимость и бесстрашие характера, что проявлялось в различных полуспортивных развлечениях при дворе молодой императрицы. Прежде всего она была прекрасной наездницей, при этом отличалась веселым и открытым характером. Подобно многим молодым аристократкам, Софья прекрасно владела иностранными языками, хорошо рисовала, отлично танцевала, играла на пианино и пела.
В 1898 г. фрейлина императрицы княгиня М. Барятинская вышла замуж. В окружении Александры Федоровны появилось вакантное место штатной фрейлины. Новое назначение состоялось в результате подспудной борьбы влияний при дворе. Близкий тогда к императорской семье великий князь Александр Михайлович, друг детства Николая II, женатый на его младшей сестре Ксении, предложил на вакантное место 23-летнюю Софью Орбелиани. Он считал, что веселая и независимая девушка, не вовлеченная в придворные интриги, будет идеальной компаньонкой для болезненно замкнутой императрицы. В результате сложных, многоходовых комбинаций Софья заняла место штатной фрейлины в 1898 г.
Новая фрейлина, маленького роста, белокурая, с правильными чертами лица, отличалась незаурядным умом, любила спорт и обладала замечательными музыкальными способностями. Баронесса Софья Буксгевден отмечала в мемуарах, что Орбелиани при этом обладала прекрасным чувством юмора и была способна вызывать любовь всех, кто соприкасался с ней417.
Один из современников вспоминал впоследствии, что Орбелиани «была большой спортсменкой, она чудно ездила верхом и великолепно играла в теннис. Это был настоящий живчик, веселый, вечно в движении, всегда готовый на всё, где можно было показать свою ловкость и лихость»418.
После «смотрин» Софья была назначена в число фрейлин Александры Федоровны. Сложившееся окружение императрицы весьма ревниво отнеслось к новенькой: так, руководитель одного из подразделений императорской охраны А. И. Спиридович назвал ее «некультурной девочкой с Кавказа», но при этом отмечал ее жизнерадостность, разбавлявшую постную придворную атмосферу. Императрица Александра Федоровна быстро привязалась к новой фрейлине, чему в немалой степени способствовала «восточная преданность» Софьи своей новой хозяйке. А императрица весьма чутко и, как правило, безошибочно угадывала эту искреннюю преданность, столь редкую в среде придворной аристократии. При этом, по воспоминаниям графини Буксгевден, Софья позволяла себе говорить императрице правду в глаза, как бы она горька ни была.
Молодые женщины часто полдня проводили, играя в четыре руки на фортепиано. Очень быстро Софья стала ближайшей наперсницей императрицы. С подачи великого князя Александра Михайловича она пыталась традиционными способами преодолеть трагическую замкнутость императрицы, устраивала музыкальные вечера на половине своей хозяйки, приглашая женский бомонд столицы. Иногда императрица сама играла на этих импровизированных концертах.
В октябре 1903 г. фрейлина Софья Орбелиани сопровождала императорскую семью в Дармштадт, где они присутствовали на свадьбе племянницы Александры Федоровны – Алисы Баттенбергской и Георга Греческого, с которым Николай II был близко знаком еще со времен путешествия 1891 г.
Во время этого визита Софья заболела, у нее поднялась температура. Императрица, несмотря на обилие официальных и неофициальных мероприятий, по два-три раза в день посещала свою подругу, которую лечили придворные врачи ее брата – герцога Гессен-Дармштадтского. Такое внимание императрицы к фрейлине многими в ее окружении было воспринято как нарушение придворного этикета.
Именно немецкие медики пришли к заключению, что Софья Орбелиани неизлечимо больна: в перспективе ее ожидали постепенное ограничение подвижности, инвалидное кресло, а затем полный паралич и смерть. Зная это, императрица Александра Федоровна не оставила свою фрейлину. В Александровском дворце, который с 1905 г. стал постоянной императорской резиденцией, на втором этаже Свитской половины (правое крыло) Софье Орбелиани была отведена квартира из трех комнат (№ 65, 66 и 67).
Все расходы по ее лечению и содержанию Александра Федоровна взяла на себя. Для императрицы, довольно скупой женщины, это значило много. Естественно, по состоянию здоровья Софья не могла выполнять обязанности фрейлины, но Александра Федоровна отказалась принять ее отставку – образно говоря, за Орбелиани была сохранена ее штатная ставка. Для заболевшей фрейлины «были сконструированы специальные экипажи и прочие приспособления, так что она могла вести обычную жизнь, как если бы была здорова, и всюду сопровождать императрицу в ее поездках»419.
Александра Федоровна посещала Софью ежедневно. Строгий к императрице высший свет осуждал это проявление человеческих чувств. По свидетельству А. И. Спиридовича, упреки сводились к тому, что для царских дочерей совершенно не полезно жить рядом с умирающей женщиной. Но Александра Федоровна в свойственной ей высокомерной манере холодно игнорировала все упреки.
Вместе с тем не стоит преувеличивать привязанность императрицы к своей фрейлине. Конечно, как человек и уж тем более как императрица она вела себя очень достойно. Но жизнь продолжалась, и рядом с ней появилась новая подруга – Анна Вырубова.
Как происходила «смена караулов», видно из опубликованных дневниковых записей Николая II. За весь 1904 г. Софью Орбелиани только дважды приглашали к императорскому столу (23 марта к завтраку и 28 апреля к обеду). Надо заметить, что очень немногие штатные фрейлины удостаивались этой чести. В конце ноября 1904 г. при Александре Федоровне появилась новая штатная фрейлина – баронесса София Карловна Буксгевден, которой Софья Орбелиани начала «сдавать дела».
22 сентября 1905 г. к императорскому столу впервые была приглашена, как записал в дневнике Николай II, «А. А. Танеева». Но в эту осень Софью Орбелиани продолжали приглашать к столу (к обеду – 9 октября, 15 ноября, 27 ноября). В начале 1906 г. все оставалось по-прежнему, Орбелиани присутствовала на обедах 7 февраля, 14 марта, 3 июля, 28 августа. 21 октября новая и старая подруги императрицы почти пересеклись. В этот день Анна Танеева завтракала, а Софья Орбелиани с княгиней Оболенской – обедали. После этого дня Софью к столу больше не приглашали. Ее место с 23 ноября 1906 г. прочно заняла Анна Вырубова, как ее начал называть в дневниках император.
Тем не менее Софья, как могла, старалась быть полезной своей хозяйке, по мере возможности выполняя фрейлинские обязанности, а после того как окончательно слегла, разбирала многочисленную корреспонденцию императрицы. Со временем она передала свои обязанности Софии Буксгевден и посвятила ее во все нюансы отношений придворного мира Царского Села. Они подружились, и С. Буксгевден много времени проводила в ее комнатах.
Девять долгих лет императрица делала все, чтобы облегчить жизнь умиравшей фрейлины. За это время в жизни императрицы изменилось многое. Появилась новая задушевная подруга – Анна Вырубова, но и старую подругу, раз и навсегда причисленную к «своим», она не забывала. Примечательно, что об этих отношениях мало кто знал: Распутин и Вырубова в глазах досужего света совершенно заслонили Орбелиани. Для столичного бомонда она уже давно умерла. Когда в декабре 1915 г. врачи сообщили, что конец близок, Александра Федоровна практически не отходила от своей умирающей подруги. Софья Орбелиани скончалась буквально на руках императрицы.
Все заботы о похоронах фрейлины императрица взяла на себя. На отпевании Александра Федоровна присутствовала в форме сестры милосердия. Фрейлина С. К. Буксгевден свидетельствовала, что видела, как императрица, сидя у гроба своей подруги, гладила ее волосы в последние минуты, перед тем как гроб закрыли.
Еще одной фрейлиной, ставшей достаточно близкой к императорской семье, являлась София Карловна Буксгевден. Впервые она появилась в Александровском дворце 28 ноября 1904 г., но только с 1913 г. вошла в так называемый «ближний круг» императрицы Александры Федоровны. Свидетельством этого стало ее прозвище Иза. Фрейлина упоминала, что она прожила в Александровском дворце Царского Села с 1913 по 1917 г., причем ее «комната соединялась коридором с апартаментами великих княжон»420.
Это была высокая, довольно плотная, темноволосая, не очень привлекательная женщина. У нее имелись свои слабости – София Карловна много курила, но при этом она разделяла увлечение Николая II большим теннисом и ходила на байдарке.
С. К. Буксгевден умела расположить к себе и, что особенно важно, была искренне преданна императорской семье. Она являлась, пожалуй, единственной из фрейлин, посвященной в семейные тайны монаршей четы. Надо заметить, что Александра Федоровна была достаточно осторожна в отношениях со своими фрейлинами, поскольку понимала, что они прежде всего служат во дворце. С. К. Буксгевден писала: Александра Федоровна «считала недопустимым вступать в дружеские отношения со своими фрейлинами, поскольку ей казалось, что особая симпатия, высказанная какой-либо одной, может вызвать чувство ревности другой… между нами и императрицей всегда существовала определенная дистанция, которую никому не было дозволено переходить. И лишь когда ее фрейлины прекращали свою службу при дворе (так было с княгиней Барятинской или с Соней Орбелиани, которая стала инвалидом), императрица могла позволить себе высказать им то расположение, которое она всегда к ним чувствовала»421.
«Своим» императрица позволяла и некоторую «оппозиционность». Так, Иза Буксгевден отрицательно относилась к Распутину, что для императрицы не было секретом. Но она знала, что Иза ее не предаст и не будет источником каких-либо слухов.
Императрица не ошиблась в своей фрейлине. Иза Буксгевден последовала за царской семьей в Сибирь и только чудом уцелела. Заняв денег у Сиднея Гиббса, она сумела пересечь Сибирь и через Китай выбраться в Англию, которая стала для нее вторым домом. В 1920-х гг. она написала две книги о своей жизни в Царском Селе. Еще одну книгу она посвятила своей царственной подруге – императрице Александре Федоровне, в которой опровергла множество легенд, которыми было насыщено общественное сознание того времени. Вместе с тем она не впала в простое восхваление, ей, пожалуй, первой удалось создать объективный и честный портрет последней русской императрицы, сложной и противоречивой женщины.
Анна Александровна Вырубова, в девичестве Танеева, родилась в 1884 г. во влиятельной семье чиновников-аристократов. Ее дед Сергей Александрович и отец Александр Сергеевич Танеевы на протяжении 44 лет возглавляли Собственную его императорского величества канцелярию и имели право личного доклада императору.
Первый раз Анна Танеева увидела императрицу в 1896 г. в двенадцать лет, когда царская семья гостила в селе Ильинском – подмосковном имении великого князя Сергея Александровича, который был женат на Елизавете Федоровне, старшей сестре Александры Федоровны. В 17 лет она была официально представлена вдовствующей императрице Марии Федоровне. С этого времени началась ее светская жизнь. Надо заметить, что Анна не была красавицей – полненькая девушка с добрыми глазами, которая прекрасно пела и играла на фортепиано. В восемнадцать лет, в январе 1903 г., она получила усыпанный алмазами фрейлинский шифр императрицы Александры Федоровны, а в феврале приняла участие в легендарном костюмированном балу в Зимнем дворце. Николай II и Александра Федоровна были в одеждах русских царей XVII в., аристократия в соответствии с занимаемым положением блистала боярскими одеждами. Тогда еще никто не знал, что этот пышный бал станет последним в Зимнем дворце. И это был первый выход в большой свет «дебютантки» Анны Танеевой.
Обширные связи и прочное положение семьи Танеевых при дворе позволили Анне в феврале 1905 г. оказаться в Александровском дворце Царского Села среди штатных фрейлин Александры Федоровны. Ей тогда было 20 лет, а императрице – 32 года. Танеева подменила одну из заболевших фрейлин422.
Во время дежурства во дворце по желанию Александры Федоровны Анна Танеева проводила время с фрейлиной С. Орбелиани. Вырубова вспоминала, что у Орбелиани развивался прогрессивный паралич, а характер у нее был очень тяжелый, и она часто зло подшучивала над молодой и цветущей фрейлиной. За время своего первого дежурства А. Танеева видела императрицу только один раз, когда каталась с ней в санях по аллеям Александровского парка. В память о первом дежурстве императрица подарила фрейлине медальон – серый камень в виде сердца, окруженный бриллиантами423.
Сначала Анна Танеева была назначена только временной фрейлиной, заменяя одну из заболевших штатных фрейлин, но за короткое время она успела понравиться императрице, причем настолько, что в августе 1905 г. ее пригласили в плавание в финские шхеры на императорской яхте «Полярная звезда». Анна за время путешествия сблизилась со всеми членами царской семьи: «Каждый день мы съезжали на берег, гуляли по лесу с государыней и детьми, лазили на скалы, собирали бруснику и чернику, искали грибы, исследовали тропинки»424. Эта поездка решила судьбу фрейлины. По словам Вырубовой: «Государь сказал мне, прощаясь в конце плавания: «Теперь вы абонированы ездить с нами», а императрица Александра Федоровна произнесла: «Благодарю Бога, что Он послал мне друга»425. В результате этой поездки «началась моя дружба с государыней, дружба, которая длилась двенадцать лет»426.
Александра Федоровна страстно увлекалась музыкой, хорошо пела. У императрицы было контральто427, у Анны Танеевой – высокое сопрано. Они стали петь дуэтом, играть на фортепиано в четыре руки. Но главным достоинством был характер Анны, которая постоянно демонстрировала императрице свои бесконечное обожание и преданность, в чем так нуждалась Александра Федоровна.
Жизнь Александры Федоровны не была безоблачной. Застенчивая до болезненной замкнутости, она будучи императрицей должна была постоянно встречаться и общаться со множеством незнакомых людей. Она страстно любила мужа и не желала делить его ни с матерью – вдовствующей императрицей Марией Федоровной, ни с влиятельными сановниками. Воспитанная в Англии, где положение монарха определялось формулой «Царствую, но не управляю», она была поборницей идеи самодержавной власти. Будучи до 22 лет протестанткой, она прониклась крайними, мистическими идеями православия. Только в результате шестой беременности она смогла наконец родить наследника, но сразу же выяснилось, что он неизлечимо болен и в любой момент может умереть. Она бесконечно нуждалась в искренней дружбе, которую очень тяжело было обрести в той лицемерной среде, где проходила ее жизнь. Александра Федоровна поверила и приняла безоглядную привязанность Анны Вырубовой.
Служба Анны в качестве временной фрейлины продолжалась очень недолго428, но императрица запомнила молодую бесхитростную девушку. Это было то, в чем она так нуждалась. Поэтому следующим летом 1906 г. Анну Танееву вновь пригласили принять участие в плавании по финским шхерам на императорской яхте «Штандарт». Столичный бомонд, крайне ревниво следивший за появлением новых фаворитов, сразу же отметил это повторное приглашение, поскольку на «Штандарте» царскую семью окружали только самые близкие к ней люди.
Совместный отдых сближает, как и совместные дела – именно тогда Анна Танеева окончательно стала «своей» в замкнутом мире царской семьи. Она подружилась со старшими дочерьми – Ольгой и Татьяной, которые росли без подруг, забавлялась с младшими – Марией и Анастасией, узнала о неизлечимом заболевании наследника. Она получила, как и многие из «своих», незатейливое прозвище Корова, но не обижалась, поскольку сама императрица называла себя «старой курицей». Вырубова была полной и, конечно, не вписывалась в существовавшие каноны красоты, что тоже являлось плюсом в глазах императрицы. Позже ее познакомили с Григорием Распутиным, к которому она прониклась благоговением, также послужившим в ее пользу.
В свою очередь, царская семья приняла участие в жизни Анны Танеевой. Для 22-летней девушки, конечно не без участия Александры Федоровны, была подобрана соответствующая партия. Женихом Анны стал флотский лейтенант Александр Васильевич Вырубов, к этому времени имевший за плечами значительные факты биографии. Так, он был одним из четырех чудом спасшихся офицеров с броненосца «Петропавловск». Этот броненосец, на капитанском мостике которого находился командующий Тихоокеанским флотом адмирал Степан Осипович Макаров, подорвался на мине и затонул за несколько минут при попытке прорыва из блокированной гавани Порт-Артура в 1904 г., во время Русско-японской войны. Естественно, молодой моряк ходил в героях.
Молодых сосватали, в декабре 1906 г. Вырубов сделал предложение письмом из деревни. Анна проконсультировалась с императрицей, и та одобрила партию. В феврале 1907 г. было объявлено о свадьбе. Бракосочетание фрейлины Анны Александровны Танеевой с лейтенантом Александром Васильевичем Вырубовым состоялось 30 апреля 1907 г. в высочайшем присутствии в церкви Большого Царскосельского дворца429. С этого момента Анна уже не могла быть фрейлиной, поскольку таковыми являлись только незамужние девушки. Анна Танеева превратилась в Анну Александровну Вырубову и именно под этой фамилией вошла в историю России начала XX в.
Присутствие императорской четы на свадьбе было очень высокой честью для новобрачных. Более того, Николай II и Александра Федоровна лично благословили молодых иконой. После бракосочетания молодые «пили чай у их величеств», в очень узком кругу, поскольку гостей на свадьбе было немного, и все они прошли одобрение их величеств430.
Аристократический бомонд немедленно отреагировал на это первой сплетней. В светских салонах удивлялись не столько самому факту присутствия на свадьбе императорской четы, сколько тому, какое деятельное участие принимала в ней Александра Федоровна. Утверждали, что во время свадьбы императрица рыдала так, будто она выдавала замуж свою дочь. Но тогда, в апреле 1907 г., это отнесли к эмоциональному состоянию императрицы.
Однако семейная жизнь молодых не заладилась с самого начала, и брак оказался непродолжительным. Тут сказались и сбывшееся мрачное предсказание Распутина, и обнаружившиеся вдруг садистские, противоестественные наклонности молодого лейтенанта, и даже его безумие. Сама Вырубова коротко писала об этом спустя много лет: «Брак ничего, кроме горя, мне не принес. На состоянии нервов моего мужа, вероятно, отразились все ужасы пережитого, когда тонул «Петропавловск», и вскоре после свадьбы у него появились признаки тяжелого психического заболевания. Сначала я думала, что это только временное состояние, и тщательно скрывала болезнь мужа от моей матери. Но, в конце концов, мой муж был признан ненормальным, был помещен в лечебное заведение в Швейцарии, и я получила развод»431.
Эта семейная драма послужила толчком к началу многих событий, поэтому необходимо уточнить ряд моментов. Во-первых, личная драма не помешала Анне Вырубовой в сентябре 1907 г. принять приглашение отправиться в очередное плавание на «Штандарте» в финские шхеры вместе с царской семьей. И именно тогда в свете впервые начали настойчиво циркулировать слухи о «противоестественной» связи императрицы и Вырубовой. Дело в том что во время этого плавания «Штандарт» наскочил на подводный камень и едва не затонул, получив две пробоины в корпусе. Царскую семью и ее окружение срочно переправили на один из кораблей конвоя. Спустя несколько месяцев, 2 февраля 1908 г., весьма осведомленная генеральша А. В. Богданович записала в своем дневнике432: «Всех поражает странная дружба молодой царицы с ее бывшей фрейлиной Танеевой, которая вышла замуж за Вырубова. Когда во время поездки в шхеры лодка наткнулась на камень, эту ночь царская семья проводила на яхте «Александрия»433. Царь спал в рубке, а в свою каюту царица взяла Вырубову, на одной с ней постели спала»434. При этом Богданович называет и источник информации – капитана 1 ранга, помощника начальника Главного морского штаба при морском министре Сергея Ильича Зилотти.
Видимо, Вырубова была прекрасно осведомлена об этих слухах и в мемуарах сочла необходимым специально остановиться на том, «кто и где спал». По ее словам, «императрица спала с наследником», Николай II и свита – в каютах наверху. Позже императорская семья перешла на подошедшую яхту «Александрия», но и там было очень тесно, поэтому Николай II спал в рубке на диване, дети – в большой каюте, кроме наследника. Далее шла каюта императрицы, рядом находилась каюта наследника, в которой он располагалась с няней М. Вишняковой. Вырубова туманно уточняла: «Я спала рядом в ванной»435.
Во-вторых, уже после развода, осенью 1908 г.436, Вырубова немедленно получила приглашение от царственной подруги поселиться близ Александровского дворца Царского Села. При этом, по ее словам, в это время она с мужем жила в Царском Селе, поскольку влиятельный отец Вырубовой пристроил зятя в дворцовое ведомство. Вряд ли молодому супругу могли понравиться слухи о близости жены с императрицей. Возможно, именно тогда и проявились садистские наклонности молодого лейтенанта. Вырубова писала: «Официальной должности у меня не было. Я жила при царице как неофициальная фрейлина и была ее близким личным другом. Она сказала: «Хоть один человек есть, который служит мне для меня, а не за вознаграждение»437. Надо заметить, что таких прецедентов в богатой скандалами истории императорской фамилии не существовало, а решение императрицы только способствовало распространению «лесбийской сплетни», пик которой пришелся на 1908–1910 гг.
В-третьих, несколько слов надо сказать и о неудавшемся браке. О садизме и извращениях Александра Вырубова мы знаем только из воспоминаний самой Анны, поскольку в исторической литературе сведений о нем практически нет. Упоминается только, что с 1913 по 1917 г. Вырубов являлся уездным предводителем полтавского дворянства. Надо заметить, что это была выборная должность, и вряд ли полтавские дворяне избрали бы своим предводителем извращенца и садиста. Они видели в нем офицера российского флота, участвовавшего в обороне Порт-Артура. Сейчас, конечно, трудно сказать, о каких извращениях писала Вырубова, но точно известно, что супружеских отношений между молодыми не было, и Анна после 18 месяцев брака осталась девицей. Вполне возможно, «садистские извращения» свелись к тому, что лейтенант просто пытался выполнить свой супружеский долг? Или он не мог его выполнить? Или Вырубова была категорически против супружеских отношений?
В-четвертых, на 1907–1910 гг. пришлось время наибольшего влияния председателя Совета министров П. А. Столыпина на внутреннюю политику России. Это был властный человек, не желавший делиться влиянием. Поэтому слухи, клубившиеся вокруг императрицы и Вырубовой, дискредитировали один из центров власти, противостоящий Столыпину. Об этом в 1911 г. писал в дневнике А. А. Бобринский: «Не так императрица Александра Федоровна больна, как говорят. Столыпину выгодно раздувать ее неспособность и болезни, благо неприятна ему. Правые теперь будут демонстративно выставлять императрицу, а то в угоду, как оказывается, Столыпину ее бойкотировали и замалчивали и заменяли Марией Федоровной. Говорят, что лесбийская связь ее с Вырубовой преувеличена»438.
Весной 1917 г. Временным правительством с целью сбора компромата на царскую семью и ее окружение была создана Чрезвычайная следственная комиссия, в которой образована специальная подкомиссия, специализировавшаяся на расследовании деятельности так называемых «темных сил», окружавших царскую семью. К числу этих «темных сил», безусловно, была отнесена и Анна Вырубова. В марте 1917 г. ее арестовали и поместили в одну из камер Петропавловской крепости. Летом этого же года Вырубова настояла на том, чтобы было проведено ее гинекологическое освидетельствование. Столь необычная просьба заключенной была связана с расхожими обвинениями в том, что она сожительствовала с Григорием Распутиным. Обследование установило, что Вырубова девственница439.
В «Заключении доктора Манухина, данном на основании результатов медицинского освидетельствования, произведенного в Трубецком бастионе Петропавловской крепости», сказано: «22-х лет она вышла замуж… с мужем жила всего один год. По ее словам, муж страдал половым бессилием с наклонностью к садизму; после одной из сцен, когда муж бросил ее обнаженную на пол и бил, они расстались; с тех пор свидетельствуемая половой жизнью не жила. В конце прошлого года вследствие бывших у нее болей в нижней части живота и для уяснения причины заболевания ее правой ноги ей предложили произвести исследование половых органов; неожиданно для производства исследования per vaginat оказалось нужным надрезать ее девственную плевру, так как она не была вполне нарушена слабосильным мужем; свидетельницей изложенного может быть, по ее словам, старшая фельдшерица Дворцового госпиталя в Петергофе Карасева. Петроград, 6 июня 1917 г.»440.
Тогда это поразило многих, но не ближайшее царское окружение, поскольку о девственности Вырубовой свита знала с января 1915 г. После того как в январе 1915 г. Вырубова попала в железнодорожную катастрофу, ее осматривал профессор С. П. Федоров. Впоследствии начальник подвижной охраны царя полковник А. И. Спиридович писал, что был «поражен, когда лейб-хирург Федоров сказал мне, что делая медицинское исследование госпожи Вырубовой еще с одним профессором вследствие перелома бедра, они неожиданно убедились, что она девственница. Больная подтвердила им это и дала кое-какие разъяснения относительно своей супружеской жизни с Вырубовым»441.
Этот факт сегодня интерпретируют по-разному. Так, Э. Радзинский утверждает, что, по его мнению, Вырубова, безусловно, была скрытой лесбиянкой. Он предполагает, что императрице не было дела до сексуальной ориентации подруги, ее интересовала только искренняя привязанность Вырубовой, и не имело значения, чем она диктовалась. Эта привязанность-любовь была жизненно необходима неврастеничной императрице, окруженной всеобщим недоброжелательством. Женщине, замкнутой в очень непростых семейных проблемах, которые тщательно скрывались от глаз посторонних, была крайне важна такая подруга, а уж какой она ориентации – дело десятое.
Конец 1907 г. для Александры Федоровны оказался тяжелым – она болела. Характер заболевания в медицинских документах не указывается, но, судя по количеству визитов, проблемы были серьезные. Так, с 11 по 30 ноября 1907 г. врач Дворцового госпиталя Придворной медицинской части Фишер нанес императрице 29 визитов, а с 1 по 21 декабря посетил императрицу 13 раз442 – всего 42 визита. Видимо, эти посещения продолжались и далее, поскольку сама императрица писала своей дочери Татьяне 30 декабря 1907 г.: «Доктор сейчас опять сделал укол – сегодня в правую ногу. Сегодня 49 день моей болезни, завтра пойдет 8-я неделя»443. Поскольку императрица писала дочери, то можно предположить, что она была изолирована от детей. По ее счету болезнь проявилась в первых числах ноября
1907 г. Опираясь на мемуары и дневниковые записи, можно предположить, что с 1906–1907 гг. у императрицы начались серьезные проблемы с сердцем. Но поскольку эти проблемы не афишировались, на них стали накладываться слухи о психической неуравновешенности императрицы, проявляющейся в порочной связи с Вырубовой.
Слух о лесбийской связи императрицы продолжал распространяться во второй половине 1908 г., подогреваемый разводом ее подруги с лейтенантом Вырубовым. Именно тогда приобрели популярность очередные домыслы, что этот скоротечный брак должен был просто прикрыть порочную связь Вырубовой и императрицы.
Цитирование этих слухов также нуждается в комментариях. В июне 1908 г. А. В. Богданович записала со ссылкой на княгиню Д. В. Кочубей444, будто причиной развода Вырубовой с мужем стало то, что «муж этой Танеевой, Вырубов, нашел у нее письма от царицы, которые наводят на печальные размышления»445. Теперь известно, что императрица действительно писала огромные и крайне эмоциональные письма, была в них достаточно откровенна и, с точки зрения обывателя, неосторожна. Таким образом, письма, которые будто бы нашел Вырубов, вполне могли иметь место, и содержание их могло быть истолковано превратно. Позже также случались подобные истории. Так, в 1912 г. в руки думской оппозиции попали письма Александры Федоровны к Распутину, где тоже были двусмысленные фразы, позволившие оппозиции немедленно запустить сплетню о том, что императрица неверна мужу – императору Николаю II. Видимо, императрица сделала выводы из этих историй и в марте 1917 г., по словам Вырубовой, «уничтожила все дорогие ей письма и дневники и собственноручно сожгла у меня в комнате шесть ящиков своих писем ко мне»446.
В сентябре 1908 г. Вырубова вновь путешествовала на «Штандарте». Именно с этого времени ей начали приписывать политическое влияние на царскую семью. У А. В. Богданович имелись очень надежные источники, которые могли наблюдать не только официальную, но и неофициальную сторону жизни императорской семьи. Это были личные камердинеры царя – Н. А. Радциг447 и Н. Ф. Шалберов448, которые регулярно посещали салон А. В. Богданович и делились с гостеприимной хозяйкой последними дворцовыми новостями. Так, Шалберов «удивлялся тому, что такую «мерзавку», как Вырубова, царица так любит, что она у царицы и днюет, и ночует» (запись от 3 ноября 1908 г.)449. Через несколько дней Н. А. Радциг сообщил, что видел фотографию Вырубовой, где она запечатлена «рядом с мужиком», у которого «зверские глаза, самая противная, нахальная наружность» (запись от 5 ноября 1908 г.)450. Мужиком, конечно, был Григорий Распутин.
Но окончательный «диагноз» взаимоотношениям Вырубовой и Александры Федоровны А. В. Богданович поставила в конце ноября 1908 г. И надо вновь признать, что у нее были первоклассные источники. 21 ноября она писала со ссылкой на Зилотти, что «царь очень нервен, что причиной этому царица, ее ненормальные вкусы, ее непонятная любовь к Вырубовой»451. Надо отдать генеральше должное: она перепроверила эту информацию и со ссылкой на дворцового коменданта генерал-лейтенанта Владимира Александровича Дедюлина452 привела его слова о том, что «в Царском Селе прелюбодеяние»453.
Необходимо отметить еще одно важное событие в царском окружении: в 1907 г. умер семейный доктор лейб-хирург Густав Иванович Гирш454, и в результате сложных подковерных интриг новым врачом императорской семьи стал Евгений Сергеевич Боткин455. Это еще раз показывает действие механизма по проведению на близкие к императорской семье должности «своих» людей. И одним из важных рычагов этого механизма была «глуповатая», по мнению досужего светского общества, Анна Вырубова.
Окончательный выбор врача был сделан лично императрицей Александрой Федоровной, но с подачи Вырубовой, которая писала об этом в мемуарах: «Выбор ее остановился на Е. С. Боткине, враче Георгиевской общины, которого она знала с Японской войны, – о знаменитости456 она и слышать не хотела. Императрица приказала мне позвать его к себе и передать ее волю. Доктор Боткин был очень скромный врач и не без смущения выслушал мои слова. Он начал с того, что положил Государыню на три месяца в постель, а потом совсем запретил ходить, так что ее возили в кресле по саду. Доктор говорил, что она надорвала сердце, скрывая свое плохое самочувствие»457.
Кандидатуру Е. С. Боткина поддерживали весьма влиятельные силы, в числе прочих протежировала и его родственница фрейлина императрицы О. Е. Бюцова. А. В. Богданович со слов камердинера Шевича записала в дневнике о причинах появления нового врача: «Бывший придворный доктор Фишер, лечивший царицу, прямо письменно заявил царю, что царицу вылечить не может, пока ее не разлучат с Вырубовой. Но это письмо воздействия не имело: Вырубова осталась, а Фишер был уволен, а на его место назначен Боткин, ставленник Танеева»458. Думается, что версия Богданович наиболее полно показывает истинные причины появления нового врача, а смерть старого Гирша была только предлогом для этого.
4 апреля 1908 г. обер-гофмаршал П. К. Бенкендорф направил министру императорского двора Владимиру Борисовичу Фредериксу извещение, в котором сообщал, что императрица «желает, чтобы ко дню Св. Пасхи почетный лейб-медик Е. С. Боткин был бы назначен лейб-медиком на место покойного Г. И. Гирша»459. 8 апреля 1908 г. Фредерикс наложил резолюцию: «Высочайшее повеление исполнить».
После назначения Е. С. Боткина на должность лейб-медика изменился сам характер оказания императрице медицинской помощи. Если до этого Александра Федоровна много и охотно лечилась у ведущих профессоров Военно-медицинской академии, то с 1908 г. она ограничивалась услугами одного Е. С. Боткина, что также не осталось незамеченным. В мае 1910 г. А. В. Богданович записала: «Был Рейн460. Про молодую царицу сказал, что неоднократно ей предлагали позвать его, но она все отклоняет, не хочет показываться специалисту. Надо думать, что у нее есть что-то секретное, что она не решается доверить, и, зная, что опытный врач поймет, в чем дело, отклоняет помощь специалистов»461.
Известно, что мемуары и дневниковые записи, как правило, субъективны, поэтому приведенные материалы необходимо подкрепить архивными официальными документами. Наиболее информативными в контексте нашей темы являются поденные отчеты Дворцовой полиции, в которых подробно фиксировались все перемещения царственных особ и их контакты. Официально они назывались «Дневники выездов их императорских величеств». Поскольку Дворцовая полиция в то время выполняла функции личной охраны императорской четы, то к этим документам можно относиться с безусловным доверием. Анализ документов позволяет восстановить канву повседневной жизни царя и его семьи. Мы воспользуемся записями за 1910 г.
К этому времени у императрицы сложился свой распорядок дня. Утром – занятия с детьми и общая молитва. Завтракать Александра Федоровна предпочитала одна. В тот год она вообще старалась не бывать на людях, что связано и с ее болячками, и с особенностями характера. Например, 22 января 1910 г. на завтрак в 13 часов из Петербурга приехали вдовствующая императрица Мария Федоровна, младший брат царя великий князь Михаил и принц Петр Ольденбургский с женой, младшей сестрой царя, великой княгиней Ольгой Александровной. Собралась только семья, но императрица предпочла завтракать отдельно. Гости долго не задержались и уже в 14 часов 28 минут уехали.
Такая нелюдимость императрицы была связана с обострением ее заболеваний. О проблемах с сердцем упоминается в дневнике великой княгини Ксении Александровны: «Бедный Ники озабочен и расстроен здоровьем Аликс. У нее опять были сильные боли в сердце, и она очень ослабела. Говорят, что это на нервной подкладке, нервы сердечной сумки. По-видимому, это гораздо серьезнее, чем думают»462. Великий князь Константин Константинович тогда же, в 1910 г., записал в дневнике: «Между завтраком и приемом царь провел меня к императрице, все не поправляющейся. Уже больше года у нее боли в сердце, слабость, неврастения»463. Для лечения императрицы активно применяли успокаивающий массаж. Тем не менее заболевание не мешало ей ежедневно встречаться с Вырубовой.
Такая ситуация в семье, видимо, не устраивала вдовствующую императрицу Марию Федоровну. За весь год она виделась с невесткой только четыре раза: три – в апреле во время приезда в Петербург старшей сестры Александры Федоровны Ирэны Прусской и один – в мае на официальных мероприятиях, связанных с панихидой по умершему английскому королю. Дважды во время визитов Марии Федоровны в Царское Село, 22 января и 14 мая (торжественный завтрак по случаю очередной годовщины коронации, на котором присутствовали 360 человек), Александра Федоровна предпочитала оставаться в своих апартаментах, что объяснялось ее болезнью. Сама Александра Федоровна за 1910 г. посетила Петербург только четыре раза. Причем один раз (8 апреля) она с мужем заехала на 45 минут в Зимний дворец и тут же отправилась в Царское Село. Остальные посещения столицы носили вынужденный характер и были связаны с официальными мероприятиями и визитами.
В этот год круг общения Александры Федоровны был очень ограничен. 21 марта ее посетила старшая сестра великая княгиня Елизавета Федоровна, 23 апреля на день рождения императрицы приехала Ирэна Прусская, которая гостила до 9 мая. Накануне дня рождения Николая II (с 3 по 6 мая) все три сестры последний раз собирались вместе.
Но при этом в первой половине 1910 г. в отчетах Дворцовой полиции имя Вырубовой упоминается практически ежедневно. Весь январь императрица и Вырубова встречались почти каждый день, проводя по полчаса на Новой террасе близ Александровского дворца в Царском Селе, как правило, с 15 часов до 15 часов 30 минут. В феврале императрица каталась по парку на санках, а Вырубова сопровождала ее пешком, они также катались на санках по городу. Начиная с конца февраля 1910 г. в распорядок дня кроме дневных встреч вошли и ежевечерние, даже скорее ночные визиты императрицы к своей подруге. Обычно Александра Федоровна выезжала из дворца в 23 часа и возвращалась обратно уже заполночь. Этого распорядка она придерживалась и в очень загруженные дни. Так, 24 апреля императрица после утренней молитвы в 11 часов уехала на короткое время к Вырубовой (с 11.12 до 11.50), затем вместе с сестрой отправилась в Петербург, где наносила светские визиты, поздно вечером возвратилась в Царское Село и вновь посетила Вырубову (с 23.35 до 24.25). И так изо дня в день. Эта почти судорожная привязанность Александры Федоровны к Вырубовой на фоне игнорирования даже обязательных официальных мероприятий, безусловно, порождала нелестные для императрицы толки.
Можно, конечно, предположить, что частые поездки императрицы к Вырубовой были связаны с ее регулярными встречами с Распутиным. Но в данных наружной охраны имя старца за этот год вообще не упоминается, хотя все контакты царской семьи на личном и официальном уровне тщательно отслеживались. Из других источников нам известно, что в 1910 г. и Александра Федоровна, и Николай II неоднократно виделись с Распутиным. В дневнике царя за январь и первую половину февраля 1910 г. упоминается о 10 таких встречах. Николай II в своих дневниковых записях, как правило, был очень лаконичен, поэтому просто фиксировал сам факт встречи, иногда указывая и время. Так, 3 января 1910 г. среди упоминаний о домашних делах этого дня царь зафиксировал: «Видели Григория между 7 и 8 часами»464. Иногда он отмечал, что долго беседовал с ним. По характеру записей можно утверждать, что большая часть этих встреч происходила в Александровском дворце. Видимо, император запретил официально фиксировать такие встречи. Но надо сказать, что полиция в 1910 г. не отметила ни одной совместной поездки Николая II и Александры Федоровны к Вырубовой.
Несколько слов о доме Вырубовой. В 1908 г. она поселилась в Царском Селе в небольшом дачном доме, буквально в нескольких шагах от императорской резиденции. Эта желто-белая дача была построена архитектором П. В. Ниловым в 1805 г. Зимой там было очень холодно. После 1917 г. этот дом предоставили в аренду художнику И. Ершову, работавшему в Ленинградской консерватории. С 1936 г. и до немецкой оккупации в 1941 г. дом использовался Консерваторией. В настоящее время там находится ЗАГС г. Пушкина.
Говоря о взаимоотношениях Александры Федоровны и Вырубовой, следует коснуться и денежного вопроса. Анна Вырубова будучи фрейлиной получала 4000 рублей в год. Утратив этот статус после замужества, она стала «просто» подругой императрицы, однако эта «должность» не оплачивалась, и Вырубова оказалась в сложном материальном положении. Родители ее, конечно, содержали, однако жизнь при монархах была достаточно затратной. Министр императорского двора В. Б. Фредерикс тактично дал понять Александре Федоровне, что у ее подруги проблемы с деньгами. В результате императрица стала дарить Вырубовой платья и материю к праздникам, но денег ей это не прибавило. Наконец, между императрицей и ее подругой состоялся предметный разговор. По словам А. А. Вырубовой: «Она спросила, сколько я трачу в месяц, но точной цифры я сказать не могла; тогда, взяв карандаш и бумагу, она стала со мной высчитывать: жалованье, кухня, керосин и т. д. – вышло 270 руб. в месяц. Ее величество написала графу Фредериксу, чтобы ей посылали из Министерства двора эту сумму, которую и передавала мне каждое первое число». В последние годы императрица оплачивала дачу (2000 рублей) Вырубовой465.
26 мая 1910 г. царская семья по традиции переехала в Петергоф, при этом распорядок ее жизни практически не изменился. Вырубова также отправилась в Петергоф. 21 июня царская семья на яхте «Александрия» отбыла на традиционный отдых в финские шхеры. Неспешное плавание продолжалось достаточно долго, и в Петергоф они вернулись только 19 июля, и конечно, их сопровождала Вырубова. 15 августа царская семья отбыла за границу для лечения Александры Федоровны на курорте в Наугейме. Лечение не было особенно эффективным, и Вырубова писала, что по ее приезде в Наугейм она «нашла императрицу похудевшей и утомленной лечением». Сам Николай Александрович в сентябре 1910 г. писал П. А. Столыпину из замка Фридберг: «Лечение Ее Величество переносит хорошо, но оно еще далеко не кончено»466. В ноябре царская семья отправилась домой. По словам Вырубовой, ситуация несколько стабилизировалась: «Лечение принесло пользу, и она чувствовала себя недурно». Однако как следует из письма царя к матери в ноябре 1910 г.: «Аликс устала от дороги и снова страдает от болей в спине и в ногах, а по временам и в сердце»467. Царская семья прибыла в Царское Село утром 3 ноября.
Эта поездка вновь подогрела старые слухи, отражением коих стала дневниковая запись за ноябрь 1910 г. одного из мемуаристов, который отметил, что императрицы «не было на выходе. Ее психическая болезнь – факт»468. В декабре 1910 г. А. В. Богданович со слов императорского камердинера Радцига опять упомянула о Вырубовой: «Более чем когда-либо она близка с Вырубовой, которой все говорит, что ей говорит царь, царь же царице все постоянно высказывает. Вырубову во дворце все презирают, но никто против нее идти не решается, – она бывает постоянно у царицы: утром от 11 до часу, затем от двух часов до пяти и каждый вечер до 11А часов. Прежде бывало, что во время прихода царя Вырубова сокращалась, а теперь сидит все время. В 11А царь идет заниматься, а Вырубова с царицей идут в спальню. Печальная, постыдная картина!»469
Возникает немаловажный вопрос: как царская семья реагировала на эти слухи, которые, несомненно, до нее доходили? Внешне – никак. Николай II очень ревниво относился к вмешательству в его частную жизнь, он немедленно пресекал все попытки «открыть ему глаза», будь то «шалости» Распутина или «отношения» жены с Вырубовой. Фактом остается то, что все старания опорочить в глазах царской семьи как Вырубову, так и Распутина были безрезультатны. Вместе с тем нежелание царской семьи следовать сложившимся стандартам и традициям, безусловно, подрывало престиж самодержавной власти в России.
Таким образом, можно сделать несколько выводов.
Во-первых, в 1905–1906 гг. рядом с императрицей появилась настоящая подруга, однако особенности психоэмоционального склада Александры Федоровны вывели эту дружбу за рамки сложившихся стереотипов, что создало почву для появления порочащих ее слухов.
Во-вторых, в это же время у императрицы возникли серьезные проблемы со здоровьем – и не столько с больным сердцем, сколько в сфере психиатрии. Поэтому с 1908 г. Александра Федоровна фактически отказалась от услуг квалифицированных медиков и ограничилась помощью домашнего врача, принимавшего тот диагноз, который ставила сама императрица.
В-третьих, о лесбийских слухах можно говорить только как о версии, причем, естественно, политизированного характера. В кризисный для нее период Александра Федоровна судорожно цеплялась за эмоциональную поддержку своей единственной подруги – Вырубовой. Говорить о конкретном характере этой эмоциональной поддержки бессмысленно.
К 1912 г. этот слух постепенно угас, и новой темой для досужих разговоров стала «близость» Александры Федоровны с Распутиным. Фактически эти истории лежали в одной плоскости, имея главной целью – опорочить репутацию не только императрицы Александры Федоровны, но и всей императорской фамилии, дискредитировать идею самодержавия в глазах народа. Это была уже политическая линия, которую последовательно проводили лидеры буржуазных партий, борясь за власть.
После Февральской революции 1917 г. близкие к императорской чете люди попытались восстановить доброе имя императрицы. Так, Лили Ден впоследствии категорически заявляла, «что это утверждение просто чудовищно»470. Говоря об отношениях Вырубовой с Распутиным, она писала: «Я уверена, что Анна не любила его как мужчину»471, и что «ни о каком плотском влечении не могло быть и речи»472. Об этом же заявлял близкий друг императорской семьи офицер яхты «Штандарт» Н. П. Саблин в показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства: «Я совершенно отрицаю возможность физической близости Распутина к государыне и к Вырубовой»473. Мы упоминали мнение Э. Радзинского о том, что Вырубова являлась скрытой лесбиянкой. С другой стороны, можно привести слова современного биографа Николая II доктора исторических наук профессора А. Боханова, который утверждает, что «разговоры о «противоестественной любви» не имели под собой ни малейшей почвы»474.
Особо хотелось бы обратить внимание на слова весьма авторитетного для царицы отца Феофана, который во время допроса в той же следственной комиссии Временного правительства показал: «У меня никогда не было и нет никаких сомнений относительно нравственной чистоты и безукоризненности этих отношений. Я официально об этом заявляю как бывший духовник Государыни… И если в революционной толпе распространяются иные толки, то это ложь, говорящая только о толпе и о тех, кто ее распространяет, но отнюдь не об Александре Федоровне»475.
К сказанному выше можно добавить, что если Вырубова скрывала свои «увлечения», то в ближайшем окружении Александры Федоровны была еще одна откровенно «розовая» дама. В августе 1909 г. по категорическому настоянию императрицы княжна Вера Игнатьевна Гедройц476 была назначена на должность старшего врача Царскосельского придворного госпиталя. Именно В. И. Гедройц преподавала в августе 1914 г. медицину императрице и ее дочерям, и ей ассистировала Александра Федоровна на хирургических операциях в 1914–1916 гг. Гедройц и Вырубова оспаривали дружбу императрицы. По воспоминаниям современников, Гедройц о себе говорила в мужском роде: «Я пошел, я оперировал, я сказал». Она много курила, имела низкий голос. Ее называли «Жорж Санд Царского Села». Гедройц открыто жила с фрейлиной М. Д. Нирод477, которая работала хирургической сестрой в том же Царскосельском госпитале478.
На первый взгляд, знакомство с представленным материалом рождает ощущение, что «грех был». Вызывают доверие источники информации из Александровского дворца – камердинеры Радциг и Шалберов, дворцовый комендант Дедюлин, поденные отчеты Дворцовой полиции.
С другой стороны, жизнь бывает и сложнее, и проще шаблонных схем. Сама Вырубова писала: «В течение первых двух лет моих дружеских отношений с императрицей она пыталась так же тайно, как контрабанду, проводить меня в свой кабинет через комнату для прислуги, чтобы я не встретилась с ее фрейлинами. Императрица опасалась возбудить в них чувство ревности. Мы проводили время за рукоделием или чтением, и секретность встреч только создавала почву для ненужных слухов»479.
Позже во взаимоотношениях Александры Федоровны и Вырубовой случались периоды охлаждения, почти семейных ссор, но свою дружбу они сохранили до самого конца. Когда во время Февральской революции 1917 г. больная Анна Вырубова лежала в одной из комнат Свитской половины
Александровского дворца, доброжелатели посоветовали императрице удалить ее из резиденции, поскольку она была слишком одиозной фигурой. На это предложение Александра Федоровна ответила: «Я не предаю друзей»480. В марте 1917 г. Вырубову арестовали и увезли в Петроград.
А. А. Вырубова сумела сохранить дружбу императрицы, находясь около трона на протяжении 12 лет. Она фактически являлась главной помощницей императрицы, которая с 1915 г. начала плотно втягиваться в политическую жизнь России. Она сумела сохранить имидж глуповатой, малосведущей и малопонимающей женщины в марте – июле 1917 г. во время допросов в Петропавловской крепости, а в августе революционные матросы повторно ее арестовали и заключили в Свеаборгскую крепость. В сентябре 1917 г. благодаря вмешательству Петросовета, который возглавлял Л. Д. Троцкий, она была освобождена и доставлена в Петроград, в Смольный. 8 октября 1918 г. по доносу Вырубова была вновь арестована ЧК, однако вскоре бежала из-под стражи при переезде из одной тюрьмы в другую – с Гороховой на Шпалерную.
Конечно, Анна Вырубова не была такой глуповатой простушкой, какой ее подчас рисуют современники. Так, последний министр внутренних дел царской России А. Д. Протопопов утверждал, что Вырубова являлась «фонографом слов и внушений… Государственной мысли своей нет, механически передавала слышанное»481. Но «умного» Протопопова расстреляли большевики, а «глуповатая» Вырубова после нескольких арестов ухитрилась уцелеть и выжить в мясорубке Гражданской войны, когда «бывших» расстреливали пачками. Она сумела бежать из Петрограда в Финляндию в 1920 г., где прожила всю оставшуюся жизнь.
В 1923 г. в Париже А. А. Вырубова выпустила в свет на русском языке воспоминания «Страницы моей жизни». В том же году в Нью-Йорке вышло издание этой книги на английском языке. В 1937 г. Вырубова закончила работать над второй книгой воспоминаний, повторив в ней частично написанное в 1923 г. Рукопись пролежала до 1984 г., когда и была издана под названием «Неопубликованные воспоминания А. А. Вырубовой».
После начала советско-финской войны в ноябре 1939 г. Анна Вырубова бежала из-под Выборга, где она жила, в глубь Финляндии и тоже уцелела. В Финляндии она приняла тайный постриг в инокини под именем Марии и вела крайне замкнутую жизнь. Умерла Анна Александровна Вырубова в 1964 г., прожив 80 лет.